Лукашенко не отступится от власти. Для него уступить демонстрантам так же неприемлемо, как уступить Москве, говорит белорусский эксперт.
2020 год может войти в национальную историю белорусов как «annus mirabilis», то есть «год чудес». Нечто похожее в 1989 году пережила Чехословакия, когда пал коммунистический режим.
Однако сегодня перед белорусами более серьезный вызов, поскольку в Москве уже не Михаил Горбачев, а Владимир Путин. Об этом в интервью «Актуалиты» говорит белорусский аналитик и научный сотрудник Института европейских исследований и международных отношений факультета социальных и экономических наук Университета Коменского в Братиславе Алексей Кажарский.
Aktuality: Белоруссия оказалась в патовой ситуации. Александр Лукашенко провел инаугурацию, а люди протестуют. Как долго белорусское общество может вообще функционировать в подобном режиме?
Алексей Кажарский: Тайная инаугурация стала настоящим прецедентом, и в мире второго такого случая не найдется. По всей видимости, о ней не знала даже сама Москва. Нужно, конечно, понимать, что люди не могут выходить на улицы бесконечно. Кроме того, приближается зима, и, по предположениям, количество людей на манифестациях сократится.
Но нужно также понимать и то, что протесты не ограничиваются только улицами и площадями.
В Белоруссии родилось гражданское общество, и это заметно, например, в жилых районах, где люди встречаются, вместе едят, слушают концерты, потому что поддержать их туда часто приезжают деятели искусства. Этот процесс уже не позволит стране вернуться в прежнее состояние. Возможно, масштабные протесты прекратятся, но ощущение солидарности на местах уже никуда не исчезнет.
— Допускаете ли вы, что белорусы, скажем, в ближайшие два года будут жить в стране, чью судьбу будет по-прежнему вершить Лукашенко, против которого они протестовали?
— Ситуация опасная, прежде всего, для него самого. В обществе протекают процессы, которые Лукашенко не способен контролировать. Например, сопротивление деятелей искусства. Люди в жилых кварталах вывешивают бело-красно-белые флаги, на зданиях появляются муралы (настенные изображения — прим. авт.). И то, и другое несет эстетическую нагрузку.
Правительство, которое на протяжении 26 лет держало страну под колпаком, не привыкло к подобному. Оно предъявляет претензии полиции и чиновникам, поскольку те не справляются с ситуацией. Вы правильно сказали: ситуация патовая. Но она не так уж стабильна, как могло бы показаться.
Параллельно размывается легитимность силовых и властных структур. Вполне вероятно, что это продлится еще какое-то время, но о годах я бы не говорил.
— Силовые структуры — по-прежнему основной элемент, который поддерживает режим на плаву?
— Да. В интернете Лукашенко даже придумали прозвище Президент ОМОНа. Я напомню, что ОМОН — полицейское подразделение, которое обучено подавлять протесты. Сила — единственное, на чем держится режим. Прежде он опирался на пассивность, страх и определенную поддержку части населения.
— Есть ли хотя бы какие-то намеки на то, что сотрудники этих структур колебались насчет дальнейших действий в сложившейся в Белоруссии после выборов обстановке?
— У этих подразделений единственная цель — не задумываться и подавлять. А возможно, и убивать, если потребуется. Вы обратите внимание, например, на приветствие, которым обмениваются сотрудники силовых структур. Они в нем говорят, что служат президенту и родине. Президент — на первом месте, а родина — на втором.
Разумеется, можно предполагать, что и в этих подразделениях есть люди, которые хоть немного задумываются, и им неприятно, когда люди называют их фашистами или преступниками. Они неизбежно ощущают психологическое давление. В последнее время мы видим, что демонстранты пытаются срывать с них маски. Силовики боятся, что их лица все увидят, и станет известно, кто они такие.
— Я узнала, что кто-то оставил на стене перед квартирой руководителя минского ОМОНа надпись о том, что он убийца и ему некуда бежать.
— Демонизация их пугает, и они прячутся, пользуясь анонимностью. Их склоняют задуматься о том, что ответственность неизбежна. Когда протесты начинались, протестующие говорили, что полиция должна быть с народом. Но потом появился лозунг: «Под трибунал!» Еще в августе проводились акции, когда девушки дарили полицейским (даже после того, как мы столкнулись с избиениями и пытками демонстрантов) цветы. Люди пытались достучаться до них человечным отношением, но не получилось. Силы безопасности находятся под давлением, и, возможно, поэтому они иногда вымещают свое разочарование на протестующих.
— Почему, по-вашему, они отказались от того насилия, которое мы наблюдали в первые дни? Хотя нужно сказать, что ОМОН по-прежнему жестко реагирует, пусть и не так, как раньше.
— Хотя в то время на улицы выходило меньше людей, три ночи продолжался страшный террор. Лукашенко, вероятно, рассчитывал запугать протестующее меньшинство, как поступал многие годы. Но когда общество увидело, как их в тюрьме били и пытали, это вызвало ответную реакцию. Режим понял, что если не прекратит, то на улицы выйдут не сотни тысяч, а миллионы. Они отступили, но это не значит, что насилия больше нет. Правда, то, что происходило с девятого по 12 августа, было беспрецедентно для Белоруссии. Раньше такого массового насилия мы не видывали.
— Почему это произошло?
— Их мысли не прочитаешь. Вокруг этого размножились разные теории заговора. Одни видят за этим руку Москвы, которая подтолкнула Лукашенко к жестокости. Но доказательств нет. Я предполагаю, что это возможно еще и потому, что, хотя у нас в Белоруссии нет независимых социологических служб, режим обязательно проводил для себя исследования общественного мнения. Было очевидно, что поддержка Лукашенко снижается.
Стали появляться язвительные комментарии, и Лукашенко прозвали тараканом. У человека, который не переносит даже малейшей критики в свой адрес, это не могло не взывать раздражения. Но, кроме того, он неизбежно испугался и поэтому выбрал «превентивные» меры. Лукашенко привык считать себя гениальным лидером и сразу не мог понять, почему люди к нему испытывают неприязнь. Но я повторю, что в голову этим людям мы не заглянем.
— Почему именно в 2020 году белорусы решили, что хотят изменений во главе государства?
— Причин несколько. У любого режима есть свой срок. 26 лет это немало.
Выросло поколение людей, у которых совершенно другие нравственные, политические, эстетические и экономические требования. В последние годы уровень жизни снижался, и было заметно, что экономическая модель, которую предлагает Лукашенко, тупиковая. Она ни к чему не вела. Приблизительно в 2009 — 2010 годах говорили, что есть шанс для авторитарной модернизации.
Скажем, государственная пропаганда любит сравнивать Белоруссию с Сингапуром. Поэтому кое-кто себя успокаивал: «Ладно, у нас не демократия, но и в Сингапуре ее нет, да и где она вообще есть». В государственных структурах работали так называемые молодые реформаторы, образованные люди, которые нашли компромисс с режимом и хотели хоть что-то сделать для своей страны. Однако по прошествии десяти лет ясно, что это все равно тупиковый путь. Никаких реформ не будет, потому что их делает невозможными сам характер режима, который держит экономику под государственным контролем.
— Поэтому не получилась и общегосударственная забастовка на предприятиях.
— Режим очень быстро отреагировал, отправил на предприятия полицию, и работников успешно запугали. Забастовки по-прежнему продолжаются, но спорадически.
— А Кремль? Как он помог режиму удержаться?
— То, что Россия пообещала Лукашенко помощь, сыграло свою роль в консолидации силовых структур. Если бы Владимир Путин сказал, что не признает Лукашенко и хочет новые выборы, то вбил бы тем самым последний гвоздь в крышку гроба. Но Путин признал выборы и оказал братскую помощь в виде нескольких российских силовых подразделений, которые могли бы войти в Белоруссию. По сути это был сигнал, адресованный белорусским силовым структурам о том, что они не одиноки и на востоке их поддерживают.
— Часто можно услышать, что Путину нужен слабый Лукашенко. При этом хорошо известно и то, что эти два политика не ладят и что Лукашенко не любит подчиняться Путину.
— Лукашенко — тот тип политика, который любит обещать. Так было и с более тесной интеграцией внутри союзного государства. Надо сказать, что это государство — фантом, существующий на бумаге уже 24 года. Но Лукашенко никогда не выполнял обещания да еще и винил Россию в том, что она эгоистичная, жадная и пытается дестабилизировать Белоруссию. Русские понимают что к чему. Однако для Кремля он по-прежнему остается меньшим из зол. Большее зло для россиян — это так называемая цветная революция. Кремль не может допустить, чтобы в соседней стране, которая максимально близка к России в политическом и культурном отношении, в ходе протестов народ сверг диктатора. Эти соображения стоят выше ненависти к Лукашенко.
— Как гипотетически его могли бы его заменить при необходимости?
— Теперь это случится уже нескоро. Если бы они хотели побыстрее его сменить, то не признали бы после выборов, а теперь обратного пути уже нет. Теперь они настаивают на конституционной реформе, хотя это близкий аналог союзного государства. Лукашенко может до бесконечности обещать конституционную реформу так же, как бесконечно обещал интеграцию в союзном государстве.
Однако при этом режиме конституционная реформа невозможна. Возможны, наверное, только какие-то косметические изменения, но характер режима останется прежним. Это игра, в которой Москва декларирует, что прислушивается к белорусскому народу и предлагает конструктивную программу.
Лукашенко не отступится от власти. Для него уступить демонстрантам так же неприемлемо, как уступить Москве. Недавно он сказал, что готов к диалогу, но только с «конструктивными» субъектами. Он не признает ни Координационный совет, ни людей на улицах. Это говорит о том, что если он и согласен на «диалог», то только с теми, кого он сам выберет.
Сегодня верить Лукашенко — все равно что верить наркозависимому, который обещает прекратить принимать наркотики и просит денег. Этот человек зависим от власти и добровольно от нее не откажется. Диалог с ним возможен только об условиях его ухода, а также о гарантиях, которые ему могут предложить или не предложить.
— Каких гарантий хотел бы Лукашенко в случае ухода?
— Об этих гарантиях я упомянул как о чисто гипотетической вещи. Лично я не думаю, что он готов уйти. Даже при условии, что с ним ничего не случится. Он не поверит. Сам он не выполняет обещания и поэтому не поверит людям, которые пообещали бы ему неприкосновенность. Пока Лукашенко контролирует силовые структуры, по доброй воле он не уйдет. Если он утратит контроль над ними, то не останется никакого смысла предлагать ему какие-то гарантии. Диалог об уходе, на мой взгляд, относится к разряду невероятных сценариев.
— Свободны ли русские, что касается Белоруссии, в выборе того, на какие договоренности идти с режимом для дестабилизации ситуации?
— Не совсем, хотя ясно, что Россия в данном случае располагает большим влиянием, чем Европейский Союз или Соединенные Штаты. Однако и Путин сейчас не пользуется на Западе особенным доверием из-за отравления Алексея Навального.
Есть признаки того, что Россию считают основным игроком, и многие западные лидеры обсуждают Белоруссию с Путиным. Вообще Лукашенко повезло, что приключилась эта история с отравлением Навального. Она ему на руку, поэтому я и говорю, что ему повезло.
— Что теперь ожидает Белоруссию в условиях, когда кризисы только множатся: коронавирусный кризис, экономический кризис, политический кризис? Что будет?
— Мы уже отметили отток IT-компаний в Латвию, за рубеж. Происходит деградация. Люди уезжают из страны заранее, но когда экономический кризис скажется еще больше, люди буквально побегут, куда только можно.
Этот процесс может иметь долгосрочные последствия, от которых страна будет оправляться десятилетиями. Перспективы не из лучших.
Международный валютный фонд отказался давать Лукашенко кредит, потому что они там наконец поняли, что он на них упражняется: берет деньги, а об обещаниях забывает. Поэтому МВФ готов давать кредиты уже только новому правительству. То, что Лукашенко превратился в полулегитимного президента, которого признает Россия и Китай, но не признают многие западные страны, является дополнительным препятствием для сотрудничества. Кто захочет инвестировать в такую страну?
— Какая участь уготована белорусской оппозиции? Мы видим, что одна ее часть — за рубежом, а вторая — в тюрьме.
— Что касается Светланы Тихановской, то нужно понимать, что ее муж по-прежнему сидит в белорусской тюрьме. Нужна огромная смелость, чтобы вообще что-то предпринимать. Поэтому все ее действия достойны восхищения.
Конечно, ситуация не из лучших. Именно поэтому режим так надавил, ведь он боится, что Координационный совет дорастет до уровня политического субъекта, который привлечет еще и представителей государственных структур и силовых ведомств.
Некоторые процессы по-прежнему идут, и несколько дней назад в отставку подал, например, белорусский посол в Аргентине. Координационный совет мог бы стать местом, где сконцентрировались бы как раз представители истеблишмента. Поэтому Лукашенко так ожесточенно с ним борется. Остановить протесты — на это у него сил нет, поскольку они исходят снизу. Так что Лукашенко сосредоточился на совете, в котором видит реальную угрозу.
— События в Белоруссии у нас привыкли сравнивать с нашим собственным историческим опытом — с бархатной революцией 1989 года. Каким 2020 год, как вы думаете, войдет в историю Белоруссии?
— Это белорусское пробуждение. Это пробуждение народа, который понял, что является политическим субъектом, что это не режим и не Москва, а гражданское общество и народ, который родился снова. Это «год чудес».
Мы не знаем, чем дело кончится, будем ли мы праздновать Рождество с Лукашенко или уже без него. Но факт в том, что в Белоруссии случилось чудо, которого никто не ждал. По-видимому, белорусы долгие годы взрослели и в августе дозрели. Я сам тогда не верил собственным глазам. Казалось, что я сплю. Все эти события, включая отставку посла Белоруссии в Словакии, раньше я и представить себе не мог. Поэтому нужно быть осторожными в прогнозах.
Но мне нравится сравнение с бархатной революцией. Хотя условия и отличаются. Например, революциям в Центральной Европе не мешала Москва. Перед белорусами — более серьезный вызов, поскольку в Москве уже не Горбачев, а Путин, который готов поддерживать жестокие диктаторские режимы. В общем, белорусы противостоят Москве. Но в Белоруссию пришел 1989 год (правда, с 30-летним опозданием). Страна уже не будет такой же, как раньше.