На дверях наших театров, кинотеатров и музеев висит санитарная печать. Справедливо ли было вычеркивать культуру из списка жизненно важных благ? Не является ли она неотъемлемой частью достойного человеческого существования? Правительство не может закрывать глаза на политическую сторону этого вопроса и, судя по всему, стремится защитить культуру этим вдохновленным шагом. Решение премьер-министра о том, чтобы пожертвовать большим новогодним праздником ради семейного рождественского вечера, подчеркивает основополагающее место Рождества в нашей цивилизации. Оно зажигает звезду в ночи.
В Рождество мы празднуем не просто воплощение Бога в человеческой природе, а саму возможность существования культуры. Как пишет Ален Финкелькраут, «культура — это формирование общего пространства между живыми и мертвыми». Но пойдем чуть дальше: это формирование общего пространства между Богом и человеком и, как следствие, между людьми. В результате рождественского воплощения Бог обрел лицо и стал познаваемым. Абсолют стал представляемым, трансцендентность отразилась в творении. Святое облекло себя в человеческое.
Без такого воплощения, на каком основании можно воспевать или описывать что-то в этом мире? Какую легитимность обрело бы представление? Если абсолют нельзя представить, любое представление бессмысленно и даже кощунственно. Исламский мир отталкивается от абсолютной непознаваемости Бога и по такой логике запрещает представление Бога и человеческого лица. Но, раз в яслях Бог приобретает человеческий лик, каждое лицо имеет значение. Каждое тело может быть нарисовано, описано и воспето. Как утверждает румынский романист Вирджил Георгиу, «слово получает материальное отражение, когда написано на листе бумаги, точно так же, как Христос воплотился на Рождество в Вифлееме».
С этого момента каждое лицо несет в себе отражение человеческого лика Бога. Другой человек является не просто индивидом, противников или потребителем. Он несет в себе частицу святого духа, а плоть — печать божественности. Раз бесконечность приобрела человечность, каждый человек заслуживает бесконечного уважения: усталый плотник, пастух или волхв. Без проникновения святости в мир невозможно никакое братство или универсализм, поскольку, по словам Гете, именно она «объединяет души». Вступая в мир на Рождество, святость объединяет людей в сообщество, придает ритуалам повседневной жизни и застолья бесконечную ценность, которая лежит в основе обществ.
Но Бог переступает через порог этого мира в виде бедного ребенка. Рождественская божественная трансцендентность несет в себе высшую скромность и простоту. Бедность подчеркивает величие Бога, а уязвимость говорит о его силе. После его воплощения культура перестала быть уделом храмов и дворцов, а пришла в каждый дом. Раз Бог решил родиться в скромной семье в Назарете, бедность и простота не равны незначительности. Художники больше не ограничиваются портретами королей и высокими темами. Караваджо изобразил на первом плане своего полотна грязные ступни пастухов, которые собрались вокруг божественного дитя. Изборожденные морщинами лица крестьянок на полотнах Ленен перекликаются с наивной невинностью флейтиста Мане. Все творение приглашается на танец вокруг ставшего ребенком Творца.
На заре нашей цивилизации Бог раскрыл свое лицо. И в эту рождественскую ночь мы лучше понимаем страшные страдания, которые представляет собой ношение маски с культурной точки зрения. Речь идет о сокрытии части живущей в человеке святости, источника нашего сходства с Богом. Мы лишились улыбок и слов, но никто не в силах потушить свет Рождества. Оно несет в мир надежду на искупление, вновь делает возможной общность людей и друзей. Без открытого лица не может быть культуры. Вера в принявшего человеческий облик Бога делает возможной культуру.