Сегодня Соединенные Штаты сталкиваются с реальной геополитической угрозой, и ни команда Байдена, ни американский внешнеполитический истеблишмент не желают признавать серьезность сложившейся ситуации. Избранный президент Байден и его советники любят говорить не только о возвращении лидерской роли Америки, но и о восстановлении либерального миропорядка и способности Соединенных Штатов одновременно выступать в качестве революционной силы и пребывать в состоянии мира.
На самом деле опасность ядерной конфронтации продолжает расти. Эту неприятную правду редко признают, и так происходит вовсе не из-за отсутствия предостережений. Скорее в дебатах вокруг американской внешней политики сложилась новая норма, в рамках которой потенциальные опасные последствия американской политики преуменьшаются таким образом, чтобы погоня Америки за гегемонией могла продолжаться — в отсутствие какого-либо значимого контроля со стороны конгресса и подлинных политических дебатов, которые существовали в эпоху холодной войны. Однако в мировой политике благородные намерения не гарантируют безнаказанность.
Между тем Америка сталкивается с осмелевшими и озлобленными противниками, такими как Китай и Россия, а ее свободе действий мешают сбитые с толку и колеблющиеся альянсы — в первую очередь НАТО, — которые, очевидно, являются не столько инструментами внешней политики Соединенных Штатов, сколько незыблемыми символами добродетели Запада. Помимо этих нежелательных противников и колеблющихся союзников в мировой политике также наблюдается растущая фрагментация, аналогов которой не было со времен Первой мировой войны. Эта фрагментация делает термин «международное сообщество» совершенно бесполезным. Сегодня Организация Объединенных Наций слишком часто играет роль скорее форума для международных дебатов, нежели эффективного механизма регулирования.
Этот кризис внутри международного сообщества развивается параллельно кризису в американском экспертном сообществе, которое — в контексте растущей политической поляризации и в условиях, когда национальные интересы перестают быть основным ориентиром, — утратило значительную часть своего прежнего нравственного и интеллектуального авторитета. Однажды президент Джон Кеннеди призвал американцев: «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас; спросите себя, что вы можете сделать для своей страны».
Вместо того чтобы откликаться на этот призыв, сегодня эксперты часто действуют как очередная группа, движимая исключительно собственными интересами, которой редко хватает духу говорить правду властям, если это может обернуться для нее негативными последствиями. В своих мемуарах Генри Киссинджер описывает встречу специального помощника тогдашнего президента США Дуайта Эйзенхауэра по международным делам Нельсона Рокфеллера (Nelson Rockefeller) с группой ученых, которая состоялась в 1955 году. Горевшие желанием дать массу советов касательно внутриполитической выгоды различных подходов к внешней политике, ученые были обескуражены, когда Рокфеллер резко дал им отпор. «Джентльмены, я собрал вас здесь не для того, чтобы вы рассказывали мне, как нужно маневрировать в Вашингтоне, — это моя работа, — сказал Рокфеллер. — Ваша работа — рассказать мне, что правильно».
Глядя на то, что сегодня выдается за экспертный анализ внешней политики, я часто ловлю себя на мысли, будто я снова попал в Советский Союз Леонида Брежнева, где приходилось в обязательном порядке использовать определенные термины и демонстрировать преданность политической власти, чтобы ваши работы принимали всерьез. Сегодня такие термины, как «демократия», «либеральный международный порядок», «альянсы», «агрессия» и «дезинформация» регулярно используются не в качестве инструментов анализа, помогающих интерпретировать ситуацию в мире, а скорее как модные громкие слова, демонстрирующие, что тот, кто их использует, готов играть по правилам.
Это отсутствие аналитической твердости заметно в первую очередь в дискуссия по поводу НАТО. Альянс НАТО традиционно изображается как краеугольный камень внешней политики Соединенных Штатов. Как бы иронично это ни было, но необходимость таких альянсов с иностранными государствами вовсе не казалась самоочевидной первому президенту США Джорджу Вашингтону, который в своем прощальном обращении предупредил об опасности долговременных связей, особенно в Европе. Альянсы, предупредил он, «способствуют возникновению иллюзии о воображаемых общих интересах в тех случаях, когда никаких реальных общих интересов не существует». Джордж Кеннан (George F. Kennan) прозорливо предостерегал от расширения границ НАТО, предсказывая, что это отравит российско-американские отношения и неизбежно поставит эти две страны на курс, ведущий к столкновению.
«Конечно, со стороны России последует негативная реакция, — сказал Кеннан в интервью газете New York Times в 1998 году. — [Сторонники расширения НАТО] скажут, что "мы всегда вам говорили, каковы русские на самом деле", но это ошибка». Правда в том, что именно Россия внесла ключевой вклад в распад Советского Союза, и что она действовала очень аккуратно в 1990-х годах — до того, как расширяющийся НАТО пересек границы бывшего СССР, — чтобы не оказаться на пути, ведущем к столкновению с Соединенными Штатами. На самом деле Россия не провела ни одной военной кампании против соседнего государства вплоть до 2008 года, когда грузинские силы атаковали российских миротворцев в Южной Осетии, и в результате вспыхнула короткая российско-грузинская война.
Сторонники расширения НАТО редко удосуживаются изучить историю Восточной Европы, прежде чем высказывать скоропалительные суждения о стратегической и нравственной необходимости участия Соединенных Штатов в делах этого региона — практически всегда на стороне соседей России в их спорах с Москвой. Рассмотрим страны Балтии. У них вообще не было истории государственности до 1917-1918 годов, когда туда пришли силы немецких оккупантов. Они сохраняли свою независимость до 1940 года, когда их снова аннексировали — на этот раз это сделал Советский Союз в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа. Михаил Горбачев отказался применить силу, когда страны Балтии стали требовать независимости в период распада Советского Союза в конце 1980-х годов. Борис Ельцин отверг вариант военного вмешательства еще решительнее Горбачева. Новая Россия быстро признала независимость государств Балтии, не требуя никаких территориальных уступок.
Таким образом, не было никаких реальных доказательств агрессии России против стран Балтии, которые могли бы позже оправдать их вступление в НАТО — в результате их вступления этот альянс расширил свои границы практически до самой Ленинградской области. Более того, чтобы сделать расширение НАТО возможным, власти Латвии и Эстонии ограничили в правах собственных граждан российского происхождения. Каким образом этим двум странам удалось доказать свое соответствие демократическим требованиям НАТО, никогда всерьез не обсуждалось и не объяснялось. Развертывание новой военной инфраструктуры в Прибалтике повлекло за собой рост военной активности России, и стало еще труднее сказать, кто кого спровоцировал первым. Никто не хочет ядерной войны, однако, если страны Балтии рассматривают Статью 5 Устава НАТО как гарантию безнаказанности за их попытки настроить НАТО и Евросоюз против России, они, вероятно, играют с огнем. И этот потенциально ядерный огонь может с легкостью перекинуться на Европу — и даже на Соединенные Штаты.
На вершине той иллюзорной безопасности, которую обеспечивают альянсы, находится широко распространенное заблуждение касательно вызовов, исходящих от предполагаемых противников Соединенных Штатов, особенно от Китая и России. В данный момент обе эти страны, очевидно, являются противниками — как минимум потому, что Соединенные Штаты решили, что они представляют собой враждебные державы и что к ним необходимо относиться соответствующим образом. Ни Пекин, ни Москва не настроены сдаваться, и обе страны уже предприняли ряд мер, которые негативным образом влияют на американскую безопасность. Но является ли такое положение вещей неизбежным (и способствует ли оно реализации интересов Америки) — это уже другой вопрос.
Китай действительно представляет собой беспрецедентный вызов для американской глобальной гегемонии, поскольку он уже превзошел Соединенные Штаты по показателям покупательной силы, он увеличивает свои военные расходы гораздо быстрее, чем США, он осваивает новейшие технологии, а также налаживает политические и экономические отношения со странами по всему миру. Однако в связи с этими переменами возникает два важных вопроса. Во-первых, до какой степени неоспоримая глобальная гегемония — которой Соединенные Штаты наслаждались с момента их победы в холодной войне, — возможна в современных условиях и необходима для обеспечения безопасности США? Во-вторых, какова истинная природа амбиций Китая, и требуют ли эти амбиции, чтобы Китай заменил собой Соединенные Штаты в качестве глобального лидера?
Привычные клише, вроде «Коммунистическая партия Китая», «геноцид» против уйгуров в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, а также вина за «китайский вирус», несут в себе некоторую долю правды, однако в то же время они вводят в заблуждение. Коммунистическая партия Китая действительно превратила Китай в авторитарное государство, однако одновременно с этим Китай представляет собой рыночную экономику, которая предоставляет значительные интеллектуальные и личные свободы. Что еще важнее, Китай не является идеологически агрессивным государством, стремящимся навязать свои доктрины другим странам. К примеру, недавние протесты в Гонконге служат отражением не только авторитарного контроля китайских властей, но и истории сложных отношений Гонконга с Пекином, которому Соединенное Королевство передало право управлять Гонконгом в определенных рамках.
Это сочетание особых обстоятельств делает отношение Китая к Гонконгу особенно прискорбным, однако оно гораздо губительнее для финансовых рынков Гонконга, нежели для национальных интересов Соединенных Штатов. Что касается действий китайских вооруженных сил в Южно-Китайском море, Соединенные Штаты правы в том, что противостоят им, однако они должны придерживаться реалистичного взгляда на ситуацию. Америка не ратифицировала Конвенцию ООН по международному морскому праву, которая могла бы дать законные основания для противостояния деятельности Китая в этом регионе. Более того, большинство соседних с Китаем стран, которых затронули действия Пекина, уже добились снижения напряженности в отношениях с ним.
Вызов со стороны Китая крайне значителен, однако он очень сложен, и его необходимо анализировать со всей серьезностью, избегая чрезмерных упрощений. Этот вызов, несомненно, требует увеличения военного потенциала Соединенных Штатов в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а также защиты американского производства и ноу-хау. Однако движение к новой холодной — или даже горячей — войне с Пекином противоречит национальным интересам Америки.
Вызов со стороны России относится к другой категории. Что касается ее экономики, Россия играет в другой лиге, нежели Америка. Тем не менее, Владимир Путин не хочет мириться с мыслью о том, что Соединенные Штаты вместе с их союзниками в большей или меньшей степени имеют право управлять миром, включая российскую периферию. Путин прикладывает массу усилий, чтобы не создавалось впечатление, будто он готов уступить под давлением Америки. Однако Москва не стремится к перманентной конфронтации с Соединенными Штатами и НАТО. Напротив, она ясно дала понять, что, даже если против нее периодически будут вводиться санкции и даже если ее будут периодически осуждать, она все равно готова сотрудничать во многих областях, от контроля над вооружениями и изменения климата до урегулирования конфликтов. В отсутствие военной агрессии России против стран НАТО или значимого вмешательства России в американский политический процесс назначение России главным врагов может нанести неоправданный ущерб американским интересам. Подобные преувеличения не только мешают Соединенным Штатам сосредоточиться на других приоритетах — главным образом, на Китае, — но и без необходимости подталкивают в сторону ядерного конфликта с экономически слабой, но достаточно крепкой в военном смысле страной.
Наконец, существует реальная вероятность российско-китайского тактического альянса. Китай и Россия, несомненно, предпочли бы иметь нормальные отношения с Соединенными Штатами, вместо того чтобы выстраивать альянс против них. Однако в истории есть множество примеров странных партнерств, которые могут иметь судьбоносные внешнеполитические последствия — одним из ярчайших примеров стал пакт Молотова-Риббентропа 1939 года. Поскольку недовольство, которое китайская и российская элита испытывает по отношению к Америке, продолжает расти, желание сбить с Соединенных Штатов спесь посредством объединенных российско-китайских усилий только крепнет. Даже в отсутствие такого альянса уверенность Пекина в том, что он может рассчитывать на поддержку Москвы, явно противоречит интересам Соединенных Штатов.
Если понять всю сложность мотивов и действий Китая и России, это вовсе не обязательно подарит нам надежду на то, что Пекин и Москва станут друзьями Америки. Кроме того, признание опасности безрассудных злоупотреблений НАТО не означает, что нам необходимо вообще отказаться от НАТО и отвергнуть ту очевидную выгоду, которую нам приносит глобальная сеть альянсов. Вместо этого мы должны признать, что в международных делах редко все делится на белое и черное, что альянсы должны представлять собой инструменты американской внешней политики, а не самоцель, и что — нравится вам это или нет — история, какой мы ее всегда знали, повторяется. Те, кто отказывается признавать этот неоспоримый факт, рискуют оказаться на неверной стороне истории.
Дмитрий Саймс — председатель и главный исполнительный директор Центра национальных интересов.