США — не единственная страна, которой этой осенью предстоит ужасный выбор. Кавказская страна Грузия, южный сосед России, снова выбирает из привычного набора правых партий — это отличительная черта ее политики последних лет. К ним прибавились десятки новых партий — этаких престижных проектов, запущенных с одной единственной целью: преодолеть низкий барьер в парламент и заполучить доступ к государственному финансированию.
Низкий барьер считается победой оппозиции после протестов прошлым летом, раздутых депутатом от Европейской Грузии (осколка Единого национального движения бывшего президента Михаила Саакашвили). Он ворвался в зал заседаний парламента, замотавшись в грузинский флаг, и прогнал депутата российского парламента Сергея Гаврилова. Даже при том, что Гаврилов председательствовал не на рядовом собрании, а на мероприятии, связанным с Православной церковью, то есть практически без политики, для господствующих русофобских настроений это зрелище оказалось нестерпимым: российский политик занял влиятельнейшее место в парламенте Грузии, а значит, должен быть изгнан.
Такая театральность за последние три десятилетия стала в грузинской политике нормой — эту смесь фарса и трагедии выдающимся образом воплощает сам Саакашвили. После поражения на выборах в конце 2012 года с поста президента его свергла новообразованная коалиция «Грузинская мечта», которую финансирует миллиардер Бидзина Иванишвили. Вынужденный бежать из страны, Саакашвили причудливым образом продолжил свою политическую карьеру за границей — став сначала гражданином Украины, а затем и губернатором Одесской области. Впрочем, на посту губернатора он просидел недолго, поскольку поспешил обвинить Петра Порошенко — президента, который его и назначил — в коррупции. Новый лидер Украины Владимир Зеленский назначил Саакашвили председателем исполкома Национального совета реформ. Но в последние недели немало поколесивший по миру Саакашвили объявил о своем возвращении в грузинскую политику.
История, как бывший президент одной страны становится губернатором в другой, странна сама по себе. Но если рассматривать бывшее советское пространство как единое целое, это не так уж и удивительно. С распадом восточного блока двадцать семь новых стран «заново родились» в капитализме, и всем им международные организации прописали одну и туже шоковую терапию. Радикальные либеральные реформы в одной стране использовались для давления на другие правительства, если те не горели желанием идти тем же путем. Так весь регион сперва проглотил наживку неолиберализма, а затем стал ареной борьбы за прямые иностранные инвестиции. Все это — в сочетании с антироссийской политикой, господствующей в основной части региона — обеспечило Мише Саакашвили огромное влияние, не в последнюю очередь благодаря его легендарному статусу, которым он обзавелся в ходе августовской войны 2008 года с Россией. Об этом конфликте даже сняли безвкусный голливудский фильм, где Мишу сыграл Энди Гарсиа (Andy Garcia).
Саакашвили особенно силен своими связями с Западом, ведь без них всякое молодое правительство обречено на провал (Джон Маккейн и Хиллари Клинтон даже выдвинули его на Нобелевскую премию). Добавьте к этому недостаток умелых администраторов на местах. Но ключевой момент — все же пределы демократии в посткоммунистических странах. Люди раз за разом голосуют против неолиберализма — но эта политика никуда не девается, а уходит на переработку в международные и региональные организации. Изгнанные собственным электоратом неолиберальные реформаторы нередко получают работу во всяких международных организациях и аналитических центрах, которые затем проповедуют те же самые меры другим правительствам.
Теперь Миша — лишившись грузинского гражданства еще 2015 году и несмотря на обвинения по целому ряду статей о злоупотреблении властью — не только пытается вернуться во власть у себя на родине, но и убежден, что именно он — тот человек, кто проведет страну через бури коронавирусной пандемии. С каждым днем на фоне тусклого правления «Грузинской мечты» эпоха Миши видится большинству все более радужной, особенно учитывая, что экономическая политика не изменилась.
Это народное прощение принимает самые разнообразные формы. Еще в 2012 году президентство Саакашвили было отвергнуто из-за разоблачений полицейского произвола в тюрьмах, когда всплыли записи с шокирующими сценами пыток и изнасилований заключенных. Однако поскольку нынешнее правительство дрогнуло перед лицом covid-19, складывается ощущение, что от тех жутких кадров остались лишь смутные воспоминания. Сегодня кающийся Саакашвили признает, что «были допущены ошибки», и говорит, что стал другим человеком, пусть и с оговоркой, что «никогда не ошибается лишь тот, кто ничего не делает». Это полупримирительное отношение прозвучало и в интервью, где ему намекнули о сомнении оппонентов в реалистичности его планов — на это Саакашвили возразил, что его послужной список в области уголовного правосудия убедительно доказывает его искренность. Как он сам выразился: «Я обещал, что терпимость к преступникам будет нулевой, и что всех их пересажают в тюрьму — так и произошло. Ведь так?».
Съеденный галстук, разорванные связи
Почему Саакашвили так и не теряет популярности — тревожный урок для левых, многие из которых считают его западником, крестным отцом грузинского неолиберализма и психопатом, который съел галстук в прямом эфире. Вопреки его неолиберальной и радикально-либертарианской политике, большинство грузин запомнили его не сторонником невмешательства, а государственником, интервенционистом и нарушителем культурных норм.
Это связано с тем, что грузинская политика и общество очень инерционны в силу косной и сверхпатриархальной культуры и замысловатой системы дружеских и семейных связей, которые увековечивают покровительственные отношения «благодетель-протеже». Эти отношения в какой-то степени поколебали капитализм, внутренняя миграция и эмиграция, но в мужской среде этот строгий кодекс поведения зачастую сохраняется. К тому же без сильных институтов эти отношения служат подпиткой коррупции.
Миша был в любой момент готов нарушить эти правила. Он всегда вел себя с абсолютным бесстыдством — и ни разу не уклонялся от ситуаций, которые среди мужчин, боящихся потерять уважение, считаются унизительными. В этом одновременно источник его любви и ненависти. Приличное общество и элита считает его постыдным безумцем, тогда как другие видят в нем борца, который не боится жертвовать личным комфортом и репутацией ради общего блага: «Миша не слушается покровителей», «Миша укусит даже кормящую руку», — говорят они. Это делает его обузой для многих элит.
При этом жертвы этих покровительственных отношений из относительно бедных районов Грузии составили костяк мишиного электората. В общем, он культивирует образ человека, который ни перед чем не остановится, лишь бы добиться своего. На фоне стереотипа о сонном и пузатом грузинском политике (размер его живота даже стал предметом академического исследования) энергичный Саакашвили выглядит одержимым трудоголиком. Если некоторые знатоки говорят, что его кандидатура для объединенной оппозиции равносильна катастрофе — поскольку это каким-то образом играет на руку «Грузинской мечте» — то они попросту недооценивают его популярность.
Ярким примером бестолковости «Грузинской мечты» стало то, что ее лидер Бидзина Иванишвили в конце прошлого года заявил во всеуслышание: грузины должны искать работу за рубежом. Он изумился тому, что кто-то вообще требует рабочих мест у себя дома. Как ни поразительно, он считает, что в ближайшие десятилетия это нереалистичная перспектива. Его-то правительство трудится главным образом над тем, чтобы придать грузинской рабочей силе в Европе юридическую основу, и для этого ведет переговоры с европейскими коллегами. Бидзина — хотя когда-то обещал построить в Грузии десятки заводов — изумился, узнав, что грузины, оказывается, хотят хорошо оплачиваемой работы у себя на родине.
Кроме того, «Грузинская мечта» отменила налог на прибыль и навязала населению частную пенсионную схему с участием государства. Накануне эпидемии коронавируса нынешний министр сказала, что будет не против, если министерство экономики и устойчивого развития переименуют в «министерство туризма». Таким образом, нынешнему правительству не удалось исправить ни один из провалов Саакашвили. Как сказал один активист Объединенного национального движения: «Что-то из решений Миши мне нравилось, а что-то — наоборот, но «Грузинскую мечту» я терпеть не могу. Там вообще нечему нравиться».
Мишино наследие
Политика Саакашвили была направлена на развитие и этим выходила за рамки других посткоммунистических реформаторов, по сути своей технократов. Сам он любит себя сравнивать с государственными строителями вроде Мустафы Кемаля Ататюрка и Давида Бен-Гуриона. Одержимый своим образом национального символа, он проявляет недюжинную идеологическую гибкость. Начав с нападок на своего предшественника Эдуарда Шеварднадзе за то, что тот винил во бедах Россию, отвлекая грузин от внутренних неудач, Саакашвили — сперва в Грузии, а затем и на Украине — сам предстал в образе антипутинского героя. От критики экологической и общественной политики British Petroleum и трубопровода Баку — Тбилиси — Джейхан («BP нас не запугивать», — уверял он) он перешел к безоговорочной ее поддержке.
Но оппортунист вроде Миши по сути своей мог оказаться лишь правым. Разница между левыми и правыми в посткоммунистических странах выражена слабее всего, особенно после распада Советского Союза — и зачастую никак не объясняет происходящее в регионе. Поскольку социализм среди элит (а то и среди населения) дискредитирован и никакой альтернативы неолиберализму нет, партиям или политикам, которые могли бы бросить вызов капиталистической гегемонии, взяться неоткуда. Вместо этого различия касаются проведения неолиберальных реформ — как быстро и как эффективно.
Эти политические разногласия между якобы «левыми» и якобы «правыми», никогда не мешают тотальному принятию неолиберализма, как велят Вашингтонский консенсус и Европейский союз. То и дело в посткоммунистических странах вспыхивают споры насчет продажи земли иностранцам, но даже здесь они сводятся к срокам реализации — о полной отмене реформы речи не идет. В конце концов, ЕС сделал либерализацию земель критерием для ассоциированного членства. Действительно, как гласит одно исследование, левые правительства в посткоммунистических странах в проведении неолиберальных реформ преуспели больше правых. Даже отменив реформы на бумаге, левые фактически их продолжали. Так что неудивительно, что основная критика капитализма, ЕС и либерализма в посткоммунистических странах исходит от правых, которые преподносят ее культурологически.
Живя в Америке, Миша, по собственному признанию, осознал границы либеральной демократии, увидев в Вашингтоне дорогу к Белому дому. «Тут-то ты и понимаешь, что такое разные правительства», — вспоминал он. «Дорога была действительно очень плохая, даже хуже, чем в Грузии времен Шеварднадзе. Но поскольку местное правительство округа Колумбия банкрот, то даже если дорога ведет к Белому дому, кому какая разница? Вот самый могущественный президент в мире, но даже он не может починить дорогу!». Саакашвили продолжил: «Одни называют это разделением властей. Другие — демократией. Я бы сказал, что это неэффективность».
Таким образом, просидев в президентском кресле с 2004 по 2013 год, Саакашвили строил сильное государство. Но для этого ему пришлось манипулировать основными международными и региональными организациями, которые разрабатывают программы структурной перестройки. Он понял, что успокоить международное сообщество проще всего, приняв их реформы на бумаге, одновременно реализуя «успешный» бренд посткоммунистического капитализма неформальными методами. К таковым относились вымогательство бизнеса по-мафиозному — после чего средства направлялись в некие фонды развития. Коррупция и сети покровителей в Грузии процветали, и Миша перенял методы Муссолини / Руди Джулиани (Rudi Giuliani, бывший мэр Нью-Йорка, ныне адвокат Трампа, прим. перев.): сажать всех в тюрьму за мелкие нарушения, чтобы сломить крупных рэкетиров и пополнить государственный бюджет их залогами. Такое первоначальное накопление через насилие и отъем собственности сыграло ключевую роль в переходе к капитализму. В отличие от радужных побасенок о том, как капитализм несет демократию и права человека, которыми себя тешат либералы, мы видели то, что Карл Маркс назвал «экспроприацией, вписанную в анналы человечества кровавыми и пылающими буквами».
Понять происходящее в постсоветской Грузии (как и в других частях региона) помогает термин Гарри Кливера (Harry Cleaver) «девальвация» или «обесценивание». С распадом Советского Союза произошла именно девальвация — утрата навыков, умений и знаний, в том числе их передача из поколения в поколение. Вся политическая экономия СССР была стерта с лица земли одним махом — а с ней и специалисты и управленцы. Высококвалифицированные специалисты, востребованные в Советском Союзе — например, специалисты по профессиональным заболеваниям — в постсоветской Грузии оказались не нужны: новый режим попросту перестал с ними бороться. Точно так же в результате резкой деиндустриализации в Грузии было полностью разрушено производство шелка.
Обесценивание шло на протяжении всей эпохи Шеварднадзе, но при Мише лишь усугубилось: мы увидели метаморфозу, когда на любых навыках, знаниях и умениях стали делать барыши. Грузия славится своим гостеприимством — так давайте все дома превратим в гостевые. В Грузии отличная еда и вино, поэтому давайте повсюду откроем рестораны. Миша действительно ускорил развитие в Грузии капитализма, но исключительно дозволенного Западом. С точки зрения неолибералов сравнительное преимущество кавказской периферии в том, что ей нужны не квалифицированные и высокообразованные специалисты, а низкоквалифицированные работники сферы обслуживания — горничные, водители, продавцы, метрдотели и официанты. Эта новая политэкономия, бесспорно, тормозит экономическое и общественное развитие грузинского народа — и, кроме того, оказалась шаткой и уязвимой для кризисов вроде войны 2008 года и нынешней пандемии covid-19.
Миша Непотопляемый
Саакашвили по-прежнему чтят за то, что он разрушил постсоветский «чистилищный» капитализм времен Эдуарда Шеварднадзе и построил полноценный капитализм в соответствии с предписаниями неолиберальных институтов. Эти реформы он навязывал тяжелой рукой государства и неформальной властью. Чтобы запродать согражданам свое представление о будущем Грузии, он сулил грандиозные инфраструктурные планы, красочные здания и другие блистательные проекты. Но, несмотря на свой образ сторонника либеральной экономической политики, когда государство устраняется от формальной ответственности перед народом и отправляет его торговать рабочей силой на шатком рынке, большинство грузин запомнили его поборником «большого правительства» — и именно поэтому многие хотят его вернуть. Несмотря на его ужасающую репутацию в области прав человека, он считается способным или, по крайней мере, бдительным лидером.
Своим беззастенчивым невмешательством «Грузинская мечта» похоже, пробудила у грузин ностальгию по временам, когда правительство вело себя так, словно ему до них есть дело — даже карая. Невозможно себе представить, чтобы кто-нибудь из нынешнего правительства ворвался в офис Liberty Bank и начал костерить руководство за дурное обращение с пожилыми людьми, как это сделал Миша, завидев длинную очередь пенсионеров, дожидающихся своей нищенской пенсии. Сегодняшние очереди за пенсией не стали короче, но никто из властей против них не протестует — даже ради пиара.
Когда денежные переводы из-за границы втрое превышают заработную плату, когда людей систематически и ежедневно избивают, когда работодатели не несут никакой ответственности за угнетение и эксплуатацию и когда широкие массы пристрастились к азартным играм и влезли в долги, нетрудно понять, почему многие грузины мечтают вернуть «большое правительство». Доколе у нас не появятся левые, готовые отстаивать государственный интервенционизм, обеспечить народу достойные коммунальные услуги и обратить вспять постсоветский слом общества, грузины будут и впредь видеть в безумцах вроде Саакашвили своих заступников.
Сопико Джапаридзе — соучредитель независимого союза «Сеть солидарности Грузии». Профсоюзный деятель и общественный организатором в США и Грузии.