Достаточно было бы того, чтобы в решающий момент Варшавской битвы в нее вступила громившая ранее наши подразделения на Украине Первая конная армия Семена Буденного, и поляки потерпели бы поражение. Этого хотел Михаил Тухачевский, командовавший наступавшим на Варшаву Западным фронтом Красной армии. Он видел, что его войскам, направлявшимся на запад через Северную Мазовию, угрожает опасность. Красные полки двигались, как грозовой фронт, и добрались до Плоцка, Дзялдово и Влоцлавека. Этот маневр оголил, однако, право крыло Западного фронта, позволив полякам пойти в контрнаступление.
Приказ о его начале 6 августа 1920 года отдал Пилсудский. Главный удар должны были нанести с реки Вепш пять дивизий. Тухачевский намеревался пресечь их действия, используя действовавшую под Львовом Первую конную армию. Планировалось, что она разобьет концентрировавшиеся на Вепше польские силы, а это сделает неизбежным падение Варшавы.
Однако Иосиф Сталин, комиссар советского Южного фронта, остановил армию Буденного под Львовом. Он уже чувствовал себя победителем в войне с поляками и планировал наступление на Венгрию, стремясь принести революцию на земли бывшей Габсбургской монархии. Для этой цели ему требовалась конница Буденного, кроме того, он не хотел помогать Тухачевскому, к которому испытывал неприязнь. Так что Первая конная армия безуспешно вела наступление на львовском направлении, хороня надежды на победу в войне.
Между тем ее удар в тыл готовящихся к наступлению с Вепша дивизий, закончился бы для них катастрофой. Разбить Северный фронт им, скорее всего, бы не удалось. Варшава бы пала, а польская оборона была бы прорвана. Вынужденные отступать поляки были бы вынуждены отбиваться изолированными группами, как на последнем этапе сентябрьской кампании 1939 года.
В первую очередь были бы уничтожены дивизии, находившиеся на Вепше, которыми командовал Пилсудский. Маршал наверняка сражался бы в первых рядах и не сдался живым в плен, а сейчас покоился не в Кракове, а на одном из полевых кладбищ. Возможно, его останки тайно захоронили бы в какой-нибудь безымянной могиле. Дольше, по всей вероятности, защищался бы Великопольский регион, но и он бы в итоге уступил значительно превосходящему по силам противнику. Свободная и суверенная Польская Республика прекратила бы свое существование.
В «красной» Польше
На ее месте появилась бы Польская Социалистическая Республика, которой бы руководил созданный 30 июля 1920 года в Белостоке Временный революционный комитет под руководством Юлиана Мархлевского (Julian Marchlewski), Феликса Дзержинского и Феликса Кона (Feliks Kon). Скорее всего, он бы заседал в Королевском замке в Варшаве, украшенном красными звездами и превращенном в польский Кремль. Первую скрипку играл бы Дзержинский, прославившийся в России массовыми преступлениями против «врагов народа».
Судя по тому, как развивались события на других территориях, которые вошли в состав Советского Союза, можно предположить, что в «красной» Польше террор в первую очередь затронул бы имущие слои населения. Большевики истребили бы помещиков, сожгли их усадьбы и разрушили процветающие хозяйства. Уничтожению подверглись бы также промышленники, чьи предприятия бы национализировали, а также интеллигенция: она руководила умами, а поэтому претендующие на ту же роль большевики ее ненавидела. Болезненные удары посыпались бы также на духовенство и Католическую церковь, которую бы преследовали еще более яростно, чем Православную церковь в России. Под конец репрессии добрались бы до народных масс, не желающих отказаться от патриотических настроений и религии. Начались бы бунты, которые бы утопили в море крови.
После кровавого первого этапа коммунизации Польши наверняка пришло бы время какой-то передышки, как в Советской России. Террор с еще большей силой вернулся бы в 1930-е, когда советский диктатор приступил к коллективизации сельского хозяйства, а затем к масштабной чистке, призванной истребить всех тех, кого можно было подозревать в малейших протестных настроениях.
Обе эти акции наверняка имели бы на польских землях особенно жестокий характер. Польские крестьяне были гораздо сильнее привязаны к своей земле, чем русские, украинские или белорусские. Они бы оказывали коллективное сопротивление, за которое польской деревне пришлось бы расплачиваться миллионами жертв. Их было бы больше, чем на Украине, которая заплатила за коллективизацию примерно 10 миллионами жизней.
Болезненными оказались бы также чистки. В СССР Сталин в первую очередь истреблял живших там поляков, подозревая их в нелояльности. Эта оценка распространялась также на членов Коммунистической партии Польши, подвергавшихся массовым репрессиям. При этом речь шла о небольшом меньшинстве в рамках СССР. Так что диктатор несомненно устроил бы полякам кровавую баню.
Конец марша на Рейне?
Как наше поражение отразилось бы на ситуации в Европе? Большинство гипотез гласит, что крах Польши привел бы к тому, что большевики поддержали бы немецких коммунистов, а потом советизировали Германию. Более того, звучат предположения, что коммунизм мог бы не остановиться на Рейне. Объединение российского и немецкого потенциала создало бы такую мощную силу, что перед ней не устоял бы весь континент. Уцелела бы лишь владеющая огромной колониальной империей Великобритания, которую защищало море и самый сильный флот мира.
Такие сценарии выглядят, однако, сомнительными. Многие факторы указывают на то, что большевистская экспансия остановилась бы сама или бы была остановлена у немецкой границы. Советскую Россию изнурили проигранный мировой конфликт, сеющая хаос революция, кровавая гражданская война. У нее хватило бы сил покорить Польшу, но конфронтация с гораздо более мощной Германией несла в себе большие риски. Есть основания предполагать, что после захвата Польши она могла бы установить с Веймарской республикой добрососедские отношения, какие существовали в известной нам реальности вплоть до прихода к власти Гитлера.
Однако даже если бы в Кремле одержали верх сторонники экспорта революции на Запад, нет оснований полагать, что советская сторона одержала бы в столкновении с Германией победу. Козырем той были миллионы великолепных солдат, закаленных в боях Первой мировой. Они бы без колебаний встали на защиту находящейся в опасности родины, а успех в противостоянии с большевиками стал бы отличным лекарством от травмы, спровоцированной поражением 1918.
О том, что это вовсе не фантастический сценарий, свидетельствуют интенсивные немецкие приготовления к войне с Польшей мая 1919 года, которые служили реакцией на условия мирного соглашения, предложенные немцам на мирной конференции в Париже. Столкновения не произошло только потому, что Берлин уступил под давлением западных держав, прежде всего Франции. Однако в противостоянии советскому вторжению эти государства были бы на его стороне, ведь они защищали бы в том числе собственную безопасность.
Без Великопольского региона, Поморья и Силезии
Так что, по всей видимости, покоренная в 1920 году Польша стала бы последним рубежом коммунизма в Европе. По площади она бы уступала Второй Польской Республике, поскольку немцы добились бы восстановления российско-немецкой границы 1914 года, а Поморье, Великопольский регион и Верхняя Силезия оказались бы в составе их государства. В свою очередь, земли, лежащие на юг от Буга, вошли бы в состав советских Украины и Белоруссии. Площадь новой Польши составила бы не более 200 000 квадратных километров, у нас остались бы Подляшье, Мазовия, Малая Польша, Подкарпатье, а также территории современных Люблинского, Лодзинского и Свентокшиского воеводств.
Дальнейшее развитие событий покрыто мраком неизвестности. Представляется, однако, что победная война с советским государством вновь сплотила бы Германию и позволила ей занять важную позицию в Европе. Таким образом не сформировались бы условия, позволяющие набрать силу нацистам. Адольф Гитлер остался бы художником-любителем, продающим свои произведения туристам в Мюнхене, в 1939 году не разразилась бы война, и сложно сказать, как развивалась бы судьба мира дальше.
Для Польши этот сценарий не оказался бы оптимистичным. Истощенная сталинским террором и подвергнутая коммунистической обработке республика утрачивала бы национальную идентичность, а вместе с этим и надежды на возвращение в семью свободных народов, имеющих суверенное управление.
План вождя
В 1920 году история могла повернуть также в совершенно ином направлении. Советскую Россию могло ожидать не просто поражение, а разгром, который бы отбросил ее далеко на восток континента. Это бы произошло, если бы удался план Пилсудского, с которым в 1919 году он вступал в эту войну.
Концепция заключалась в использовании кризиса, спровоцированного поражением России в Первой мировой войне, большевистской революцией и кровавой гражданской войной между белой и красной Россией. Разбить противника Пилсудский намеревался, используя подъем национальных настроений, то есть процесс, благодаря которому в ноябре 1918 года возродилась Польша. Он был готов поддержать идею создания самостоятельных государств другими народами востока Европы: финнами, эстонцами, латышами, литовцами, белорусами, украинцами и жителями Кавказа.
Они требовали независимости, однако, одни делали это более активно, а другие менее. Проблема состояла в том, что часть из них, в особенности литовцы и украинцы, видели в Польше не союзницу, а врага, который посягает на их земли. Возникали конфликты, в 1918-1919 годах шла кровавая польско-украинская война. Враждебность в итоге удалось преодолеть, и в апреле 1920 года появился польско-украинский союз, обращенный против представлявшей смертельную опасность для обоих народов большевистской России.
Можно было обойтись без чуда на Висле
25 апреля 1920 года при поддержке украинских войск началось польское наступление, призванное выдавить большевиков с Украины и позволить сформировать там суверенное государство под руководством поддерживавшего идею союза с Польшей Симона Петлюры. В призыве к украинскому народу он объяснял, что поляки несут помощь в борьбе с большевиками и уйдут, когда будет достигнута победа. Советские силы в панике отступали, 7 мая 1920 года 3-я армия генерала Эдварда Рыдза-Смиглы (Edward Rydz-Śmigły) вошла в Киев.
Если бы они массово поддержали идею независимости, война с большевиками могла принять совсем иной оборот. Украинские войска взяли бы на себя южный фронт, а поляки могли бы сконцентрироваться на северном, где, благодаря переброске частей с Украины, они бы обрели значительный перевес. В таких условиях не было бы и речи о наступлении Тухачевского, которое позволило советским силам продвинуться вглубь польской территории. Можно было обойтись без «Чуда на Висле». Судьба войны решилась бы далеко на востоке, в глубине России, куда бы добрались совместно наступающие поляки и украинцы.
Отброшенная Россия
Если бы Россия оказалась разгромлена, это бы позволило создать задуманное Пилсудским литовско-белорусское государство, продолжающее традиции Великого княжества Литовского, разумеется, в новой демократической форме. Это бы воодушевило другие порабощенные Россией народы. Национальные революции преобразили бы облик Восточной Европы. Большевики были бы отброшены далеко на восток, а чтобы спасти собственную шкуру, им пришлось бы принять невыгодные для себя условия мира (как они сделали это в марте 1918 года, подписав соглашение с Германией и Австро-Венгрией), создающие новый расклад сил в Восточной Европе.
Там появился бы, как и задумывал Пилсудский, сильный блок национальных государств. Варшаве, благодаря ее демографическому, экономическому и военному потенциалу, досталась бы в нем роль лидера (возможно, наравне с Киевом). Восточноевропейский союз смог бы заблокировать процесс восстановления мощи России и вынудить ее довольствоваться активностью в Азии. Распространение демократии, в свою очередь, способствовало бы стабилизации региона. Он бы превратился в важный элемент европейского равновесия, заполнив то место, которое осталось после краха Австро-Венгрии. Новый альянс, вдохновляемый в этом отношении Польшей, стал бы важным союзником Франции, что позволило бы эффективно обуздать немецкий реваншизм. При таком сценарии судьба Европы тоже оказалась бы не такой, как в известной нам реальности.