«Проходите внутрь», — просит Виктор Вексельберг: согласно русской примете нельзя пожимать друг другу руки через порог — это к несчастью. Мы встретились с ним в его офисе в Цюрихе. Там российский олигарх, живущий вот уже 15 лет в Швейцарии, дал интервью газете Blick, что он вообще делает крайне редко. Мы начинаем разговор с трагической истории его семьи: 75 лет назад нацисты убили 17 членов его семьи, которые были евреями.
Blick: Господин Вексельберг, вы делаете многое для того, чтобы преступления Холокоста не были забыты. Почему?
Виктор Вексельберг: Почти все родственники моего отца были убиты во время Холокоста, но я долгое время не знал, как это произошло.
— А как это произошло?
— Мой отец был евреем, у меня еврейская кровь. До того, как поступить в институт в Москве, я с родителями жил в Дрогобыче на западе Украины. Время от времени я просил отца рассказать мне о судьбе моей бабушки, дедушки, дяди и тети. Но он всегда очень коротко отвечал: они погибли во время войны. В детали он вдаваться не хотел.
— Как вы, наконец, узнали правду?
— Это произошло много позже, когда я уже давно жил в Москве. И тогда отец мне все рассказал. Когда нацисты стали отступать, они согнали всех его родственников, их было 17 человек, вместе с 12 тысячами других евреев, которые жили в Дрогобыче во время немецкой оккупации, в лес недалеко от города и расстреляли.
— Какова была ваша реакция?
— Я был в шоке. Не мог понять, почему отец не рассказал мне об этом раньше, почему мы не ездили на братскую могилу, в которой лежали наши близкие. Отец ответил, что хотел таким образом защитить меня от антисемитизма. Я до сих пор не могу этого понять. Хотя я, конечно, знаю, что антисемитизм на Украине был и существует до сих пор.
— В чем он выражается?
— Все родственники отца погибли, за исключением одной двоюродной сестры. Она осталась жива благодаря тому, что одна украинская семья прятала ее всю войну у себя в подвале — четыре года! После того как Красная Армия освободила наш город, она сумела эмигрировать в США. Там я нашел ее в 90-е годы и привез в США отца. Я предложил тете свозить ее домой на Украину, чтобы она смогла встретиться с людьми, спасшими ей жизнь. Она в ужасе посмотрела на меня и сказала: «Я никогда не вернусь туда!» Она работала учительницей музыки и зарабатывала мало. Тем не менее она посылала той семье, сколько могла — от 50 до 100 долларов. Позднее я нашел потомков семьи, которая помогла моей тете остаться в живых, и предложил им существенную помощь. Они ее приняли, но попросили никому не говорить, что их родители во время войны прятали у себя еврейку. И поэтому их соседи и спустя десятилетия после войны ничего не узнали об этом — настолько силен там антисемитизм до сих пор!
— Что общество может сделать против антисемитизма?
— Лично я делаю все для борьбы с ним, так же как и с другими формами ксенофобии. Как председатель правления Еврейского музея в Москве я активно участвую в разных еврейских проектах как в России, так и за рубежом. В моем родном городе на Украине, в том самом лесу, где были расстреляны члены моей семьи и тысячи других людей, я поставил памятник. Я организовал также поиск имен погибших, чтобы увековечить их память, и чтобы их родственники и друзья могли приходить на их могилы. Еще при жизни моего отца мы вместе с ним организовали работы по реставрации синагоги в Дрогобыче. Это одна из самых больших синагог в Восточной Европе, и работы там длились более трех лет. В ее открытии приняли участие не только многочисленные жители региона, но и приезжие со всей Украины и из других стран. К сожалению, я сам там присутствовать не мог, потому что после США и Украина ввела против меня санкции.
— С 2018 года вы значитесь в санкционного списке США. По какой причине?
— Этот вопрос я задаю себе вот уже два года! К сожалению, ответа я пока не нашел. Я считаю эти санкции необоснованными и несправедливыми. Они, вероятно, отражают плохие отношения между США и Россией, но почему они коснулись лично меня, я понять не могу.
— Почему вашим адвокатам не удается добиться исключения вас из санкционного списка?
— Год назад мои адвокаты направили запрос в министерство финансов США. И хотя с тех пор прошел год, ситуация не изменилась. Но я испытываю сдержанный оптимизм относительно того, что эта проблема рано или поздно будет решена.
— Вы потеряли много денег из-за санкций?
— Финансовые последствия ощутимые. Мне пришлось уменьшить свои доли до 50 %, например, в фирмах Sulzer и Octo в Италии. Но тем не менее, как однажды сказал Марк Твен, «слухи о моей смерти сильно преувеличены».
— Ваши сын и дочь до сих пор живут в США?
— Сын окончило Йельский университет, дочь получила диплом МБА. Внуки ходят в Нью-Йорке в американские школы. Это усугубляет санкции для моей семьи.
— Как вы поддерживаете контакты в семье?
— Мне не разрешено приезжать в США. Поэтому семья встречается в Швейцарии или в России. Мы видимся друг с другом во время отпусков или по выходным.
— Вы ощущаете, что некоторые люди избегают контактов с вами из-за санкций?
— Есть деловые партнеры, которые заморозили контакты со мной. Они боятся, что санкции применят и к ним. Но в личных связях все происходит как раз наоборот: мои друзья и партнеры в благотворительных и культурных проектах, в том числе и здесь, в Швейцарии, поддерживают тесные контакты со мной. Я пользуюсь этими возможностями и благодарен им за это.
— Постоянно высказываются предположения, что вы входите в ближний круг президента Путина. Насколько хорошо вы знаете его в действительности?
— Мы принадлежим к одному поколению, и, как и многие другие крупные предприниматели, я знаю его почти двадцать лет. Но в приватной атмосфере мы беседуем друг с другом редко — в последний раз я разговаривал с президентом Путиным с глазу на глаз почти три года назад. Но два-три раза в год он встречается с представителями делового мира, и в этих встречах регулярно участвую и я. Поэтому я думаю, что он узнает меня в толпе (смеется).
— Какая идея стоит за путинской реформой государства?
— Это было неожиданностью для всех. В том числе и для меня. Насколько я понимаю, президент хочет предоставить парламенту больше полномочий. И это хорошо.
— Не является ли реформа одним из средств для сохранения власти Путина?
— Усиление законодательной власти и определенное ограничение власти исполнительной, которое проистекает из реформы, по моим представлениям о демократии, в любом случае позитивно.
— Вы стоите во главе инновационного парка Сколково, Кремниевой долины России. Как там дела в настоящее время?
— Этот проект крайне важен для будущего России. Я активно участвую в нем вот уже десять лет безвозмездно. Сколково было основано, чтобы поддерживать стартапы в области высоких технологий, развивать сферу образования и науки и создавать условия для возникновения инновационных технологий. Мы сотрудничаем с лучшими высшими учебными заведениями мира, в том числе с Массачусетским технологическим институтом и Швейцарской высшей технической школой. Это очень важный проект для России, это своего рода технологический хаб, соединяющий российские компании с остальным миром и наоборот. К счастью, он продолжает функционировать, несмотря на санкции против России.
— Ваши проблемы решились бы, если бы президент Трамп в ноябре не был выбран на следующий срок?
— Многое из происходящего сегодня в США крайне меня удивляет, ведь я ориентируюсь на принципы отцов-основателей: демократию, свободу выражения мнений, неприкосновенность права собственности, открытость в международном сотрудничестве, здравый смысл. Но я также нахожу, что американский народ должен сам решить, кто будет президентом.
— Что делает для вас Швейцария?
— Я очень благодарен швейцарскому правительству за предоставленную мне возможность обсуждать с ним мою ситуацию. К сожалению, правительство не в состоянии решить эту проблему. Швейцарская финансовая и банковская системы, а также швейцарские компании, в том числе и те, где у нас доля, зависят от решений США. Раньше я думал, что швейцарские компании независимы от третьих стран. Но, к сожалению, я заблуждался. В особенности банковская система очень зависима от решений США.
— Каковы последствия этого?
— Вот уже почти 15 лет я делаю инвестиции в швейцарские фирмы и всегда поддерживал стратегию, которая помогала им занимать ведущие позиции в мире в своих отраслях. Санкции против меня вредят всем — к сожалению, и другим акционерам, потому что биржевая стоимость этих предприятий снизилась, и им стало труднее заниматься бизнесом.
— Это приводит к сокращению рабочих мест?
— Надеюсь, что нет, но риск сохраняется. В Италии у нас только что произошло следующее: одну довольно большую компанию пришлось ликвидировать, и это было прямым следствием санкций, потому что банки прекратили с ней сотрудничать.
— В Швейцарии у вас был конфликт с владельцем компании Amag Мартином Хефнером (Martin Haefner) из-за сталелитейной компании Schmolz + Bickenbach.
— Этого конфликта можно было бы избежать, потому что я не контролирую фирму Schmolz + Bickenbach, и у меня в ней нет долей. В конечном итоге от спора теряют все: мажоритарные акционеры, миноритарные акционеры и сама компания. К счастью, мы нашли выход.
— Господин Хефнер назвал вас «фантомом». Вас это обидело?
— Не обидело, а скорее удивило. Мы давно знаем друг друга. Надеюсь, что я для него больше не являюсь чем-то мистическим.
— Вы будете вновь инвестировать в Швейцарии, если санкции снимут?
— Все возможно. Но сейчас, к сожалению, приходится выдерживать паузу.
— 15 лет назад все думали, что вы приезжает в Швейцарию, чтобы заниматься спекуляциями.
— Я всегда говорил, что являюсь долговременным инвестором. Многие мне не верили. Но наши дела и их результаты — лучшие тому доказательство. Все, что мы обещали, мы выполнили. Теперь — как я надеюсь — все видят, что я делаю долговременными инвестиции.
— Вы можете вкладывать деньги по всему миру. Чем вас привлекает именно Швейцария?
— Когда-то мне нужно было выбрать место для своей штаб-квартиры — в Лондоне или в Цюрихе. Многие русские инвесторы выбрали Лондон, я — Цюрих. Здесь надежный правопорядок, широко развитая банковская система и хорошая инфраструктура. Условия жизни хорошие, международные школы прекрасные. В Цюрихе происходит множество событий мирового уровня, здесь культура, музеи, выставки. И не в последнюю очередь я люблю горы, люблю кататься на лыжах.
— Вы хотели бы стать однажды гражданином Швейцарии?
— Я уже давно здесь живу и так же давно плачу налоги. Но чтобы стать настоящим гражданином, нужно еще и владеть языком. Это нелегко, но я потихоньку работают над этим.