Сибирь — протяженный географический регион на севере Азии. На западе он граничит с Уралом, на востоке — с хребтами тихоокеанского водораздела, на севере — с Северным Ледовитым океаном, а на юге окаймлен государственной границей России, в которую вошел относительно недавно — в XVI и XVII веках.
Но, в отличие от других сопоставимых регионов, Сибирь — это прежде всего миф. Или даже комплекс исторических и культурных мифов — и для среднестатистического русского человека они иные, нежели для среднестатистического иностранца. Эти два мифологических комплекса, кажется, пересекаются только в одном сегменте: ГУЛАГ.
Несмотря на тот исторический факт, что Сибирь еще в царские времена была местом принудительного труда и ссылок, за этим географическим наименованием четко просматриваются контуры сталинских концентрационных лагерей. Можно сказать, что Сибирь с культурно-научной точки зрения является квинтэссенцией ГУЛАГа, его «идеальным» воплощением, охватывающим советские лагеря от Белого до Японского моря, от Архангельска до степей Казахстана. Все они в своей общности являются Сибирью.
Политический анекдот из советских времен: какой дом самый высокий в Ленинграде? Здание КГБ на Литейном — из его пыточных подвалов видна Сибирь.
В общественном сознании россиян трагический миф ГУЛАГа противопоставлен другому культурно-историческому мифу: Сибирь как кузница русской свободы. Это находит отражение в распространенной фразе: «Дальше Сибири не сошлют».
В давние времена, еще при царе, русские крепостные бежали в Сибирь от самоуправства помещиков, а староверы-раскольники, не принимавшие церковные каноны, — от жестоких преследований государства. Это относилось как к российскому, так и советскому государству: в 1970-е годы геологи к своему неописуемому удивлению обнаружили в саянской тайге семью староверов Лыковых. В 1930-е они бежала от репрессий и прожили в тайге 40 лет в полной изоляции, не имея ни малейшего представления о том, что в эти десятилетия происходило в стране и мире.
Помимо беглых крепостных и староверов, были и бывшие заключенные ГУЛАГа, эти свободолюбивые группы российского населения, которые после освобождения по разным причинам не захотели возвращаться «на континент», остались в Сибири и пустили там корни.
Из всех этих веками переплетавшихся друг с другом корней вышли сегодняшние сибиряки. В отличие от остальных россиян (чье самоопределение не раз подавлялось российским и советским государствами), они свободолюбивы и в состоянии постоять за себя.
Этот лестный миф (который после 70 лет советской власти имеет под собой солидную основу) порой порождает более или менее выраженные сепаратистские настроения. Якобы Сибирь могла бы быть намного лучше и богаче не под крылом Москвы.
Такие сепаратистские иллюзии подогреваются тем очевидным фактом, что ни один другой регион России так не богат природными ресурсами, как Сибирь: 85% запасов свинца и платины, 80% месторождений угля и молибдена, 89% нефтяных и 95% газовых месторождений страны. Не говоря уже об огромных лесных массивах — тайге. В этом смысле Сибирь — «подушка безопасности» для поддержания политической власти государства, которое рассчитывает, что естественных природных ресурсов хватит на его век — а потом будь что будет.
За иллюзию государственной стабильности местное население расплачивается экологическими проблемами. Большая часть самых грязных городов России, в том числе и опаснейший Норильск, находятся в Сибири. Вместе с тем Сибирь настолько огромна, что ее природа за пределами промышленных центров, где сосредоточено «грязное» производство (металлургия, тепловая энергетика, целлюлозно-бумажная промышленность), до сих пор остается нетронутой. Год за годом это способствует росту туристического потока. Любимым местом отдыха российского президента (который регулярно посещает эти места вместе с министром обороны), как известно, является Алтай — регион, известный своими шаманскими традициями или, как написала одна газета, «знанием об иррациональном и основанном на матрице памяти предков».
Вероятно, эта духовная иррациональность объясняет глубокое безразличие российских чиновников (и в Сибири, и на федеральном уровне) к разрушительным пожарам, регулярно уничтожающим огромные массивы тайги. Не говоря уже о вырубке леса и продаже сибирской благородной древесины в Китай. По сравнению с «матрицей памяти предков» это сущая мелочь.
Транссибирская магистраль — самая протяженная железная дорога в мире. Среди всех иностранцев, интересующихся Россией, я не знаю ни одного, кто не мечтал бы проехать по Транссибу. Там можно не только полюбоваться из окна поезда восхитительной нетронутой сибирской природой, но и встретить «настоящих русских людей», которые не поддались разрушительному влиянию городской европейской цивилизации.
Постсоветская идеология называла этих мифических людей «глубоким народом». В отличие от «вечно недовольной интеллигенции», он полностью поддерживал не только нынешний, но и все прошлые и будущие политические режимы.
Этому политическому мифу образно противопоставлен другой миф: только здесь, на просторах Сибири и Дальнего Востока, можно встретить настоящих смельчаков, «русско-азиатских медведей», которые спасительно возвышаются над соотечественниками, робкими «русско-европейскими» зайцами.
Какой из двух мифов победит, пока трудно сказать. Но судя по событиям в Хабаровске, где много недель не утихали массовые протесты против несправедливых, с точки зрения местного населения, действий российского центрального правительства, у последнего есть определенный шанс.
В советское время Сибирь, несмотря на ее географическое положение, не воспринимали как «Азию». Лишь после того как Узбекистан, Казахстан и Киргизия — другими словами, «азиатское подбрюшье» (цитируя Александра Солженицына) — отделились от российского государства, тема Азии начала постепенно приобретать значение. Сегодня Сибирь и Дальний Восток живут с оглядкой на азиатских экономических гигантов — Японию и Китай. Японией восхищаются. Китай, напротив, многими рассматривается как источник отнюдь не мифической угрозы. Не раз я слышала от местного населения, что китайцы все взяли под свой контроль и скоро станут здесь хозяевами. В этом я не уверена, однако ползущая китайская экономическая экспансия действительно налицо.
В Сибири полно бросающихся в глаза буровых установок. Каждая из них — очевидный символ глубокой «наркотической зависимости» от нефтяного и газового сектора, на которой основана российская государственность. И это, к сожалению, не миф. Мифами или так никогда и не реализованными стратегическими планами оказались ставшие популярными в 2000-е годы дебаты о необходимости диверсификации российской экономики. Другими словами, об освобождении от «ресурсного проклятия», которое, по мнению многих экономистов, стало одной из основных причин распада СССР. Но не мне об этом судить.
Мой скорее скромный опыт знакомства с Сибирью показывает, что Сибирь, наверное, не «Европа», но совершенно точно и не «Азия». И не страна мифических скифов, азиатских варваров, которыми великий русский поэт Александр Блок в начале XX века грозил старому европейскому миру.
Сегодняшние сибиряки (реальные, а не мифические) — это чаще всего простые постсоветские россияне. Они не склонны к конфликтам, избегают открытых и праворадикальных разговоров «о политике» и не доверяют руководству — ни местному, ни тому, что в Москве. В частных беседах они позволяют себе критиковать правительство — за равнодушие к потребностям простых людей, за коррупцию неимоверного, по их меркам, масштаба — и прежде всего за то, что «все советские достижения разбазарены».
Вместе с тем, они уверены, что, в отличие от «диких девяностых», сегодня живут в эру монолитной путинской стабильности, ради которой можно вынести и временные трудности и мелкие неприятности, такие как постоянное падение уровня жизни и низкая зарплата.