России нужна современная, демократическая левая сила — все чаще слышим мы от политологов и журналистов, еще недавно считавших лозунги о защите трудящихся и правах угнетенных атавизмом прошлого века. В чем причина такого «левого поворота»?
Во-первых, растущее неравенство и демонтаж социальных гарантий выходят на первый план медиа-повестки — сегодня уже помимо воли либеральных комментаторов. Во-вторых, стало неудобно и непрактично считать обозначающее эти тенденции слово «неолиберализм» лишь левацким идеологическим ярлыком, оно давно вошло в обиход мировой экономики и политики. Наконец, у нас все больше поводов задумываться о том, как могла бы выглядеть партийная система в «прекрасной России будущего».
Вопрос о политической силе, которая бы совмещала борьбу за демократические права и свободы с защитой наемных работников и уязвимых слоев, являлась бы альтернативой как просоветскому реваншу, так и рыночному либерализму, разумеется, стоял еще с перестройки. Именно тогда выходцы из левых диссидентов вместе со сторонниками «социализма с человеческим лицом» из КПСС и просто политизировавшимися советскими гражданами сформировали среду, в которой на протяжении 90-х возникали разнообразные леводемократические проекты и шли напряженные программные дискуссии.
С этой средой были связаны многие известные публицисты и политики — от Роя Медведева и Бориса Кагарлицкого до Александра Руцкого, Ивана Рыбкина или Андрея Исаева, сегодняшнего функционера «Единой России». В 2001 году инициатором одного из социал-демократических проектов — СДПР — стал Михаил Горбачев. Пожалуй, последним амбициозным начинанием в этом сегменте стала «Партия труда», которая в результате разногласий между Олегом Шеиным и Сергеем Храмовым трансформировалась в 2005 году в малозначительных «Патриотов России».
Любой массовый протест снова ставит вопрос о левой повестке и ее политических агентах
К середине нулевых, в результате новой зачистки и передела политического поля, вопрос о независимой леводемократической альтернативе был снят с повестки дня. Установилась система «управляемой демократии», опорами и во многом бенефициарами которой до сих пор являются КПРФ и СР, имеющие некоторые леводемократические пункты в своих программах, но не способные всерьез бороться за их реализацию. Консервативные, право-популистские представления и лозунги также выводят их за рамки современного левого поля. В 11-ом году обсуждался курьезный факт членства «Справедливой России» в Социалистическом Интернационале — в период, когда депутат от партии Елена Мизулина активно лоббировала в Госдуме ультра-консервативный закон об абортах.
Так или иначе, любое социальное обострение, любой массовый протест снова ставит вопрос о левой повестке и ее политических агентах. Сейчас появляется новое поколение леводемократических политиков, лишенных как травматичного бэкграунда 90-х, так и стереотипов леворадикального подполья.
«Леводемократическая повестка сегодня — это полная антитеза господствующему в России порядку», — считает муниципальный депутат Зюзино Александр Замятин. «В политике это демократия низового, самоорганизующегося и популистского типа, противоположная авторитарному вертикальному технократическому режиму. В экономике это борьба с неравенством, очевидным у нас почти кастовым имущественным расслоением. В социальной сфере — государственные социальные гарантии вместо биополитики».
Во время протестов 12-го года борьба за включение социальных требований в документы оппозиции походила скорее на торг — левые пытались как можно больше говорить о зарплатах, трудовых правах и гарантиях, либералы опасались размывания общедемократической повестки. Итогом этих торгов становились более или менее компромиссные резолюции.
В последние годы ситуация изменилась — т.н. социальная повестка стала явным здравым смыслом для оппозиционной среды. Отчасти это связано с подъемом городских движений, активисты которых, борющиеся против слияния школ, закрытия поликлиник, коммерческой застройки, активно участвующие в муниципальных и городских кампаниях в качестве кандидатов, работников штабов, волонтеров, составляют активное ядро оппозиции.
На Конгрессе независимых муниципальных депутатов в октябре 2019 в Москве два десятка мундепов, обсуждавших социальную политику, вполне единодушно говорили о необходимости качественного усиления роли государства в социальной сфере. И, что интересно, лишь один участник пытался обратить внимание на то, что конгрессом принимается как нечто самоочевидное традиционно левая по своей сути повестка.
На социальный поворот оппозиции повлиял в последние годы и Алексей Навальный. Его популистские разоблачения коррупции во многом легитимизировали ненависть к «богатым», которая раньше считалась прерогативой «красных» радикалов или ностальгиков. Еще одним шагом влево стали попытки Навального создавать профсоюзы и включать их в свою политическую орбиту. Пытаются отвечать на левый запрос и другие либеральные политики — Илья Яшин не только с удовольствием позирует на фоне плаката польского профсоюза «Солидарность» в своем кабинете главы муниципального собрания, но и порой использует свои небольшие полномочия для помощи водителям и работникам ЖКХ, чьи трудовые права нарушает местная власть и бизнес.
Правильный капитализм бывает только в розовых снах
Можно смело сказать, что леводемократических взглядов, пусть и не всегда сознательно, придерживается сегодня подавляющая часть социальных и профсоюзных активистов. Логика политизации и идеологизации среднего социального активиста сегодня чаще всего отсекает чисто идеологические — просоветские, ультралиберальные, националистические — крайности. Разумеется, есть и те, кто «заходит» со стороны идеологии — сталинисты, ультралевые, либералы перестроечного склада, видящие за произволом режима в первую очередь советские традиции. Но большинству, которое идет от конкретики, от «малых дел», напрямую сталкивается с произволом застройщиков или работодателей, легко понять, что против них действует не абстрактный «чекистский режим», а конкретная, ситуативная связка интересов городской власти и капитала. Что силовые методы, как и коррупция — органичная часть предпринимательского поведения, а хорошие капиталисты и правильный капитализм бывают только в розовых снах.
С другой стороны, постоянное общение с полицией и «Центром Э» делает активистов чувствительными к проблематике политических репрессий, к универсальной ценности прав человека. Всерьез пережив такой опыт, сложно одобрять террор 30-х годов или позднесоветскую карательную психиатрию.
Таким образом, активист(-ка) приходит к представлению о том, что для защиты окружающей среды, городской застройки, доступной медицины и образования, трудовых прав, культурного наследия необходим не свободный рынок, а его ограничение, контроль со стороны государства. Демократический контроль граждан над государством и демократический контроль государства над бизнесом — примерно так можно описать стихийно оформляющуюся формулу левой демократии.
Аспирант Высшей школы экономики, редактор журнала DOXA Армен Арамян считает, что в студенческой среде, в аудитории 18-25 лет «запрос на леводемократическую организацию будет только расти — в связи с ускоренными темпами коммерциализации высшего образования: увеличением платных мест в вузах, повышением цен на общежития, а также сокращением пространства возможностей в связи с прекаризацией труда».
«Запрос на леводемократическую силу есть, в том числе, среди сторонников КПРФ и Яблока. Организации такого толка есть, но нет цели для их объединения — участия в выборах, например. Такая цель не ставится по причине сложности/невозможности регистрации. При снятии барьеров на блокирование на выборах и на регистрацию партий такая интегральная организация может возникнуть, поскольку в обществе растут требования перемен, ликвидации соц. неравенства, усталости от правой и архаично-сталинистской идеологии и риторики,» — полагает Сергей Цукасов, муниципальный депутат Останкино.
«В профсоюзной среде есть запрос на свою политическую организацию, однако нет ресурсной базы, и в сегодняшней ситуации это грозит погромом», — считает Андрей Коновал, сопредседатель динамично развивающегося сегодня профсоюза медиков «Действие».
По мнению мундепа Замятина, «сегодня правоконсервативный авторитаризм Путина ловко купирует любые попытки создания левой партии с помощью комбинации политтехнологий и репрессий. Грубо говоря, пока есть КПРФ, ниша левой партии занята, и у левых активистов мало шансов, потому что радикализм карается, а умеренных кооптируют. Похоже, что именно политическая система все хуже справляется со своей функцией, рейтинги верховной власти нестабильны, премьера Медведева пришлось убрать, „Единая Россия" не понимает, как идти на выборы в Госдуму, на местных выборах каждый год независимые политики выбивают административных».
Что, кроме очевидных препон со стороны режима, мешает сегодня формированию внятной леводемократической силы со своей повесткой?
Среди важного — вопрос о государстве и революции, «вечный», программный и идеологический вопрос левых. Больше или меньше государства нам нужно? В условиях авторитаризма, подавления демократических прав с одной стороны и все большего отказа государства от социальных обязательств с другой напрашивается следующий ответ.
Нам нужно демократическое социальное государство, взаимодействующее с гражданским обществом, поддерживающее структуры социальной защиты, самоуправления и готовое при благоприятных условиях «растворять» в них все больше своих функций, к чему стремились левые социалисты и коммунисты разных времен.
Возможно ли мирное движение в этом русле? Вопрос открытый. В 20-м веке надежда на мирный разрыв с капитализмом привела к поражению радикальных реформистских проектов вроде плана Мейднера в Швеции или программы Альенде в Чили. Есть проблема и с социалистическими революциями — в 20 веке они чаще всего приводили к диктатурам, хотя и модернизировавшим общество, но чаще всего далеким как от буржуазной, так и социалистической демократии.
Идентификация российских радикальных левых, само собой, держится на революционном сантименте, в том числе, на историческом отмежевании от социал-демократии. На первый план выдвигаются веские примеры предательства и оппортунизма со стороны последней. В тени остаются истории трагически несостоявшегося (Германия 30-х) или успешного (та же Чили эпохи «Народного единства») сотрудничества. Сложным остается вопрос о политической конкуренции — с одной стороны, большевикам были не совсем чужды идеи «социалистической многопартийности», с другой — классическое представление о коммунистах как единственном авангарде рабочего класса воспроизводит сектантские стереотипы в небольших левых группах и не позволяет развивать культуру сотрудничества и надорганизационной солидарности, жизненно важную сегодня.
Только приняв и переварив советский опыт как свой собственный, современные социалисты смогут предложить свою убедительную версию истории
В либеральной среде, напротив, бытует мнение, что левым следует полностью отмежеваться от советского и революционного наследия, чтобы стать полноценными участниками демократического процесса. Чаще всего это означает признать не только репрессии советского периода, но и опасность/утопичность вообще каких-либо попыток выйти за рамки капитализма. Новая социал-демократия в этом контексте видится левой опорой будущей системы, чем-то вроде Демократической партии в США.
Однако, было бы не слишком дальновидно, формируя новую политическую традицию, опираться исключительно на образ исторически проигравших — на образ жертв, каковыми чаще всего предстают меньшевики или левые эсеры в левом антисоветском мифе. Да, многопартийное советское правительство и социалистическая демократия, к большой трагедии для страны, не реализовались. Вина за это (если здесь уместно говорить в категориях вины) лежит на всех участниках тогдашней левой, на их теоретических, тактических и стратегических ошибках. Стоит признать, что все они стали частью той трагической истории российского социализма, которая началась задолго до 17-го, потерпела поражение в начале 90-х и продолжается сегодня.
Только приняв и переварив советский опыт как свой собственный, современные социалисты смогут предложить свою убедительную версию истории, включающую и неизбежный разговор о государственных репрессиях, начавшихся вскоре после Гражданской войны. Уступив же большевистскую историю с ее революционными победами и советскими символами, отдав ее на заклание вместе с коррумпированной и консервативной КПРФ, левые рискуют лишить себя какой-либо исторической базы в России.
Вспомним 90-е, когда многие левые демократы считали первостепенной задачей свести счеты с КПСС и советским наследием, рассчитывая на удачную конкуренцию с политическими оппонентами в новых условиях. Однако вульгарная либерально-рыночная пропаганда не оставила нашим тогдашним единомышленникам с их непростой, диалектической версией истории никаких шансов.
«Нельзя исключать, что развитие современных левых в России пойдет по американскому варианту, когда они активны в интеллектуальной и академической сфере, но очень слабы политически», — писал в конце 90-х ветеран леводемократического и профсоюзного движения Павел Кудюкин. Сегодня американские демлевые переживают политический расцвет, российские же снова оказываются у этой тревожной развилки.
«Нужно баллотироваться во все доступные выборные органы и набирать сторонников за пределами узкой политизированной тусовки»
Разумеется, дело касается не только советского периода. Как справедливо отмечает Армен Арамян, помимо борьбы за социальные гарантии как реакции на их сокращение, нужна «позитивная концепция того, как Россия может выглядеть в будущем, что довольно сложно, поскольку у РФ очень болезненное колониальное и империалистическое наследие, которое сложно переформатировать в прогрессивное русло».
Еще об одном остром вопросе напоминает Андрей Коновал — «общество пока не дозрело до того, чтобы принять жесткую связку „гендерной" проблематики с социальной», обязательную для западных (и далеко не только западных) демократических левых. В этом смысле политическая социал-демократия в России должна будет проходить сложный путь между консервативным популизмом и радикальной гендерной программой, смущающей или отталкивающей часть потенциальной аудитории. Одно из возможных решений здесь — концентрация на социальной повестке, объединяющей условные леволиберальную и левоконсервативную среды, при четко артикулированном внутри и вне движения антирасистском и антисексистском кодексе. Плюс — сотрудничество с профильными, работающими с гендерной проблематикой, волонтерскими инициативами и НКО.
В манифесте «В защиту общества», который можно считать актуальным и надпартийным манифестом леводемократический сцены, помимо общеоппозиционных требований значится национализация базовых отраслей экономики, введение демократически организованной системы планирования, всеобщее право на бесплатное дошкольное, начальное, среднее и высшее образование и на квалифицированное медицинское обслуживание.
Это пункты способны, с одной стороны, привлечь широкий круг симпатизантов, с другой, достаточно четко отделить левую повестку от либеральной. Они достаточно умеренны, чтобы не выглядеть утопичными, при этом вполне могут стать революционными в сегодняшней системе. Можно ли выстроить на такой повестке влиятельный политический проект?
«Шанс леводемократического движения обрасти „мясом", ресурсами, организациями лежит в области публичной политики — нужно баллотироваться во все доступные выборные органы и набирать сторонников за пределами узкой политизированной тусовки», — считает Александр Замятин. «Неравенство, помноженное на массовое глубокое отчуждение людей от политики, порождает спрос на публичную низовую антиэлитарную политику, то есть популизм. А он может быть, как мы знаем, и левым, и правым, поэтому сама по себе леводемократическая политика не возобладает, это развилка, вызов, задача следующего этапа развития нашей страны».
Итак, наиболее политизированные активисты социальных движений и профсоюзов, студенты, борющиеся за доступное образование и демократические права в ВУЗах, леворадикальные активисты, выходящие за рамки старых ортодоксий, эксперты, готовые к ангажированной работе на политический проект — примерно так можно очертить леводемократическую аудиторию сегодня.
Четкое понимание роли государства в экономике и социальной защите, позитивно-критический образ прошлого, сочетание здорового патриотизма и интернационализма как «традиционной» и обязательной левой ценности, готовность и к позиционной борьбе в рамках капитализма, и к его преодолению — все это вместе дает шансы демократическому левому проекту в нашей стране.