ПРЫГНУВ НА НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ВПЕРЕД, Я ИЗБАВИЛСЯ ОТ ПОЛИТКОНЪЮНКТУРНЫХ ДЕТАЛЕЙ
— Валентин, всюду-всюду вы уже побывали со своей «Атлантидой», а мы в Украине еще до сих пор в ожидании, поэтому будем расспрашивать вас очень детально. Вы и режиссер, и сценарист, и оператор, и продюсер. Почему так? Не доверили это дело никому?
— Я уже давно так работаю. И в предыдущих фильмах так же выполнял все эти функции. В первую очередь мое кино визуальное, а поскольку важно найти оператора, который бы думал и чувствовал мир так, как я, то я здесь и режиссер, и оператор. Мне так удобнее. Если ты можешь сделать это сам, то зачем кого-то искать? Тем более, что на этапе отбора материала больше работает оператор, чем режиссер, а потом они начинают внутри меня спорить и достигать какого-то компромисса.
— Несмотря на всю жесткость реальности, в «Атлантиде» — очень эстетичная картинка, даже если на экране мрачный индустриальный пейзаж. И кажется, заложено очень много символов, например, огонь. Он совершенно разный: поглощает, уничтожает, разрушает, а потом вдруг в совершенно прекрасном кадре появляется ласковый согревающий огонь.
— Конечно, мы обо всем этом думаем в период подготовки перед съемками, прорабатываем, понимаем: что вот здесь это работает, здесь работает, а здесь меняет свою энергию с негативной на позитивную.
— Почему вы выбрали такой интересный, полуфантастический жанр, как антиутопия? Действие фильма происходит в будущем, хоть и недалеком.
— Да, это какой-то условный мир. Но я все же строю его, опираясь на определенные факты, на ощущение того, что происходит, и вещи, которые можно спрогнозировать. Все основано на реальных событиях, которые уже происходят.
Почему я выбрал такой путь? Потому что таким образом я освобождаюсь от условных деталей, например, от политконъюнктурных, которые вынужден был бы долго объяснять интерактивной аудитории, которая не в контексте украинских событий. А прыгнув на несколько лет вперед, я избавился от этого, став свободным человеком, мне было гораздо легче работать.
Я ПОКАЗЫВАЮ ЖЕСТКИЕ И СТРАШНЫЕ ВЕЩИ, НО ВСЕГДА ДЕРЖУ ДИСТАНЦИЮ И НЕ РАССМАТРИВАЮ ЭТО В ДЕТАЛЯХ
— Где проходили съемки? Что это за гигантский завод?
— Большинство съемок проводились в Мариуполе и вокруг него в радиусе 50 км. В кадре у нас «Азовсталь» и карьер, который находится сразу за Мариуполем, в Гранитном.
Сам интерьер металлургического комбината мы построили на «Ленинской кузнице», все эти ковши сделаны студией Art Department и талантливым художником-постановщиком Владленом Одуденко, а границу мы сами построили.
— А лаву как сделали? Такая она у вас страшная и реалистичная…
— На шлаковом отвале действительно все настоящее, а лава, в которую прыгает герой, была всеми нами выдумана и создана и воплощена теми же талантливыми художниками Art Department. Мы очень долго думали, как эту сцену снять, чтобы это было одним кадром и выглядело бы максимально документально. В конечном итоге нам удалось это сделать.
— Все действительно выглядело по-настоящему, но вам удалось избежать чрезмерной реалистичности в самых страшных кадрах. Например, в начале фильма мы понимаем весь ужас эпизода, но можем смотреть на это без ужаса, поскольку эти кадры вы показали интересным способом — через тепловизор.
— Это вообще мой способ рассказывания истории — я показываю достаточно жесткие и страшные вещи, но всегда держу дистанцию и не рассматриваю это в деталях. Я показываю общую картинку, поэтому не возникает физического отвращения к тому, что зритель видит, такие страшные кадры. А тепловизор — это удачная находка, она уже в самом конце возникла. Благодаря ему те страшные кадры воспринимаются отстраненно — будто есть какие-то образы, пятна, будто оно все ненастоящее…
— Вы настолько приближали фильм к реальности, что даже сняли в нем реальных людей, а не профессиональных актеров!
— Да. Все — реальные люди, начиная с главных героев: Андрей Рымарук был на войне разведчиком, сейчас работает в фонде «Вернись живым». Он большую часть времени проводит на востоке Украины, знает всех военных, а все военные знают его.
Так же и Людмила Билека, и Василий Антоняк были на войне. У нас снимались настоящие военные, настоящие члены организации «Черный тюльпан». Все настоящие, все играли сами себя, даже судмедэксперт города Днипра. Он шикарно сыграл! То, как выглядит эта экспертиза в нашем кино, она так же выглядит на самом деле. Он работал, не играл, поэтому из дубля в дубль делал все четко, идеально и к нему вообще никаких вопросов не возникало.
— Только не говорите, что то, что мы видели на столе во время экспертизы, тоже реальное!
— Нет, это не реальная история. Конечно, это не реальные останки. Это невозможно просто, но мы пересмотрели тонну материала, который нам предоставил «Черный тюльпан», и сделали все максимально достоверно. После съемок мы все эти тела и столы оставили «Черному тюльпану», чтобы они на этих макетах учили молодых людей, которые присоединяются к этой миссии.
КАЖДУЮ СЦЕНУ Я ПЫТАЮСЬ НАСЫТИТЬ «СКРЫТЫМИ АТТРАКЦИОНАМИ»
— Труднее ли работать с непрофессиональными актерами?
— Это, конечно, трудно, но здесь главная задача возлагается на правильный кастинг: надо найти людей, у которых, несмотря на отсутствие актерского образования, все же есть талант и актерские способности.
Все наши актеры обладают этими способностями, они хорошо формулируют свои мысли, не боятся камеры, органичны на уровне движения и на уровне речи. Мы их нашли, после этого было бесконечное количество репетиций, затем много дублей на площадке — и все, успех. Это результат большого количества репетиций и взаимодействия с актерами.
— Вы говорили, что сценарий фильма писался вами на протяжении всех съемок. То есть, когда вы начинали снимать, готового сценария еще не было?
— Это правда. Конечно, у меня был схематичный сценарий, и не один, а несколько, но когда ты сталкиваешься с реальными людьми, которые являются носителями этой уникальной травматического информации (я имею в виду военные действия), то они предлагают тебе свежий и правдивый материал, который игнорировать ты не можешь! Тогда и рождаются новые идеи, новые сцены. Во время общения со всеми моими актерами, изучения того, как они работают, чем занимаются, у меня появились новые истории, и мы их на локации начинали воплощать. Это, конечно, влияет на сценарий, который ты придумал дома на диване. Потому что одно дело, когда ты дома в комфорте, другое дело, когда ты в полях с людьми, имеющими военный опыт. У тебя есть фактуры, которые помогают и вдохновляют, потому что они эксперты. Мы 3 месяца все жили в Мариуполе. У нас было много времени, чтобы пообщаться.
Были такие моменты, когда они говорили: «Я бы так никогда не сказал потому, потому и потому». А как? А вот так. И тогда мы меняли, чтобы это было правдиво. Потому что они же потом с побратимами будут смотреть — это и им скажут, что это неправда.
— У вас есть довольно длинные сцены. Сегодня, когда зритель привык к «клиповому» восприятию, к быстрой смене картинки, вы все равно прибегли именно к такому художественному средству. Не боялись, что это не сработает?
— Нет, я уже это проверял на фильме «Уровень черного» — это все работает. И когда ты чувствуешь фактуру, чувствуешь энергию сцены, время начинает плыть немножко по-другому. Здесь главное сбалансировать это время и энергию сцены. Это фантастически работает и я каждую сцену пытаюсь насытить «скрытыми аттракционами», которые держат внимание зрителя.
— И всегда в конце длинной сцены аттракцион должен взорваться?
— Каждый раз так и происходит плюс-минус. В одной сцене более энергично и мощно, в другой — менее мощно. Но я всегда закладываю то, что герой входит в сцену одним, выходит другим. Это такое правило.
— Какая может быть максимальная длина одного плана?
— По-разному. От трех до семи минут. Камера может быть статичной, может быть подвижной, но просто мы не разрезаем планы, и это важно для передачи, для достоверности, для того, чтобы убедить зрителя, что это — большой кусок жизни героя, это очень хорошо всегда работает.
То есть, фактически это такой набор новелл, короткометражных фильмов, которые просто идут друг за другом.
МУЗЫКА В ПРИНЦИПЕ НЕ НУЖНА, КОГДА ТЫ С ПОМОЩЬЮ ВИЗУАЛЬНЫХ РЕШЕНИЙ МОЖЕШЬ РАССКАЗАТЬ ИСТОРИЮ
— Еще интересный момент: у вас совершенно нет музыки, даже на титрах. Почему?
— Она не нужна там, правда. Если вспоминать тот же «Уровень черного» (на этом фильме проверено все), то там единственный раз звучит музыка только тогда, когда герой должен танцевать. Если бы он не танцевал, не было бы музыки.
Музыка в принципе не нужна, когда ты с помощью визуальных решений можешь рассказать историю. Если они не работают, то это означает только то, что ты не нашел мизансцену и ее решение, тогда, возможно, там есть смысл использовать музыку, чтобы добиться определенного эмоционального состояния зрителя. Это миллион раз проверенный ход — музыка работает на подсознание и вырывает из человека определенные состояния. Это очень просто. Человек, имеющий какие-то амбиции, не должен этим так откровенно пользоваться.
— У вас есть там музыка… выстрелов. Мне кажется, что можно, если очень этого хотеть, услышать даже барабанный ритм.
— Знаете, у меня в сценарии это было прописано: когда герой второй раз ночью расстреливает мишени, я хотел такой какой-то импрессионизм сделать — сыграть определенную музыку звоном этих стальных мишеней, но потом отказался. Что-то похожее там осталось на уровне атмосферы, на уровне саунд-дизайна. Но если бы это было сделано очень заметно, оно бы многовато на себя внимания забрало, поэтому мы отказались.
Я уже рассказывал эту историю, что когда мы получили главный приз гран-при на фестивале во Франции, ко мне подошли члены жюри и спросили, почему в титрах нет композитора, ведь там замечательная музыка. Они, собственно, этот саунд-дизайн, эту атмосферу восприняли как современный музыкальный ряд. Это все благодаря нашему звукорежиссеру Сергею Степанскому — именно он во многих сценах создает «музыку».
СНАЧАЛА Я ВООБЩЕ ДУМАЛ СНЯТЬ ДОВОЛЬНО СДЕРЖАННЫЙ, ЖЕСТКИЙ И БЕСПРОСВЕТНЫЙ ФИЛЬМ БЕЗ ЛЮБВИ
— В фильме есть о-о-очень откровенная сцена, которой, мне кажется, вы сразу ограничили возрастную аудиторию, потому что там сразу 18+ будет.
— Сцена секса? Я аудиторию фильма так много раз ограничиваю, начиная с разложенных тел, что она меньше такой сцены не станет!
Сначала я вообще думал снять довольно сдержанный, жесткий и беспросветный фильм, без любви и без отношений. Но эта история не работала, я был вынужден больше развить линию отношений, что и привело к этой сцене. А если я уже начинаю это делать, должен идти до конца и показывать все, как оно происходит. Можно было бы обрезать эту сцену, оставить дождь, дворники моют окно, герои просто целуются… Это было бы очень поэтично, но мы должны идти до конца, потому что поэтика — это классно, но наш фильм не такой. Мы должны держаться и идти в этом направлении.
Эротическая сцена для меня всегда вызов, и интересно было ее сделать такой, именно в такой атмосфере, в такой ситуации.
— В анонсах к фильму говорится, что это история двух друзей, но мне кажется, что вы все же больше развили историю взаимоотношений Сергея и Кати, линия друга Ивана была довольно непродолжительной.
— Она пунктирно обозначена — видно, что они побратимы. Мне важно было показать, что один из друзей выжил, а второй ушел, не справившись со своим посттравматическим синдромом. Это главное. Их предыдущая история взаимоотношений не принципиальна. Они вместе воевали, получили похожие травмы, не знают, как дальше жить, но у одного из героев более устойчивая психика, у другогого — нет.
— Как в Европе восприняли этот фильм, ведь в нем довольно четко все названо своими именами: Россия — агрессор?
— Ровно. Европейцами все ровно воспринимается. Они люди, которые находятся вне зоны конфликта, смотрят на это со стороны. Им интересно, конечно, как происходят события. А моя цель и была напомнить, что здесь не какая-то гражданская война, здесь идет война России с Украиной. И результаты будут примерно такие.
Честно скажу, я не хочу видеть такие результаты, но похоже на то, что примерно что-то такое мы будем иметь через определенный период времени. Единственное, что касается нашей победы над врагом, сегодня, с изменением политической конъюнктуры, я бы не был таким оптимистичным относительно 2025 года.
— Если говорить о визийности этой ленты, то у меня возникают амбивалентные ощущения: хочется верить, что в 2025-м году мы победим, но в то же время пугают слова, произнесенные устами одной из героинь фильма: «На этой земле жить нельзя, она не пригодна для жизни».
— Понимаете, иногда главное — победа. Потому что если не победить, такой непригодной землей может стать вся территория Украины.
— Ответ лежит на поверхности, но все же спрошу — почему вы выбрали название «Атлантида»?
— Потому что Атлантида — это территория, которая когда-то исчезла так же, как исчезает индустриальный мощный регион Украины.
— Но в нашем случае она должна возродиться.
— Ну, конечно!
«ОТБЛЕСК» МОЖНО НАЗВАТЬ ПРИКВЕЛОМ «АТЛАНТИДЫ», ТАМ ДАЖЕ В ЭПИЗОДИЧЕСКОЙ РОЛИ СНИМАЕТСЯ РЫМАРУК
— Будем в это верить и идти к этому. Перед интервью вы обмолвились, что буквально только что вернулись с выбора локаций для нового фильма. Он будет называться «Отблеск», и вы не отходите от тематики войны, но там будут сниматься профессиональные актеры. Я правильно анонсирую?
— Да, «Отблеск». События в нем происходят в 2014 году. Это, если пошутить, можно назвать приквелом «Атлантиды», там даже в эпизодической роли снимается Андрей Рымарук.
История там такая — патриотически настроенный гражданский человек идет на войну по собственному желанию, попадает в плен и получает такую жесткую травму, что с ней, в принципе, уже нет смысла дальше жить. Он возвращается домой по обмену и пытается зацепиться за эту жизнь. Важная часть «Отблеска» будет построена на коммуникации этого травмированного мужчины с дочерью.
Мы собираемся доснять фильм до конца этого года.
— И тоже загадываете себе большую международную фестивальную историю?
— Это как повезет. Конечно, я стараюсь прежде всего делать кино для себя, для украинцев, но делать таким образом, чтобы эта история была универсальна, и по языку и подаче была интересна критикам, международной аудитории, киноманам и синефилам. Но в то же время, чтобы она была понятна и всем остальным людям, которые готовы смотреть травматическое кино и сочувствовать нашим героям. Для меня это важно, я всегда говорю, что сострадание отличает нас от животных.
— Когда вы снимали «Атлантиду», вы могли предвидеть такой ее успех?
— Повезло. На стремлении к успеху не стоит фокусироваться, потому что могут плохие вещи с тобой начать происходить, когда ты сфокусирован на успехе и не допускаешь провала. Поэтому я заранее к нему готов. А если у «Отблеска» будет такая же успешная кинофестивальная история, я буду счастлив, если не будет — ну, о’кей. Буду дальше пытаться снимать. Все же я делаю кино так, как я могу. По-другому я не могу делать — и это для меня главное.
— Очень ли повлиял на ваши рабочие процессы карантин?
— Очень повлиял. Мы вынуждены были остановить работу над «Отблеском» и за это время я радикально изменил историю, потому что время идет, ты меняешься, мир вокруг тебя меняется. Это иногда бывает не очень комфортно, но мы взяли себя в руки и скоро доснимем фильм.
А нашу фестивальную историю карантин фактически срезал — она в один день остановилась — часть фестивалей перешла в онлайн, часть отменилась.
Я был в Люксембурге, кажется, когда за два дня до завершения фестиваля его остановили и всех гостей за один вечер разослали по домам. Андрей Рымарук еще успел в Мексике получить гран-при и вернуться, но очень долгим путем, 2 суток возвращался.
ЭТО КИНО НАДО СМОТРЕТЬ НА БОЛЬШИХ ЭКРАНАХ
— Вы говорите, что Римарук и в «Отблеске» в эпизодической роли снялся, так значит ли это, что вы открыли нового актера? Он себя таким почувствовал?
— Конечно, он почувствовал себя актером и правильно делает! Он уже снялся еще в одном блестящем коротком метре, о котором мы скоро узнаем (не я режиссер).
И я его буду еще снимать. Он фантастичен как человек и как актер. Я хочу, чтобы он продолжил это делать и не обязательно ему становиться профессиональным актером, зарабатывать этим деньги, идти в сериалы. Он может сниматься в хороших качественных фильмах — и этого будет достаточно. Мы его заразили. Он получил еще один посттравматический синдром после наших съемок, который не вытеснил тот его военный синдром, и теперь у него их два.
— В «Отблеске» будут играть профессиональные актеры, но, я так понимаю, медийных лиц не будет? Вы режиссер, который не идет таким путем для залога зрительского успеха?
— Это не наш путь. Мы можем выбирать известные лица, но только потому, что они стопроцентно подходят типажно и действительно хорошие актеры. А брать исключительно ради того, чтобы привести большую аудиторию — не наша история. Наоборот, мы пытаемся искать людей, у которых это будет первый опыт в драматическом кино.
Но в фильме «Отблеск» играет довольно известный актер, который большинство ролей сыграл именно в прокатном зрительском кино. Не скажу пока — кто, но у него такая амплитуда, что он просто безумно талантливый человек!
— Я вам очень благодарна за разговор. Вы пока держите интригу насчет следующего фильма, а мы тем временем вашу «Атлантиду» на широких экранах посмотрим!
— Приходите. С 5-го ноября — прокат в кинотеатрах Украины. Это кино действительно надо смотреть на больших экранах, потому что оно снято таким образом, что там нет крупных планов. Есть очень широкие общие планы, средние планы — поэтому наибольшее количество информации, фактуры и глубины цвета вы сможете увидеть только в кинотеатре.