Оборвалась пуповина, связывающая глобалистов с властью в Москве
Президент России Владимир Путин объявил о масштабных и радикальных мерах для политических и конституционных инициатив. Очевидно, с их помощью он стремиться гарантировать, что Россия не вернется к ельцинскому хаосу и подчинению глобалистским интересам, а сам он сохранит контроль над процессами и после официального завершения своего последнего президентского мандата. Как бы ни выглядели эти действия с точки зрения внутренней политики, они включены в более широкий контекст процессов деглобализации, развязанный руководством другой мировой суперсилы — США.
Американский президент Дональд Трамп, как бы ни верили в это критики в начале его мандата, планомерно разваливает международный порядок, который последние четыре десятилетия навязывал неолиберальный глобализм администрации Рейгана. Этот порядок, принятый многими, как аксиома, мир, в котором мы жили до нынешнего момента — момента эрозии национального государства и предательство его суверенитета, осуществленного суверенными народами, в руках наднациональной власти, оторванной от демократического контроля. Мир, в котором фундаментальные решения о жизни людей идут вразрез с основами демократии и формулируются международными комиссиями, экспертными панелями, мониторящими органами, наднациональными трибуналами, избранными и направляемыми транснациональной элитой. Мир неограниченного административными и политическими барьерами глобального рынка. И если нынешняя американская администрация, действуя в духе традиционного американского консерватизма, возьмет прямой курс на ревизию этой модели и деглобализацию, то полный демонтаж окажется практически невозможным без участия хотя бы одного из двух других суперсил — России или Китая.
Факты свидетельствуют о том, что для интересов Пекина модель неолиберального глобализма — удобная среда для мировой китайской экспансии. Поэтому ключ к деглобализации оказывается в руках Москвы и Вашингтона. И если в США судьба деглобализации зависит от успеха Дональда Трампа на выборах в ноябре этого года, то еще несколько дней назад для России все выглядело не так просто. Но тектонические сдвиги, которые будут вызваны осуществлением уже объявленных предложений Путина на всех уровнях российской политической и конституционной системы, ясно дают понять: это придаст новый импульс деглобализации. Программа «Путин» окончательно уводит Российскую Федерацию от схемы неолиберального глобализма. Во-первых, с помощью отказа от приоритета международных норм над внутренним законодательством и созданием механизмов против внешнего вмешательства, в том числе и в судебную власть, полностью восстанавливается законодательный и судебный суверенитет России. Остальное — положения, которые действуют в США уже 200 лет. И, во-вторых, с вступлением в силу запрета двойного гражданства для политических и административных элит и условия, что будущий президент должен прожить на постоянной основе как минимум 25 лет на территории России, произойдет радикальное изменение российской политической элиты, созданной глобалистами еще в эпоху Ельцина, большая часть которой отождествляет себя больше с интересами коллективного Запада, чем со своим собственным государством со всеми его имперскими традициями, военной мощью и культурной самобытностью.
Захват России глобалистами после распада СССР и при президентстве Ельцина был только плацдармом перед ее полным распадом и грабежом мирового капитала. Эти процессы были освоены и прекращены с приходом Путина в конце 90-х годов XX века, а Россия постепенно начала возвращаться на геополитическую арену как авторитетная военно-политическая суперсила, хоть и не очень экономически мощная. Если будут приняты предполагаемые Кремлем конституционные изменения (что, по крайней мере, сейчас кажется наиболее вероятным сценарием), будет окончательно разорвана пуповина, связывающая глобалистов с властью в России. Так, образно говоря, половина мира (США и Россия) будет изъята из неолиберальной модели глобализации.
Последние годы неолиберальная доктрина представляла глобализацию в ее нынешнем виде как неизбежный и однонаправленный процесс, независящий от человеческого вмешательства. Выброшенным на улицы работникам очередного завода, перенесенного в Китай, Мексику ли Бангладеш, Бил Клинтон когда-то объяснял, что это естественный процесс, и государство не может его остановить. Это как природный катаклизм. По словам одного из высших руководителей Goldman Sachs International, «красота глобализации в том, что она вне контроля людей, правительства и институтов». Однако неслучайно ряд аналитиков, таких как, например, Манфред Стегер, говорят о «глобализмах», то есть о разных подходах к этому феномену. И не принимают идею, что процесс глобализации развивается сам по себе. По мнению Стегера существует как минимум три вида «глобализма». Первый — «рыночный глобализм» (market globalism), составляет неолиберальная доктрина. Второй — это левый, прогрессивный угол зрения на процесс глобализации — justice globalism. И третий вид глобализма — глобализм исламского фундаментализма, jihadist globalism. «Рыночный глобализм, знакомый миру 80-90-х годов, превратился в «имперский глобализм» (imperial globalism), добавивший ускоренную политическую интеграцию к экономической интеграции в однополюсном мире с гегемоном США. По сути, не говоря это прямым текстом, Стегер обозначил симбиоз неолиберализма и неоконсерватизма, породившего идеологию неолиберального глобализма, которую и выпроводил Трамп.
Но правда в том, что глобализация не односторонний процесс, и он может развиваться по различным моделям. Сегодняшняя модель глобализации — продукт политических решений для дерегулирования и поддержания нормативной и институциональной среды для свободной торговли, а не неведомая природная сила, как пытались это представить глобалисты. Даже профессиональные проповедники неолиберального глобализма, такие как занимавший многие годы пост председателя Совета управляющих Федеральной резервной системой США Алан Гринспен, все же признают, что полностью глобализированный мир с неограниченным движением товаров, капиталов, людей, движимых только стремлением обогатиться — абсолютная иллюзия. В какую сторону, с какими темпами и до какой степени развивается глобальный рынок — все это полностью политические вопросы, которые решаются политическими институтами народов.
В этом смысле необходимо различать понятия «глобальности» как состояния взаимосвязи и взаимозависимости и «глобализации» как комплексного процесса. Никто не отрицает глобальность. Противоречия связаны с процессом глобализации, то есть с тем, как формируется состояние глобальности. Мир был в состоянии глобальности и во времена Римской империи, когда Плиний Старший (23-79г.) выступил в Сенате решительно против неконтролируемого ввоза шелка из Китая. Он считал, что это приводит к изменениями ценностей, например, развращает женщин, которые начали носить легкую и прозрачную одежду. Глобальность налицо и сейчас, в эру смартфонов и искусственного интеллекта. Но внешний вид глобальности зависит от параметров процесса глобализации. Любой социальный процесс моделируется в соответствии с ценностями, идеологическими и, в конце концов, политическими формулировками и решениями. Могут быть различные по идеологии подходы к глобализации: так, например, левое видение глобализации, часто называемое также «альтер-глобализацией», фокусируется на солидарности между общностями, на устойчивом развитии и уменьшении социального неравенства. Консервативное видение скорее связано с так называемой «деглобализацией» — политическим курсом, по которому (по различным причинам и с различным темпом) сейчас движутся Белый дом и Кремль. Деглобализация основывается на сохранении суверенитета национального государства, на праве народов самим определять форму и способ своего существования с ограничением наднациональной власти. В центре — экономический национализм, а также политика защиты национального капитала и рабочего класса.
Однако неолиберальные глобалисты, ведомые типичным для них «уважением» к плюрализму, заявляют, что не может быть двух взглядов на глобализацию. Их точка зрения господствовала около сорока лет. Несомненно, это доминирование также стимулируется спецификой финансовых рынков и гибкого, изменчивого и космополитического финансового капитала, приток которого особенно выделился в 70-ые годы XX века. Но ставки уже сделаны.