Как известно, Толстой писал, что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Однако сегодня, спустя три десятилетия после распада Советского Союза, большинство государств на постсоветском пространстве счастливы по-разному, но несчастливы совершенно одинаково.
Сейчас газеты пестрят заголовками о противостоянии в Белоруссии, а в прошлом месяце (в самый разгар глобальной пандемии коронавируса) на обширном постсоветском пространстве возобновился самый кровавый за последнее время конфликт между Арменией и Азербайджаном из-за Нагорного Карабаха — на границе между этими странами опять начались активные столкновения. Как раз в тот момент, когда Китай и Индия начали военные столкновения вдоль своих границ, в результате возобновления пограничных боевых действий между Ереваном и Баку погибло почти два десятка человек.
Сегодняшний конфликт в Белоруссии возник не из-за выборов. Это гораздо более принципиальный конфликт из-за преемственности власти — основного источника конституционно-политической неопределенности и крайней обеспокоенности в 12 из 15 государств на постсоветском пространстве.
Нигде — от России до Туркменистана и от Украины до Узбекистана — центральные власти постсоветского государства не представляют устойчивого алгоритма для мирного перехода власти. За исключением трех государств Балтии — Эстонии, Латвии и Литвы — принятие решений в Минске, как и в Москве, Бишкеке, Астане, Душанбе, Баку и Ереване, продиктовано инстинктом выживания и импровизацией. Это присуще любому молодому государству (а все постсоветские государства очень молоды), руководство которого понимает, что после ухода с высокого поста обычно следует одно из трех: смерть, тюрьма или бегство из страны. (В 2005 году в украинском портовом городе Одессе один таксист в беседе со мной сформулировал это как нельзя лучше. Со знаменитым одесским юмором он сказал: «Наши политики или сидят в тюрьме, или сидели в тюрьме, или же когда-то сядут в тюрьму»).
Если Лукашенко и останется у власти, то только благодаря крайне жестким расправам и репрессиям, с перспективой еще большего вмешательства (о чем он уже официально попросил) со стороны соседней России. Тогда вопрос о переходе власти будет отложен в лучшем случае на год или два, после чего нынешнее противостояние повторится.
Но если Лукашенко насильственно отстранят от власти, то почти наверняка произойдет стратегическая радикализация соседней России. Эта радикализация России не будет столь же крайней, какую мы наблюдали в 2014 году после свержения Виктора Януковича на Украине, когда Россия аннексировала Крым и началась настоящая война на Донбассе. Но Москва, несомненно, будет вынуждена противодействовать делегитимации властей в Минске, предпринимая шаги, которые вновь сделают легитимным положение Владимира Путина в Кремле. Ведь, несмотря на то, Путин добился принятия конституционной поправки, позволяющей ему править до 2036 года, у него нет очевидного преемника, и из-за нарастающей напряженности внутри и в регионах самой большой и сложной страны мира он будет вынужден ежедневно принимать во внимание экзистенциальный вопрос преемственности власти.
Белоруссия (с населением 10 миллионов человек) явно не занимает в российском менталитете и российской стратегии такого места, как Украина (население которой составляет более 40 миллионов человек). Не столь велика роль Белоруссии и в европейской и западной стратегии и воображении. И все же от того, каким будет итог протестов в Минске, зависит будущая жизнеспособность возглавляемого Россией Евразийского экономического союза, одним из основателей которого является Белоруссия. Более того, несмотря на то, что независимо от судьбы Лукашенко членство Белоруссии в НАТО не является реалистичным сценарием, остается нерешенным конфликт между Москвой и западными странами из-за Украины. При этом значительно укрепились стратегическое сотрудничество России с Китаем и доверие к нему — на фоне уменьшения доверия между Китаем и ведущими западными странами после кризиса, связанного с коронавирусом.
Поэтому, как это ни странно, радикализация России вследствие дестабилизации обстановки в Белоруссии может спровоцировать усиление конфронтации между Пекином и Вашингтоном, который готовится к выборам. А заодно и между Пекином, Токио, Сеулом и несколькими странами-членами АСЕАН — не говоря уже о Нью-Дели, который до сих пор не может прийти в себя после вооруженных столкновений, произошедших летом этого года.
Кроме того, падение режима в Минске негативно скажется на непростом мирном процессе на Украине. Хотя Белоруссия на протяжении трех десятилетий по своей сути оставалась диктатурой, ее посредническая роль и участие в поддержании отношений со всеми воюющими сторонами в сложных войнах на юго-востоке Украины с 2014 года были поистине героическими. Если бы не посредничество Белоруссии (и, конечно же, усилия Парижа и Берлина), украинский кризис легко мог бы перерасти в настоящую войну между Россией и Западом.
Радикализация России из-за ситуации в Белоруссии, в свою очередь, может привести к возобновлению радикализации Европы и Запада. Ослабление доверия между Вашингтоном и Европой и сокращение физического контакта в период пандемии означают, что в случае эскалации отношений между Россией и Западом ограничения, предусмотренные политикой устрашения, сдержанность и осторожность, возможно, будут менее выраженными.
Возможно, более важным является то что, в период глобальной пандемии произошло «слияние» трех главных в мире зон, «театров», геополитических конфликтов (некогда совершенно обособленных). Речь идет о театре, на котором разворачивается конфликт между Россией и Западом (возникший в 2014 году), театре ближневосточного конфликта (возникшего в 2003 году и соединившегося с театром российско-западного конфликта после начала интервенции Москвы в Сирии 2015 году) и, наконец, театре, на котором разворачивается китайско-американский конфликт, начавшийся, надо полагать, с приходом к власти в США президента Дональда Трампа.
Однако в ближайшее время ситуация, скорее всего, гораздо ухудшится, и лишь затем в стране появится шанс на улучшение. Крах Белоруссии может оказаться довольно тяжелым, как бы он ни проявился. А крах России, как и активизация России в военном плане, может оказаться катастрофическим в глобальном отношении — со всеми упомянутыми последствиями, включая возможную необратимую дестабилизацию в Европе. И это способствовало бы возникновению вполне реальной угрозы начала преднамеренной или случайной войны даже между крупными державами на всех трех вышеупомянутых геополитических театрах.
Можно ли что-либо предпринять, чтобы предотвратить более страшные сценарии? Ответ: наверное. Подобно тому, как Белоруссия, Франция и Германия вмешались, чтобы героически выступить посредниками в украинском конфликте (если не они, то кто?), необходимо немедленное дипломатическое вмешательство двух-трех ведущих стран (азиатских, западных или постсоветских) для выхода из тупиковой ситуации в Белоруссии. Это вмешательство должно преследовать две главные цели. Во-первых, установить четкую процедуру мирной передачи власти в Белоруссии. Во-вторых, создать стабильные «промежуточные» механизмы и институты, позволяющие политическим, экономическим и геополитическим блокам в лице Европейского Союза и Евразийского экономического союза как минимум избегать конфликтов, а в идеале — мирно и благополучно сосуществовать. Соединение этих двух блоков с западным и азиатским блоками (опять же, в качестве промежуточного шага) будет одной из важных задач дипломатии XXI века.