Когда Александр получил предписание закрыть отель, он знал, что это не означает конец его бизнеса. Домики принадлежат ему, лодки тоже, непогашенных кредитов нет. «Ну ладно, — сказал он себе и своим людям, — всё не так страшно. Мы прорвемся, потому что ни от кого не зависим».
Правда, меры администрации Вологодской области, уголка с богатой историей на северо-востоке России, для его бизнеса ничего хорошего не предвещали: изоляция всех приехавших из других мест, ограничения в передвижении, контрольно-пропускные пункты на въезде и выезде из региона, электронные пропуска для въезжающих, закрытие всех ресторанов и гостиниц, бытовые услуги в строго ограниченном объеме. Чиновники назвали все это карантином из-за эпидемии коронавируса.
На тот момент в России официально были зарегистрированы 1036 инфицированных новым коронавирусом. В Вологодской области не было ни одного.
Александр живет туризмом, рыбой, которую продает постояльцам, прокатом принадлежностей для рыбалки и катамаранов. Этот человек, работавший в советские времена учителем физкультуры в местной школе, не из тех, кто сразу вешает нос. Слова «сдаваться» в его лексиконе нет.
В марте Александр закрыл свой маленький отель, состоящий из восьми обитых деревом комнат и трех домиков рядом с Белозерским каналом, созданным когда-то, для обхода жестоких штормов Белого озера. Александр подождал немного и вновь принялся за работу. Получил разрешение на обслуживание командированных (для этих целей разрешали открывать отели даже во время карантина), позднее стал сдавать комнаты только семьям. «Выход всегда можно найти», — говорит он, стоя на берегу канала, где только что помог одному постояльцу починить лодку.
Вначале опасность отрицали
Коронавирус? «У нас все под контролем», — заявило российское правительство в марте, хотя пандемия уже начала распространяться по стране, и число заболевших быстро увеличивалось. С тех пор, по официальным данным, их количество достигло 900 тысяч, более 15 тысяч людей умерли. Но эти цифры вызывают некоторые сомнения. Вирус побежден — такое официальное сообщение появилось через несколько недель после начала эпидемии, когда Кремль решил довести до конца важнейший политический проект года — так называемое обнуление сроков президентства Владимира Путина.
После голосования по поправкам к конституции, на котором Путин долгое время настаивал, которое он вынужденно перенес, а потом вопреки всем предупреждениям эпидемиологов все-таки провел в начале июля, президент получил возможность оставаться у власти до 2036 года. Но после победы Путина каждый день официально сообщается о 5 тысячах новых случаев заражения в день, кривая выравнивается очень медленно.
Второй волны не будет, гордо возвестил мэр Москвы Сергей Собянин в июле. А в марте руководитель российского правительства Михаил Мишустин часто повторял: «Угроза коронавируса для России минимальна». Но чуть позже он сам заболел covid-19.
И вот теперь появилась вакцина, названная «Спутник V» в честь первого советского космического аппарата, запущенного в 1957 году. «Мы первые!» — ликует правительство. Но многие россияне только качают головами. «Слишком рано, слишком опасно, эксперимент на простых людях», — говорят на улицах.
«В лучшем случае прививка неопасна, в худшем — совершенно бесполезна. Я не собираюсь испытывать её на себе или на членах семьи», — рассуждает один московский врач. А вот Министерство здравоохранения планирует начать вакцинацию медиков уже осенью.
Бодрые слова чиновников противоречили реальности. Вскоре после мартовских заверений Мишустина в столице, эпицентре пандемии, были введены строгие правила самоизоляции: гулять запрещено, за покупками — только в ближайший магазин, пользоваться автомобилем без электронного пропуска нельзя, выгуливать собаку — не дальше, чем в ста метрах от дома. Нарушителям этих правил грозили высокие штрафы. Вообще штрафы были и остаются единственным, о чем чиновники всегда могут дать исчерпывающую информацию.
Москва усеяна камерами, с помощью технологии распознавания лиц город проверяет, соблюдают ли граждане карантин. Каждый заболевший обязан установить на телефон специальное приложение. Это называется «социальным мониторингом», его правила предписывают даже ночью отмечаться, как бы доказывая, что действительно находишься дома.
Зачем нужны все эти предосторожности, в стране до сих пор понимают немногие. Разве государственное телевидение еще в апреле не говорило, что от вируса заболевают только китайцы или гомосексуалисты в Европе? Разве оно не восхваляло особую генетику россиян? Почему же вдруг стали обязательными маски и перчатки, и что вообще такое «социальная дистанция»? Разве Путин не объявлял оплачиваемые нерабочие дни? Тогда многие сказали: а не махнуть ли на море? Так они разнесли вирус по всей стране.
Многие сбиты с толку
Тем временем московский мэр открыл новую инфекционную больницу на окраине города и распорядился перепрофилировать десятки других московских больниц исключительно для лечения пациентов с коронавирусом. Путин же, переложив ответственность за борьбу с вирусной опасностью на региональных князьков, хотя те не знали, что им делать с этой свалившейся на них свободой действий, напялил маску и защитный костюм ядовито-желтого цвета и заявил: «Дело серьезное».
Затем президент исчез в своей загородной резиденции и с тех пор ведет государственные дела с помощью видеоконференций.
Четкой правовой основы для карантина не было. Главная нагрузка легла на малые и средние предприятия. Многие и во время путинских каникул продолжали работать, часть — подпольно. «Надо же как-то жить дальше», — говорили они.
Люди в стране до сих пор пребывают в недоумении от кризиса, вызванного коронавирусом. Когда московский мэр, проявивший себя в начальный период как энергичный кризисный менеджер, объявил, что носить маски на улицах больше не обязательно (причем, ими и так практически никто не пользовался), их перестали носить и в других местах. Правда, в магазинах, общественном транспорте и общественных учреждениях масочный режим сохраняется. «Да снимите вы маску, вируса же больше нет», — сказала мне продавщица в супермаркете за углом.
Но несколькими днями позже в том же супермаркете всех покупателей у входа встречал охранник, который никого не впускал внутрь без масок и перчаток. «Нас же проверяют, — шептал он. С 12 мая 42 тысячи пассажиров метро, автобусов и трамваев оштрафованы за нарушение масочного режима, сообщили по всем главным телеканалам в начале августа. — Полиция продолжает следить за ситуацией».
Многие соблюдают правила из боязни нарваться на штраф, а не потому, что понимают их смысл. Они надеются на «авось» —фаталистически верят, что все и так будет хорошо. Как-нибудь и когда-нибудь.
В Вологодской области практически никто не носит масок
В Вологодской области никто бы и не узнал о существовании вируса, если бы и там на дверях кафе и музеев не появились надписи: «Вход только в маске». Но эти правила остаются на бумаге, а маски болтаются у людей под подбородком. Служащие музеев не следят за соблюдением масочного режима, у них других забот полно. Персонала не хватает. В провинциальных музеях страны работают преимущественно люди в возрасте за 65. То есть именно те, кому на работу ходить нельзя, так как они относятся к группе риска.
«Нас тут всего двое, а отвечаем мы за всё — за кассу, экскурсии, продажу книг, и такая круговерть каждый день» — жалуется сотрудница вологодского музея, посвященного жизни и нелегкой судьбе советского диссидента Варлама Шаламова. Вообще-то она гардеробщица. Спрашивается, как же ей следить за кассой? А еще за тем, чтобы семь человек, в данный момент стоящие у входа, соблюдали социальную дистанцию.
В краеведческом музее Белозерска тоже только две сотрудницы. Одна бегает за посетителями, если те забыли надеть бахилы. Другая, все время поправляющая маску, которая так и норовит сползти с ее носа, следит за тем, чтобы группки экскурсантов не мешали друг другу, и проводит их по помещениям музея.
Белозерск — маленький город, каких в России множество. Главная улица заасфальтирована, а прилегающие к ней боковые проулки твердого покрытия не имеют и усеяны ухабами. Кто-то бросил в большую лужу несколько кирпичей в надежде, что так по ней можно будет проехать. Рядком стоят украшенные резьбой деревянные дома, а на окраинах преобладают панельные четырехэтажки.
Местная маслобойня давно не работает, так же как и хлебозавод, льнопрядильная фабрика и рыбный комбинат. Работать можно разве что на деревообработке или на маленькой пристани. А также в многочисленных малых и средних магазинах. Молодежь из города уезжает или в областной центр Вологду, что в 200 километрах отсюда, или же в Санкт-Петербург, до которого уже целых 700 километров. Пятеро сыновей отельера-самоучки Александра тоже в свое время покинули город на озере. Вернулся только один из них, ставший священником.
У Белозерска, населенного пункта с 9 тысячами жителей, долгая история. Город древний, первое упоминание о нем датируется IX веком, так что он старше Москвы. Тут было много церквей: часть разрушены в советское время, а оставшиеся разваливаются. Есть и свой кремль, правда, спортивная площадка на его территории и деревянная ограда вдоль высокого земляного вала давно обветшали.
Примечательно и Белое озеро, давшее городу название и делавшее его в свое время оживленным торговым центром. Местные жители гордятся историей города и надеялись заработать в этом «сумасшедшем вирусном году» на туристах, которым пришлось остаться летом в стране, так как границы других государств — за небольшими исключениями — для них закрыты.
Но туристы отправились на юг, в Сочи, к Черному морю — или же поехали мимо Белозерска в Карелию на границе с Финляндией. Однако маленькому отелю Александра это пошло на пользу. «С бронью дела обстоят хорошо, номера забронированы до следующего года. У нас тут тихо, природа — то, что нужно измотанным людям из Москвы и Петербурга», — говорит он, посмеиваясь.
Вот еще одна машина, подпрыгивая на ухабах, проезжает мимо развалин церкви и паркуется на стоянке отеля. Александр жмет каждому гостю мужского пола руку. Маски тут не носит никто. Официально с начала пандемии в Белозерске зарегистрирован 21 случай заражения. Кажется, что этот вирус поражает только других людей.
Этих других Александр Ванюков вот уже шесть месяцев наблюдает в Москве каждый день. Он видит их через очки, в основном запотевшие, говорит с ними через маску, в то время как сам заключен в защитный костюм, который в начале пандемии страстно хотелось содрать с тела: в нем было непривычно, жарко, потно.
39-летний мужчина — главный врач московской больницы №52, огромного комплекса на северо-западе города. «Пятьдесят вторая» стала первой «перепрофилированной» клиникой в стране. Теперь все ее пациенты — инфицированные коронавирусом, а хирург-рентгенолог Ванюков превратился в мастера на все руки, отвечающего за прием больных, ведение документации и даже варку кофе, когда медики улучают минутку, чтобы передохнуть за чашкой кофе или чая. Но это у них редкое удовольствие.
Больница как минимум до декабря останется «красной зоной». В начале пандемии 800 коек быстро заполнились. Защитная одежда лежала наготове, врачам помогали волонтеры и студенты. Персонал 52-й больницы не жаловался. Москва с ее богатыми возможностями и быстро реагирующей администрацией имела наилучшие возможности в стране для борьбы с пандемией.
Тут не было заразившихся медсестер, лежащих на полках для документов без масок, лишенных лекарств, как на видеокадрах, сделанных в Дагестане на Северном Кавказе. Тут не было ни наскоро установленных палаток перед входами в больницы, ни пациентов в коридорах, о которых сообщали российские СМИ из Новосибирска. Правда, здесь больше нет разных отделений — ни гинекологов, ни ревматологов, ни гематологов. Все врачи занимаются только пациентами с covid-19.
«Коронавирусная» клиника в Москве вновь наполняется пациентами
Иногда Александру Ванюкову приходилось работать по 12 часов подряд. Он не инфекционист, так что ему не пришлось выполнять «самую тяжелую работу с острыми случаями» в сменах, длившихся подчас по 24 часа. Сейчас в больнице заняты приблизительно 350 коек. Наступила передышка. «Но вот уже несколько дней, как клиника стала вновь наполняться». Почти все ограничения по стране сняты, люди отправились в отпуска, начали отмечать праздники.
Три месяца Александр Ванюков находился в 52-й больнице беспрерывно. Приходил, надевал защитный костюм, потел, работал, помогал. Иногда у него опускаются руки. «Делаешь все, применяешь методы лечения, которые помогли многим пациентам, и вдруг эти методы перестают действовать. И ты не знаешь, почему, продолжаешь борьбу, но все напрасно. Это бессилие бесит».
Но бывает, что он не может удержаться от умиления и улыбается, когда волонтеры, перед которыми он, по собственным словам, снимает шляпу, бегают из одного корпуса в другой: тут лежит муж, а там — жена, и они не знают друг о друге.
Его собственная семья на три месяца уехала на дачу. Четырехлетний сын рассказывает по телефону, как расправляется с коронавирусом из самодельного бластера и всем на улице объясняет, как правильно носить маски. «Чтобы папа поскорей вернулся домой».
Недавно семья воссоединилась. Строгой московской самоизоляции настал конец, люди вновь сидят в кафе, танцуют в парках, ездят в переполненном метро. «Иногда я чувствую разочарование, а иногда даже злюсь, когда вижу, что практически никто не соблюдает правила», — говорит Александр Ванюков. Он знает, что на следующий день ему вновь придется идти в «красную зону».