В конце XVIII века, как раз тогда, когда царица Екатерина II настойчиво и систематически начала уравнивать в правах украинскую казацкую верхушку и российское дворянство, служил в Глухове, бывшей гетманской столице Кирилла Разумовского, имея ранг военного старшины, «казак, сын и внук казака» (так, из некоторых источников, он сам рассказывал о своей родословной) Федор Мережко. Тысячи и тысячи одаренных, честолюбивых, беспринципных, циничных и храбрых представителей украинской старшины, получив, подобно Федору Мережко, статус дворянина, двинулись в Петербург — делать карьеру (многие из них, и это немаловажно, не отрекались от Украины, не забывали о ней. Другие верой и правдой стали служить имперскому государству).
Вот и сын Федора Мережко, Иван, перебравшись на рубеже ХVIII и ХIХ веков, во времена Павла I, в имперскую столицу, уже как российский дворянин вступил в элитный Измайловский полк — и, что вполне понятно в тех условиях, сменил родовую фамилию Мережко на Мережковский. Иван Федорович участвовал в войне с Наполеоном 1812 года, впоследствии вышел в отставку, женился. А сын его, Сергей Иванович, отец героя нашего рассказа, получил довольно высокое положение при «Министерстве двора» царя Александра II, став высоким сановником империи.
Но вот чего точно не было, даже в минимальной пропорции, в сознании и творчестве его сына Дмитрия Сергеевича (01.08.1865 — 07.12.1941), когда-то не без оснований названного «первым в России писателем-европейцем» (его исторические романы из трилогии «Христос и Антихрист» «Гибель богов. Юлиан Отступник», «Воскресшие Боги. Леонардо да Винчи», «Петр и Алексей» — Петр в этом романе изображен в образе Антихриста — немедленно после публикации в России переводились на французский и немецкий) — точно не было у Мережковского-писателя и философа зависимости от имперских догм «самодержавия, православия и народности». Больше того — он подверг эту «уваровскую» триаду беспощадной критике.
Самодержавие Мережковский воспринимал как деспотическую, губительную для России систему власти; о его беспощадной идейной расправе над официальной имперской православной церковью, созданной совместными усилиями Петра и Феофана Прокоповича, можно писать целые тома (вывод Мережковского: эта церковь вообще не имеет ничего общего с Христом, она является рабом власти и поддерживает государственное насилие) очень и очень далеким был Дмитрий Сергеевич от идеализации русского народа — о чем пойдет речь далее.
Писатель, как и его жена Зинаида Гиппиус, ненавидели большевизм (его формула 1917 года: «Большевики ничего не могут создать, но все могут разрушить». Понятно, что эмиграция была для него неизбежной). Но это, опять подчеркнем, не превращало его в монархиста-ретрограда. Сам Мережковский не раз — и до революций 1905 и 1917, и после — подчеркивал, что важным для него «является младенец, который рождается, — истинно светлая новая Христова церковь», а не политические дискуссии и поединки. Оппоненты мыслителя заявляли, что Мережковский вообще — «мистик», «религиозный фантазер», чьи духовные поиски безмерно далеки от «злобы дня» и насущных потребностей жизни.
Сейчас мы, через сто с лишним лет, можем убедиться, что это совершенно не так. Напомним лишь о двух произведения Мережковского-публициста, оба — 1905 года (а его публицистика насчитывает шесть томов). Это — «Обращение к народу», где, в частности, провозглашается следующее: «Народ российский! Помни, что по милости Божией, а не по заслугам твоим Господь наградил тебя большой родиной, и не забывай, как много племен собрано под твоим государственным кровом. Как можешь ты, если носишь в сердце твоем любовь Христову, угнетать их насилием, озлоблять обидами? Нет тебе за это никакого оправдания! Нет на то воли Господа, чтобы ты творил над ними насилие».
И второе произведение — знаменитое тогда, в 1905 году (впрочем, по шумихе и «резонансу» сама суть пророчества писателя осталась совершенно непонятной, а со временем все было забыто), статья Мережковского «Грядущий Хам». Вот на ней стоит остановиться подробнее. Потому что здесь поражает социологическая, историческая точность прогноза этого «мистика», «мрачного искателя Бога» (на самом деле для Мережковского как раз светлое, даже «детское» восприятие мира является наиболее близким к Христу).
Итак, о чем пишет автор «Грядущего Хама»? Он прежде всего устанавливает самую тесную причинно-следственную связь между «мещанством» и «хамством» (для Мережковского это — не политические, а прежде всего духовные, мировоззренческие категории; но мы через 115 лет, очевидно, имеем здесь и страшный политический опыт также — что означает господство Хама, уже не грядущего, а реального победителя!).
Хамство, по Мережковскому, — это «мещанство, которое достигло своего крайнего предела и воцарилось». И как «культурное хамство», считал мыслитель, «где человеческая личность вообще исчезает, превращается в ничто», так и «дикое рабство» (по сути, «человеческий муравейник», по мнению писателя, результат борьбы ревностных социалистов, пусть и неосознанный результат — здесь Мережковский в определенной степени перекликается со знаменитой статьей Ивана Франко «Что такое прогресс?») — и то и другое является страшным Злом. «Печатью Зверя», как пишет автор. Хамство, по мнению Мережковского, возникает в любой культуре — и именно там, где возникает ослабление, потеря четкой ориентации в духовном мире. А источником хамства есть мещанство, по словам Герцена, на которого ссылается Мережковский, «та самодержавная толпа сплоченной посредственности, которая всем владеет, — толпа без невежества, но и без образования». Для этой толпы, по Мережковскому, «все просто, все плоско. Несокрушимый «здравый смысл», несокрушимая положительность». Есть то, что есть, и ничего больше нет. Этот мир — все, и нет другого мира, кроме этого. Земля — все, и нет ничего, кроме земли».
А к чему приводит, по мнению Дмитрия Сергеевича, господство хамского мещанства? Либо же к рабскому раболепию перед тиранической властью (что очень характерно для тоталитарных режимов ХХ века, добавим мы), либо к анархическому бунту разъяренной толпы, который разрушает все на своем пути. И первое, и второе для автора «Грядущего Хама» — это поклонение «Зверю», «Антихристу», а не Христу. Что касается социалистических доктрин, то, по словам Мережковского, «сила и слабость социализма как религии в том, что он предопределяет будущее социальное творчество и тем самым невольно включает в себя дух «вечной середины», мещанства, неизбежное метафизическое следствие позитивизма как религии, на которой и сам социализм построен».
Есть и вполне конкретные политические выводы автора. «Плод внутреннего, духовного мещанства — внешнее международное зверство — милитаризм, шовинизм, — пишет Мережковский. — Ведь внешняя политика является лишь циничным обнажением внутренней. По плодам узнаете их». Через девять лет началась Первая мировая война, через 34 года — вторая, Мережковский был свидетелем реализации своих пророчеств…
Еще очень точная оценка писателя: «Нет никакого сомнения, что наши марксисты — замечательные люди. И народ любят они, конечно, искренне. Но когда говорят о „железном законе экономической необходимости‟, то являются сильными, жестокими жрецами Маркса-Молоха, которому готовы принести в жертву весь русский народ. И договорились до „чертиков‟ — не только другим, но и самим себе опротивели. И, наконец, взяв своего Маркса, своего боженьку за ножку — и об пол ударили изо всех сил! Потому что тянулась, тянулась веревочка марксистская, а потом началась уже босяцкая» (Страшное, удивительно точное предсказание).
«Пусть не пугает, потому что не страшно», — так встретила интеллигентная Россия предостережение Мережковского: «Не бойтесь никаких соблазнительных вещей, никаких прелестей, никакой свободы, не только внешней, общественной, но и внутренней, личной, так как без второй невозможна и первая. Только одного бойтесь — рабства и наихудшего из всех рабств — мещанства, и худшего из всех мещанств — хамства, ибо раб, что воцарился, — и есть хам, а хам, что воцарился, и есть черт — уже не старый, фантастический, а новый, реальный черт, действительно страшный, страшнее, чем его рисуют — грядущий Князь мира сего, грядущий Хам». Читатель, надеемся, сам может разобраться — мистика это, или точное предсказание 1914, 1917, 1932 — 1933, 1939, 1941 — 1945 и многих других страшных годов ХХ века… А сегодняшнее хамское мародерство, разграбление государства?
***
Украинские корни Мережко у писателя Мережковского, иногда подсознательно, а иногда и вполне осознанно, давали о себе знать. Вот его слова: «Если быть русским, значит быть рабом, тогда я не хочу быть русским». Или же (ответ «державнику» Петру Струве): «Будем гореть в огненной печи, но Великой России в образе зверином — не поклонимся». Особенно интересно прочитать, как писатель анализировал духовный опыт Гоголя (статья «Гоголь и черт»). Есть ощущение, порой обосновано, что это — украинец пишет об украинце! Об этом — во второй части нашего повествования на эту тему.