(Продолжение. Часть I)
Эти учения в определенном смысле изменили отношение некоторых американских чиновников к тем угрозам безопасности, которые влечет за собой изменение климата. В 2010 году составители Четырехлетнего прогноза Министерства обороны США — ставшего одной из первых и достаточно редких официальных оценок климатических рисков, — предупредили, что изменение климата «может оказать серьезное геополитическое воздействие», поскольку оно будет способствовать росту уровней бедности, голода, засухи и распространения заболеваний — то есть обострять те факторы, которые «подстегивают и усиливают массовую миграцию». К 2014 году Министерство обороны США уже стало применять к изменению климата термин «коэффициент угрозы», характеризующий то, насколько более страшными могут стать худшие кошмары служб безопасности. К тому моменту, когда в конце 2014 года Подеста отправился в Китай на переговоры по соглашению о сокращении объемов выбросов — это стало дипломатическим подвигом, заложившим основы Парижского соглашения по климату, — он уже был уверен, что именно обусловленная изменением климата нехватка продовольствия является главной угрозой для глобальной безопасности и американских интересов. Подеста уже тогда понимал, что эта нехватка продовольствия и вызванная ей миграция приведут к фундаментальному и, вероятно, опасному сдвигу в глобальном геополитическом балансе. «Тогда мы только начинали осознавать, насколько велика эта проблема», — сказал мне Подеста.
Стратегические вызовы со стороны изменения климата, которые угрожают Америке, не сводятся только лишь к продовольствию. Для начала, даже при условии умеренного темпа потепления к 2050 году повышение уровня моря может привести к переселению 14 миллионов американцев, тогда как в России в зоне риска окажутся менее 2 миллионов человек. Американские военные объекты по всему миру тоже окажутся в крайне уязвимом положении. Согласно аналитическому отчету Министерства обороны США от 2018 года, примерно 1700 таких объектов, возможно, придется перенести, чтобы они не пострадали от разливов рек, наводнений и ураганов. Между тем упорное нежелание представителей правого крыла обсуждать повышение уровня моря и глобальное потепление делает американскую стратегию неэффективной и мешает руководству страны планировать дальнейшие шаги. Если убрать какой-либо фактор из общих расчетов, вы получите слепые зоны. Один показательный пример: у России 34 ледокола, у Китая, который находится далеко от Арктики, четыре ледокола. У Соединенных Штатов есть всего два ледокола, одному из которых уже почти 50 лет. Когда речь заходит о климате, оборонный истеблишмент «занимает скорее реактивную, нежели проактивную позицию», как сказал Джон Конгер (John Conger), бывший помощник заместителя министра обороны, а ныне директор Центра по изучению климата и безопасности. «Поэтому чрезвычайные ситуации и кризисы привлекают к себе больше внимания, нежели возможности и перспективы».
Однако в долгосрочной перспективе сельское хозяйство, вероятно, представляет собой самую важную иллюстрацию того, как глобальное потепление может разрушить позиции Америки. В настоящее время американская сельскохозяйственная отрасль служит важным, хотя и малозаметным инструментом влияния в той внешней политике, которую ведет Америка. Соединенные Штаты производят около трети общемировых запасов соевых бобов, примерно 40 процентов кукурузы и 13 процентов пшеницы. Согласно недавним оценкам, Америка экспортирует основные зерновые культуры в 174 страны мира, и вместе с ними она экспортирует свое демократическое влияние и силу. Тем не менее, данные об изменении климата, проанализированные в рамках этого проекта, показывают, что американское сельское хозяйство находится в опасности. Объемы урожаев, собираемых от Техаса до Небраски, могут упасть на 90% уже к 2040 году, потому что оптимальные районы произрастания постепенно смешаются в сторону двух Дакот и к канадской границе. И в отличие от России и Канады эта граница лишает Соединенные Штаты возможности смещаться на север вместе с оптимальными условиями выращивания сельскохозяйственных культур.
Маршалл Берк прогнозирует, что в течение следующих 80 лет американский ВВП на душу населения сократится на 36% по сравнению с тем, каким он мог бы быть в мире без теплеющего климата, а ВВП на душу населения в России вырастет в четыре раза. Результаты исследования, проведенного недавно учеными Колумбийского университета, показали, что последствия упадка американского сельского хозяйства быстро распространятся по всему миру. Спустя всего четыре года засушливых сезонов на юго-западе Соединенных Штатов — в такие сезоны урожаи некоторых культур падают на 60% — глобальные запасы пшеницы сократятся примерно на треть, а собственные запасы Америки практически полностью иссякнут. И по мере снижения степени пригодности для жизни и плодородия американских земель может уменьшаться и влияние Соединенных Штатов в мире.
Слова современного гимна России указывают на то, что как минимум некоторые из ее лидеров предвидели такой поворот событий: «Широкий простор для мечты и для жизни грядущие нам открывают года». Ка будто чтобы воплотить эти мечты в реальность — и, вероятно, предвидя необходимость осваивать новые земли для реализации его климатических амбиций, — Владимир Путин заявил в 2013 году, что российский Дальний Восток — «это наш национальный приоритет на весь 21 век» и что цели, которых необходимо достичь, «беспрецедентны по своим масштабам». Озвучивая эти свои устремления, Путин, несомненно, опирался на историю своей страны. В ней была и сторожевая застава, которую Россию построила на берегу Охотского моря в 1700-х годах; и попытки вытеснить китайских поселенцев из империи Цин в 1800-х годах; и основание Еврейской автономной области, которое вылилось в переселение около 40 тысяч евреев в район Биробиджана в 1934 году; а также отправка множества заключенных и рабочих в Сибирь и на Дальний Восток при Сталине и в более поздние периоды.
Однако все эти попытки заселить территории сводились к переселению — к отправке российских граждан на восток для освоения новой земли возможностей. Действующий план позволяет любому российскому гражданину, готовому переселиться в Сибирь и на Дальний Восток, включая район Биробиджана в Еврейской автономной области, купить там собственность в кредит под 2%. Россияне, готовые поселиться там, могут получить участки земли бесплатно. Кроме того, для них бесплатным будет и обучение на различные специальности.
Тем не менее, ни одна из этих попыток подстегнуть внутреннюю миграцию не привела к сколько-нибудь значимым результатам. Правительство сообщает, что оно уже предоставило почти 150 тысяч акров земли примерно 86 тысячам человек, но только 14 процентов из них ранее не жили в этом регионе. С 1991 года население областей, традиционно входивших в состав Дальневосточного федерального округа, упало на 25 процентов. Сейчас снижение численности населения этого округа замедлилось, но все же оно продолжается. Ситуация настолько плачевна, что правительство даже создало специальный Департамент по развитию человеческого капитала. (Представители этого департамента отказались дать нам интервью).
История Андрея Швалова служит иллюстрацией того, почему так происходит. В 2016 году Швалов подал заявку на получение земли в рамках программы по переселению, решив отказаться от жизни фотографа, чтобы заняться освоением земли на Дальнем Востоке. Он заполнил заявку на сайте, и очень скоро ему выделили пять акров поросшей лесом земли недалеко от Благовещенска — небольшого города у китайской границы примерно в 420 километрах к северо-западу от Димитрова. И только приехав туда вместе с женой и двумя маленькими детьми, Швалов обнаружил все те вызовы и проблемы, которые не может решить правительственная программа.
«Моей первой проблемой стало то, где взять воду», — рассказал Швалов. Он стал смотреть видео в YouTube, чтобы понять, как нужно бурить колодец, строить дом и сушить дрова. Сначала Швалов построил курятник, и его семья некоторое время жила в нем. Теперь, спустя четыре года после переезда на Дальний Восток, жена Швалова живет в квартире в городе, а он с детьми ночует во временной лачуге, пока строится дом. «В городе, — говорит он, — мы все думали о мотивациях и целях. Здесь главный вопрос — что мы будем есть и пить». Какова главная проблема? Там нет никакой инфраструктуры, к которой можно было бы подсоединиться, и несмотря на заявления чиновников о том, как они поддерживают переселенцев, государственных средств не хватает на строительство этой инфраструктуры. Амурская область ежегодно теряет по 1 тысячи 600 человек — российское ведомство по демографической политике называет ее «областью-донором». Еврейская автономная область, окружающая Димитрово, находится в таком же положении. Там попросту некому работать.
Поэтому неудивительно, что этот регион все больше зависит от того, что директор Института демографии московского Национального исследовательского университета Анатолий Вишневский называет «замещающей миграцией» (для восполнения убыли рабочей силы). На самом деле собственная российская демографическая статистика демонстрирует снижение численности населения в восточных регионах страны, несмотря на небольшой, но все же уверенно растущий приток иностранных мигрантов — не только мигрантов из Китая, Северной Кореи и Японии, которые уже закрепились в этом регионе, но и с Кавказа и Средней Азии, а порой даже из Индии, Турции и Афганистана.
В конце октября я беседовал по видеосвязи с Сергеем Карагановым, основателем российского Совета по внешней и оборонной политике и влиятельным советником российских лидеров, в том числе Путина. Караганов, которого обычно показывают в костюме и галстуке, но который называет себя охотником, сидел в столовой, обитой деревом, на своей даче, которая находится в паре часов езды от Москвы. Караганов решил на время переехать на дачу, чтобы уберечься от covid-19. За его спиной я увидел огромную шкуру медведя, висевшую на стене рядом с лосиной головой. По словам Караганова, Россия так сильно нуждается в рабочей силе в своей восточной части, что власти даже задумывались о привлечении рабочих из Индии: «Мы думали о нескольких сотнях тысячах».
Тем не менее, есть ощущение, что рано или поздно в России появится больше человеческого капитала, чем ей будет нужно. Азиатская часть России располагается на континенте с самым многочисленным населением, и это не только китайцы, но и почти два миллиарда жителей Южной Азии — от влажной Дельты Меконга и Бангладеш до знойных равнин Индии, — многие из которых в скором времени неизбежно двинутся на север в поисках места и ресурсов, потому что климат продолжает теплеть, а уровень мирового океана продолжается подниматься. По словам Караганова, «Россия не хочет принимать слишком много китайцев». «Но, когда настанет время, мигранты будут прибывать именно оттуда, а также из Средней Азии и с Кавказа. Это проблема, однако это также может стать величайшей возможностью».
В краткосрочной перспективе, хотя Россия, возможно, предпочла бы, чтобы мигранты приезжали из Средней Азии и других стран, расположенных дальше на юг, скорее всего, туда поедут именно китайцы. Они уже активно расселяются в Сибири и на Дальнем Востоке — порой посредством браков с российскими гражданами, что дает им право на получение бесплатного участка земли, или беря в аренду землю у россиян, которые получают ее от государства. В какой-то момент российские газеты писали о 1,5 миллиона китайцев, живущих на юге России, хотя точных данных пока нет, и некоторые эксперты утверждают, что их число намного меньше. В этом году многие китайцы вернулись на родину, опасаясь закрытия границы из-за коронавируса. Но большинство экспертов, включая Караганова, считают, что они вернутся, обеспечив россиян перспективами роста и одновременно спровоцировав новый всплеск расистских настроений, которые всегда мешали России ассимилировать чужаков.
Когда Дима впервые приехал из Шэньяна в возрасте 26 лет, предприимчивые мигранты активно пользовались различными возможностями, которые им предоставляла граница с Россией. Дима сел на поезд в Хабаровск, самый крупный город на российском Дальнем Востоке, а затем двинулся дальше на запад, поверив слухам о бесплатной пахотной земле. Он очень быстро нашел работу в колхозе под Димитровым и стал продавать свою продукцию покупателям вдоль железной дороги, но спустя пять лет колхоз развалился, и большинство русских уехали.
Дима увидел в этом отличную возможность. Китай, из которого он уехал, был урбанистическим, перенаселенным и бедным, а эта часть России была похожа на «дикий восток», богатый субсидиями, пространством и возможностями. Его жена — гражданка России — подала заявку на дешевый кредит, которого хватило на покупку фермерского оборудования и 50 акров земли для выращивания соевых бобов и кормового ячменя. К 2020 году Дима сумел расширить свои владения, и теперь у него есть два больших комбайна, которые обрабатывают 6 тысяч 500 акров земли, а также 15 работников — в основном из Китая. Более того, Дима начал успешно вписываться в местную среду. «Мои соседи воспринимают меня как Диму, — сказал он на русском языке с очень заметным китайским акцентом, — хотя я не могу скрывать, что пока говорю на русском не очень хорошо».
По словам Димы, он уверен, что, как только закончится пандемия, в этот регион прибудет множество его соотечественников, в том числе, возможно, более крупные инвесторы и более крупные компании. «Отступать нельзя, — сказал он, добавив, что сюда было вложено слишком много денег. — Они придут». В настоящее время большая часть китайских денег сконцентрирована во Владивостоке — ветреном портовом городе, расположенном на берегу Японского моря, примерно в девяти часах полета на самолете из Москвы. Именно через Владивосток китайские компании начали вкладывать миллиарды долларов в аренду российских земель и сельское хозяйство, и именно из Владивостока тысячи тонн соевых бобов, кукурузы и пшеницы отправляются на юг, в китайские города. В ходе видео-звонка, сидя в конференц-зале с зеркальными стенами в здании Агентства Дальнего Востока по привлечению инвестиций и поддержке экспорта во Владивостоке, Апсамат Джанбориев, управляющий директор департамента инвестиционных проектов, рассказал о стремительном росте объемов сельскохозяйственного производства, обеспечить которое могут только крупные высокотоварные предприятия. В 2018 году Дальний Восток экспортировал более 900 тысяч тонн соевых бобов. По его словам, скоро в этом регионе будут собирать 2 миллиона тонн соевых бобов с 3,7 миллиона акров земли — это примерная площадь штата Коннектикут. И чем сильнее прогревается земля, тем дальше на север сможет продвинуться сельское хозяйство, что в какой-то момент позволит снова удвоить площадь обрабатываемых земель и начать производить почти 6 и более миллионов тонн бобов.
Около 14 процентов новых фермерских хозяйств финансируются за счет китайских денег, то есть Китай является самым крупным иностранным источником финансирования. К примеру, в прошлом году китайские инвесторы, включая одну государственную компанию, использовали свой российский филиал, чтобы начать выращивать соевые бобы и другие культуры на 123 тысячах акров земли под Владивостоком и чтобы построить соеперерабатывающий завод, который сможет ежегодно перерабатывать 240 тысяч тонн сои. Эта сделка превратила это китайское предприятие в одного из крупнейших частых землевладельцев на российском Дальнем Востоке. Как сообщает местная пресса, скорее всего, там будут работать китайские граждане, использоваться китайские технологии, а продукция предприятия будет продаваться в Китае. В обмен на это Россия получит налоговые отчисления (после 10 лет налоговых льгот). Кроме того, одному российскому банку развития принадлежит 20-процентная доля в этом предприятии. (По словам Джанбориева, по закону в таких совместных предприятиях не менее 80 процентов рабочих мест должны достаться гражданам России.)
Как минимум пока подобные сделки, очевидно, способствуют сближению китайского и российского правительств. Основы такого сближения были заложены в мае 2015 года, когда китайский лидер Си Цзиньпин согласился создать сельскохозяйственный фонд размером в 2 миллиарда долларов для укрепления торгового партнерства на российском Дальнем Востоке. Подобные инвестиции позволяют обеспечивать займы, поддерживать сельское хозяйство и строительство столь необходимых дорог и электросетей в российских деревнях, таких как Димитрово, а также в буквальном смысле открывать запасную дверь — юго-восточную границу России — на гигантский китайский рынок, куда так стремится попасть Путин. С тех пор деньги продолжили течь в Россию, и в 2017 году почти 14 миллиардов долларов было вложено в российские ресурсодобывающие отрасли, и Си пообещал вложить еще 10 миллиардов долларов в развитие приграничной инфраструктуры. В этом году было завершено строительство первого крупного моста через реку Амур, связывающего Россию и Китай.
Учитывая то, что Китай предпочитает откачивать себе большую часть доходов и продукции подобных предприятий, россиянам на Дальнем Востоке долгое время было неясно, насколько эти сделки действительно выгодны. Но аналитики утверждают, что задачи этих двух стран — как минимум в настоящее время — являются взаимодополняющими. Россия получает рост в долгосрочной перспективе и формирование устойчивой промышленности в регионе, который у нее до сих пор не получалось освоить и на развитие которого у нее сейчас нет ни ресурсов, ни собственных технологий. Кроме того, как пишет Анжела Стент (Angela Stent) из Брукингского института, Россия получает «прочную поддержку» своих программ и политики, что стало крайне ценным фактором после того, как Запад ввел санкции против России после аннексии Крыма.
«Соединенные Штаты допустили несколько исторических ошибок, и я не думаю, что они способны их исправить», — сказал мне Караганов. По его словам, первая из них заключается в том, что двумя десятилетиями ранее Запад отверг стремление России укрепить связи с ним. «Вторая ошибка была в том, что он способствовал сближению России и Китая». Поскольку богатство Китая соответствует российским ресурсам и поскольку политические траектории и связанные с климатом интересы этих двух стран являются более или менее сходными, сейчас на кону уже фактически стоит новый миропорядок — такой миропорядок, который, по словам экспертов Брукингского института, основан не только на экономической совместимости, но и на общем стремлении этих двух стран положить конец гегемонии Запада.
Тем не менее, вопрос о том, сможет ли этот великий восточный альянс продержаться достаточно долго, пока остается открытым — отчасти из-за неразрешенной проблемы миграции людей и колонизации севера Азии. Каким бы крепким ни казалось партнерство России и Китая — Китай уже стал крупнейшим торговым партнером России в области продажи оружия, нефти и некоторых других товаров, — оно по своей сути ассиметрично. Русские до сих пор не доверяют китайцам, особенно на Востоке. Рост инвестиций ускоряет процесс реализации целей России, однако его последствия порождают все больше страха и недовольства.
Два столетия назад большая часть российского Дальнего Востока входила в состав Китая. В 1969 году между этими двумя странами происходили приграничные вооруженные столкновения. После распада Советского Союза страх перед нашествием китайцев разгорелся с новой силой. И, хотя с тех пор этот страх немного утих, подозрительное отношение к китайцам сохраняется, что является свидетельством глубоко укоренившегося в русских людях ксенофобского взгляда на иммигрантов, не говорящих на русском языке, а также пережитком непростых отношений с их южным соседом. Страх перед китайцами, которые могут захватить Дальний Восток, является вечным: с течением времени он может усиливаться и ослабевать, но он никогда не исчезает.
Поскольку изменение климата способствует ускорению процесса массовой миграции, в конечном счете давление со стороны населения Китая обязательно усилится. В докладе Национального совета США по разведке говорится, что в северо-восточной части Китая возникнет проблемы нехватки воды и засухи, которая заставит население этих провинций «массово» двинуться в Россию. Сегодня на российском Дальнем Востоке китайских мигрантов, вероятно, привлекают экономические возможности, но, как говорится в докладе, к 2030 году динамика может измениться, и китайцы начнут перебираться в Россию из-за отсутствия базовых ресурсов в самом Китае.
И мигранты станут прибывать в Россию не только из Китая. Нехватка пресной воды и все более частые засухи по всей территории Средней Азии, в Монголии и в Индии могут заставить огромное количество людей двинуться на север. В исследовании, которое российские демографы опубликовали в 2015 году в журнале Mediterranean Journal of Social Sciences, они проанализировали то, как неуклонное изменение климата приведет к «переселению миллионов» вьетнамцев, многие из которых могут приехать в Россию, потому что повышение уровня моря полностью затопит Дельту Меконга уже к концу текущего столетия.
Если и есть какой-то урок, который мы можем извлечь из нестабильности, вызванной климатической миграцией людей по всему миру, — от измученных засухами гватемальцев у границ Соединенных Штатов до сирийцев, бегущих в Европу, — то этот урок заключается в том, что стратегия эффективной аккомодации мигрантов принесет России гораздо больше выгоды, нежели стратегия, которая позволит не пускать их в страну. Как показывает множество исследований миграции людей, аккомодация с гораздо большей степенью вероятности позволит сохранить собственный суверенитет России и укрепить стабильность окружающих ее регионов. Между тем закрытие дверей перед мигрантами, скорее всего, приведет к бесконечным конфликтам и хаосу на границах России, которые в свою очередь могут обернуться дестабилизацией ситуации и внутри нее.
Правда в том, что жители Азии долгое время стремились на север — в Сибирь, на Дальний Восток и еще дальше, — по мере цикличных изменений климата, которые продолжались на протяжении всей истории существования человечества. Примерно 3 тысячи лет назад засуха в центральной части Китая заставила орды монголов уйти на тысячи километров на север, в степи Хакасии, где они жили много веков, выращивая лошадей и овец. Перспектива того, что этот процесс повторится из-за потепления климата, теперь неизбежна, сказала Эмбер Сойя (Amber Soja), которая изучала миграцию древних цивилизаций на севере Азии, будучи научным сотрудником Научно-исследовательского центра Лэнгли НАСА в Вирджинии. В любом случае, утверждает она, «люди будут перемещаться — потому что им нужно что-то есть».