Алексей Навальный, одна из самых ярких фигур в разношерстной российской оппозиции, находится в берлинской клинике в тяжелом состоянии. Его лечащие врачи говорят, что «клиническая картина указывает на отравление веществом из группы ингибиторов холинэстеразы», но определить, какой именно это токсин, они пока не смогли.
В команде Навального говорят, что яд, вероятно, был в чашке чая, который он выпил в омском аэропорту на прошлой неделе перед посадкой на рейс, вылетавший в Москву. Там не колеблясь, обвиняют в этом президента России Владимира Путина. Пресс-секретарь Кремля, в свою очередь, говорит, что нельзя воспринимать эти заявления всерьез.
Таковы факты в их нынешнем виде. Для критиков Путина, как в России, так и за рубежом, дело открыто и закрыто. Это является очередным свидетельством безжалостного подхода Кремля к любому оппозиционному деятелю, который рискнет «высунуться», и бессилия Запада что-либо с этим поделать. Однако, как это часто бывает, не исключено, что все гораздо сложнее.
Обвинение в адрес Путина звучит примерно так. На счету Кремля — с советских времен и до наших дней — не одно отравление оппонентов. Харизматичный Навальный, который первым использовал социальные сети в своей борьбе с коррупцией, в нынешних обстоятельствах может представлять собой особую угрозу.
13 сентября состоятся региональные выборы. По данным опросов, рейтинги Путина падают, и оппозиционные кандидаты могут добиться хороших результатов, пробившись в его властные структуры на местном уровне. На фоне протестов, по-прежнему бушующих в Хабаровском крае на Дальнем Востоке из-за снятия с должности популярного губернатора и в Белоруссии, на западной границе России, где идет народное восстание, которое может закончиться успехом или неудачей, Путин кажется человеком, находящимся в более сложном положении, чем в последние годы. И, в том, чтобы нейтрализовать или даже устранить Навального, наверное, есть определенная логика.
Мнение, согласно которому за отравлением обязательно стоит Кремль, также небесспорно. Те случаи, которые часто приводят в качестве доказательства того, что отравление является обычной практикой Кремля (в частности, смерть Александра Литвиненко в Лондоне в 2006 году и отравление Скрипалей в 2018 году якобы с использованием «Новичка»), похожи, но в такой же степени и отличаются друг от друга. Некоторые из них, возможно, вообще не были отравлениями или даже покушениями на убийство. Дело в том, что иногда противник Кремля может умереть естественной смертью.
Поставить под сомнение следует и мнение, согласно которому Путин просто щелкает пальцами и отдает приказ об уничтожении отдельных противников. Его власть, особенно в регионах России, не столь абсолютна, как утверждают те, кто видит в нем новоявленного царя. Более того, на протяжении всех своих 20 лет у власти он не скрывает недовольства тем, что не может добиться, чтобы кремлевские приказы выполнялись по всей России. Максимум, что можно сказать (и это не пустяки), это то, что он руководит в атмосфере, в которой на оппозиционных деятелей (и не только на оппозиционных деятелей), можно безнаказанно нападать или безнаказанно их убивать.
Но опять-таки, это не означает, что Путин был бы заинтересован в том, чтобы убрать Навального с политической сцены либо вообще, либо сейчас. С точки зрения своего признания и популярности в масштабах всей страны Навальный не представляет особой угрозы для Кремля. Он разве что вызывает раздражение и, возможно, представляет опасность для некоторых местных прокремлевских кандидатов на предстоящих выборах. Но можно ли считать его лидером действующей согласованно оппозиции, подобной оппозиции, которая шесть лет назад свергла Виктора Януковича на Украине, или той, которая сейчас угрожает Александру Лукашенко в Белоруссии? Абсолютно нет.
В принципе можно утверждать, что в том, что произошло, для Путина больше минусов, чем плюсов — как это было в случае со Скрипалем, который произошел незадолго до того, как в России состоялся чемпионат мира по футболу. Суровая реальность такова, что во всех неблаговидных действиях, негативно сказывающихся на российском оппозиционере, хорошо известном за рубежом, всегда будут обвинять Кремль. С одной стороны, это подкрепляет привычный на Западе образ Путина как жестокого авторитарного правителя, к чему Путин уже, должно быть, вполне привык. С другой стороны, такое напоминание могло бы повлиять на международный климат, как это может произойти и на этот раз.
У Путина на повестке дня не только региональные выборы. На какую-то дату перед выборами в США у него также запланирована встреча с Дональдом Трампом. В политическом плане в Вашингтоне эта встреча теперь может стать еще менее приемлемой, чем ранее, из-за чего оба президента (а особенно Путин) лишаются платформы, которую они обдумывали в течение некоторого времени.
Однако, если предыстория и причины пребывания Навального в реанимации берлинской клиники могут быть не столь простыми, как могло бы показаться на первый взгляд, то и сторонние наблюдатели могут оказаться не столь бессильны перед лицом этих событий. В адрес Европейского Союза звучат призывы ввести санкции — при условии причастности Кремля, и санкции еще могут ввести, хотя многие признают, что по большому счету это было бы бесполезно.
Даже если бы омские врачи были в высшей степени компетентны, абсолютно честны и совершенно невосприимчивы к давлению со стороны властей (что, кстати, не исключено), их мнение ни в коем случае не внушало бы такого доверия на международном уровне, как мнение берлинских врачей — к каким бы выводам те ни пришли. В зависимости от результатов их исследований, которые еще не завершены, ответственность за расследование обстоятельств произошедшего ляжет на Москву. В качестве ответа Запада все это гораздо более эффективно, чем жесткая риторика и введение новых санкций. Кроме того, то, что было сделано, вероятно, спасло жизнь Навальному.
Еще слишком рано возлагать на кого-то вину, и точно так же сейчас не время думать о том, вернется ли Навальный когда-нибудь в Россию и возобновит ли свою антикоррупционную кампанию. Однако сейчас Кремлю следует задуматься о том, каким он себя покажет миру. По крайней мере, первой официальной реакцией Кремля на госпитализацию Навального было пожелание ему скорейшего выздоровления — и это уже прогресс по сравнению с пренебрежительной реакцией Путина на убийство журналистки Анны Политковской в 2006 году.
И все же почему Кремль упорно и с возмущением отрицает свою причастность? Почему никто не выразил беспокойства и не пообещал провести расследование на высшем уровне — на случай, если заключения врачей будут свидетельствовать о преступлении? Для некоторых очевидным ответом будет то, что такая реакция служит лишь подтверждением вины Кремля.
Если бы только российские чиновники смогли хотя бы отчасти отказаться от машинальных попыток оправдаться и занять оборонительную позицию, их критикам — в России и за рубежом — было бы гораздо труднее прийти к самому негативному выводу.