«А Эрик будет?» — спросил кто-то, когда мы стояли у открытого огня на крыше роскошного дома в Пентагон-Сити холодной декабрьской ночью.
Имелся в виду Эрик Принс (Eric Prince), пресловутый основатель частной охранной компании «Блэкуотер» (Blackwater). На встрече, намного превышающей установленный в штате Виргиния эпидемиологический предел предел в десять человек, гости собрались почтить память Пола Берендса (Paul Behrends), бывшего помощника конгрессмена, скоропостижно скончавшегося неделю назад.
Принс и Берендс были коллегами и близко дружили несколько десятилетий. В своих мемуарах Принс даже говорит, что Берендс обратил его в католичество. Берендс, в свою очередь, как мог спасал репутацию компании «Блэкуотер» после инцидента 2007 года, когда ее сотрудники расстреляли более двух десятков иракцев на площади Нисур (президент Трамп на прошлой неделе помиловал четырех бывших охранников «Блэкуотер», осужденных за убийство).
Что Берендс вступался за «Блэкуотер» — причина, пусть и косвенная, почему я вообще оказалась на закрытой встрече его близких друзей в разгар пандемии. Берендс впервые обратился ко мне более десяти лет назад. Я тогда часто писала о «Блэкуотере» для одного блога по безопасности и ёрничала насчет нелепых предложений компании по приватизации войн — от аренды кораблей для борьбы с пиратами до продажи дирижаблей, словно из антиутопии.
Берендс тогда лоббировал компанию Принса и захотел поговорить. Когда мы встретились, бывший морской пехотинец ростом за метр восемьдесят лучился улыбкой. Он подробно рассказал о испытаниях и невзгодах компании, даже не предупредив, что это не для протокола. Его искренность, казалось, никак не вяжется с фирмой, которая, как выразился один из ее боссов, предлагает военные услуги по принципу «одного окна». Берендс с ходу пригласил меня посетить тренировочный центр «Блэкуотер» в Северной Каролине. «Берите с собой приятеля», — предложил он, будто намечается поездка в Диснейленд. Будет очень весело».
Руководство компании поездку отменило лишь в последнюю минуту. И хотя я не написала ни о «Блэкуотер», ни о других начинаниях Берендса ни одного доброго слова, он всегда оставался на связи — открывая мне окно в смахивающий на Дикий Запад мир наемников и международных интриг. Однажды он рассказал мне о встрече в Катаре: они с Принсом рекламировали услуги «Блэкуотер» члену тамошней королевской семьи, а рядом по клетке ходила кругами его питомица — черная пантера.
Невероятная открытость Берендса нередко оборачивалась ему неприятностями, но при этом многих к нему располагала — пусть не всегда тех, кого он хотел. Поэтому когда его друг рассказал, что он неожиданно умер, и пригласил на неформальные поминки, я развернула новенькую маску KN95 и отправилась.
Поначалу я облюбовала открытую террасу на крыше, чтобы не соваться в толпу, где многие прилетели из-за границы. Все они — кроме меня и друга, который меня пригласил — были без масок. Еще одно напоминание о странной политической подоплеке пандемии. Но когда начались тосты, я вернулась в зал, где около двух десятков человек, в основном мужчины, вспоминали всякие истории о Берендсе.
Я надела поверх KN95 еще и тканевую маску и решила надеяться на лучшее.
Одним из первых выступил Дейна Рорабейкер (Dana Rohrabacher), бывший депутат-республиканец, который целых 15 сроков представлял округ Ориндж в Калифорнии. Берендс много лет был старшим помощником Рорабейкера, хотя эти двое были довольно странной парой: Берендс — морской пехотинец из набожной католической семьи со Среднего Запада — и Рорабейкер — серфер, бывший фолк-певец, один из первых сторонников легализации марихуаны. Свела их холодная война. Рорабейкер рассказал, что работал в администрации Рейгана, когда Джон Ленчовски (John Lenczowski), один из архитекторов жесткой антисоветской стратегии Рейгана, познакомил его с Берендсом, который тогда еще служил в морской пехоте. Берендс и Рорабейкер не сомневались, что для победы над Советским Союзом годятся любые средства, поэтому сошлись во время поездок в Афганистан. И хотя они были близки почти 30 лет, намеки на культурный разрыв все же оставались.
Когда Рорабейкер начал свой тост за Берендса, своего друга и давнего коллегу, он по ошибке назвал его подполковником сухопутных войск в отставке.
«Морская пехота!», — закричали из зала, но Рорабейкер продолжал говорить.
«Прежде всего Пол был патриотом», — сказал он. «Он был за все хорошее для Америки, а если нам кто-то угрожал или делал что-то, что могло навредить нашему народу или нашей стране, он был против них. Вот, собственно и всё».
На самом деле, далеко не всё — особенно в последние годы, когда Берендс стал чаще мелькать в прессе. Хотя нарицательным его имя так и не стало, его хорошо знали в Вашингтоне, округ Колумбия — особенно в сфере внешней политики. Годами он, словно Форрест Гамп от международных интриг, всплывал тот тут, то там — то Афганистане то во время советского вторжения, то уже после вторжения США. Он был в Югославии, когда та начала трещать по швам, и когда она уже распалась окончательно, а затем в Нигерии, в ходе боев с джихадистами из «Боко Харам» (запрещенная в России террористическая организация, прим. ред.), которые в 2014 году похитили более 200 школьниц.
Во многом его жизнь была как кино, а уж герой ли он или злодей — это зависит от ваших политических убеждений. В 1980-х он снабжал оружием афганских моджахедов, сражавшимся с Советским Союзом, в 1990-х устроил Эрику Принсу стажировку в конторе Рорабейкера на Капитолийском холме и работал с лоббистской фирмой, печально известной своими связями с Джеком Абрамоффом (Jack Abramoff) — он был в списке приглашенных, но так и не появился. (Смерть Берендса в 62 года оказалась куда проще, чем его жизнь: он шел рядом с домом, споткнулся и разбил голову о тротуар).
В своем тосте Рорабейкер рассказал, как они с Берендсом в 1990-е ездили в афганскую долину Панджшер к лидеру Северного Альянса Ахмаду Шаху Масуду — его взорвали террористы-смертники, связанные с Аль-Каидой* (запрещенная в России террористическая организация, прим. ред.) за два дня до терактов 11 сентября — и как они улизнули от официальной делегации Конгресса во Вьетнам с участием сенаторов Джона Маккейна и Джона Керри и целую неделю колесили по стране в поисках американских военнопленных (никого они так и не нашли). «Мы сделали для Америки немало хорошего», — сказал Рорабейкер.
Однако к 2017 году, когда началось расследование российского вмешательства, «форрестгамповский» имидж Берендса Форреста Гампа изменился — по крайней мере среди левых. Им он казался прихвостней тех, кто твердо вознамерился не то подорвать Америку, не то хотя бы сдвинуть ее политику в пользу России. Такое чувство, что Берендс с Рорабейкером прошли путь от антисоветских ястребов до чуть ли не пророссийских энтузиастов. Берендс всплывал на каждом повороте российского расследования: будь то с рыжеволосой иноагенткой Марией Бутиной, российской юристкой с печально известной встречи в Башне Трампа Натальей Весельницкой и даже основателем «Викиликс» (Wikileaks), Джулианом Ассанжем, который обнародовал выкраденные российской разведкой материалы.
Внезапно мотивы Берендса показались его критикам нечистоплотными, и если его имя и звучало в последние годы, то как правило в контексте «российского» расследования — еще и потому, что он работал на Рорабейкера, а его журналисты из-за его давних российских симпатий окрестили не иначе как «любимым конгрессменом Путина». А когда Берендса из-за его контактов с Россией уволили с должности директора по кадрам подкомитета Палаты представителей по иностранным делам, журнал «Политико» и вовсе опубликовал статью с заголовком «Службист Белого дома оказался в центре российских интриг».
Что бы кто ни думал о Берендсе, его жизнь и смерть относятся к критическому периоду в истории Америки, когда Республиканская партия превратилась из воинов холодной войны, сражавшихся с Советским Союзом, чуть ли не в тайных российских агентов, которых обвиняют в измене США. Как ни крути, поворот странный и головокружительный. Впрочем, не исключено, что грядет расплата: у избранного президента Джо Байден имеется собственный «багаж» — его сын под следствием за деловые отношения (в том числе с Китаем) — и как только он обоснуется в Белом доме, республиканцы не уймутся, пока не затеют собственное «мюллеровское» расследование. Хотя иностранное влияние в Вашингтоне было всегда, раньше царило больше согласия, с кем из иностранцев можно встречаться — или вести дела — а с кем нет. Сейчас партии все чаще расколоты из-за двух стран, говорить с которыми напрямую 30 лет политики и мечтать не могли.
«Все эти разговоры о России в последние годы, это всё провокация о стороны тех, кто разбогател за счет Китая», — сказал Рорабейкер на поминках. Реальная угроза сейчас, продолжил он, исходит от Китая и «большевиков-миллиардеров, которые пытаются захватить власть в нашей стране» — имея в виду неназванных богатых доноров, которых он винит в своем поражении на выборах в Конгресс 2018 года.
«Российское» расследование, которое, по всей видимости, и привело к его падению, бывший конгрессмен упомянул лишь косвенно, заявив, что некоторые «не никак не закончат холодную войну».
Это мнение разделяли и другие, кто знал Берендса. «Он не из тех, кто сразу инстинктивно шлет русских на три буквы», — сказал мне через несколько дней после поминок сотрудник, который попросил назвать его бывшим советским военным. «Он очень беспокоился насчет Китая. И считал, что США и Россия смогут сотрудничать».
По словам бывшего советского офицера, одной из идей для потенциального сотрудничества между США и Россией была помощь в поиске российских военнопленных, которые, по слухам, все еще находятся в Афганистане, хотя советские войска вывели более 30 лет назад. По словам собеседника, Берендс рассказал ему, что допрашивал российских военнопленных во время советско-афганской войны 1980-х годов. «У меня есть некоторые записи, которые не засекречены», — сказал Берендс, по словам этого человека. «И несколько фотографий этих людей». Однако когда Берендса уволили из подкомитета по иностранным делам, идея с мертвой точки так и не сдвинулась.
Тут у меня встал другой вопрос: а чем конкретно Берендс занимался в Афганистане в 80-х? Даже его друзья точно не знают. Один сказал, что ездил туда как частное лицо, другой предположил, что по заданию ЦРУ, а третий признался, что понятия не имеет. Когда я позвонил Рорабейкеру через неделю после похорон, он ответил: «В тогдашнем Афганистане не было такого понятия, как «сознательный гражданин». Мы, американцы, брали дело в свои руки».
Берендс притягивал к себе не только интриги и скандалы, но и массу верных друзей. Принс на поминках так и не появился (он нес гроб на похоронах), но собравшиеся в тот вечер прилетели со всей страны, а некоторые даже из-за границы. Многие говорили речи и вспоминали покойного. Рорабейкер рассказал, как Берендс спас его, когда он чуть было не утонул, катаясь на серфе у берегов Чили, другой — как Берендс начинал свою карьеру в сфере безопасности в Ираке, а третий вспомнил пьяное приключение, как они еще молодыми морпехами застали аварию частного самолета и попытались всех спасти. Некоторые утирали слезы, а остальные внимательно слушали. Лишь изредка их прерывал сухим кашлем Рорабейкер — без маски.
Мало кто, даже враги Берендса, припомнит, чтобы он был с кем-то недоброжелателен. После развода он в одиночку растил четверых детей, но собравшиеся вспоминали, что у него всегда находилось время помочь. Из-за своей преданности, сказал один из его друзей, он и держался за Принца.
«Я вижу в истории с «Блэкуотером» яркий пример, как Пол пойдет за друга в огонь и воду — как никто другой», — написал мне другой его приятель. «Кроме того, он действительно считал, что наемники служат в Ираке с честью, защищая дипломатов и конгрессменов, и что их несправедливо выставляют козлами отпущения противники войны».
Критиковать Принца Берендс начал лишь недавно — и то лишь в частном порядке. Несколько лет назад я была на званом ужине с Берендсом и его друзьями, включая Принса, в бельгийском ресторане в районе Логан Сёркл в округе Колумбия (он недавно закрылся). Я тихо слушала, как собравшиеся делятся мыслями насчет международного влияния Джорджа Сороса и планах Принса приватизировать военные действия США в Афганистане. Когда Принс уехал — незадолго до окончания — Берендс признался мне, что разочарован последним рекламным туром своего друга. Он считал, что Принс только портит дело, приписывая свое имя к любым планам по Афганистану. «Все Эрик да Эрик», — проворчал он.
Вскоре после того ужина Рорабейкер проиграл гонку за переизбрание, и Берендс лишился работы на Холме. Денег было в обрез: Берендс, по собственным словам и признанию друзей, потратил более 100 000 долларов на оплату юридических счетов по «российскому» расследованию. В своем тосте за Берендса Рорабейкер посетовал, что оба уволились с государственной службы «почти без гроша в кармане». В надежде хоть как-то поправить положение они создали консалтинговую фирму.
Судя по всему, не помогло. Друзья Берендса все время шушукались о финансовых проблемах, и когда мы как-то вечером еще до пандемии встретились выпить в баре у Белого дома, он спросил, сколько по-моему они смогут выручить, выставив в аренду парковку у своего офиса на Капитолийском холме — вряд ли это признак процветающего бизнеса.
Берендс иногда писал мне, подбрасывая истории своих клиентов — например, Маши Лазаревой, российской бизнес-леди, заключенной в тюрьму в Кувейте по обвинению в мошенничестве. Я вежливо отказалась — помимо прочего, недавно я заказала и отредактировала статью с подробным перечнем обвинений. Выкрутиться ей не удалось. Как всегда, Берендс не обиделся.
После смерти Берендса я попросила Джея Майкла Уоллера (J Michael Waller), который знал его еще с 1980-х, объяснить мне, как антисоветский ястреб мог превратиться в некое подобие российского овода. Уоллер ответил, что это лишь продолжение работы Берендса в годы холодной войны. «Пол проделал немало работы втихую — и это одна из причин, почему он встречался с людьми столь неоднозначными и сомнительными. Кто-то же должен», — сказал Уоллер. «Он строил эти отношения отчасти потому, что он немного бунтарь, очень общительный и очень до всего любопытный, но еще и потому, что знал, что в национальных интересах кто-то должен наводить мосты».
Уоллер, старший стратегический аналитик Центра политики безопасности, в таланте Берендса находить общий язык со всеми, будь то журналист, подозреваемый в шпионаже русский или исламист, видел массу преимуществ. «Ему как-то удавалось через все перешагивать», — сказал Уоллер. «Он был непоколебимым сторонником Тайваня, Гонконга, уйгуров или подпольной христианской церкви в Китае, но запросто садился обедать с «плохишами», которые делают много зла людям, которые ему неберазличны, не предавая при этом ни дружбы, ни идеалов».
«Пол борется за свободу и получает от этого удовольствие», — сказал Уоллер, повторяя слова Рорабейкера.
Однако в последние несколько лет эта философия доставляла ему массу проблем. Однажды, когда «российское» расследование еще продолжалось, Берендс позвонил мне и пригласил пообедать в кафе в Саду скульптур — там всегда полно туристов округа Колумбия и желающих перекусить конгрессменов.
Он казался расстроенным — редкий случай — и рассказал, в чем дело. Один из его сыновей создал в Google оповещение по его имени и теперь ужасается всякий каждый, когда его отец всплывает в связи с «российским» делом.
«Что мне делать?» — спросил он с присущей ему серьезностью. Я не нашлась, что ответить, пока не поняла, что он вовсе не критикует прессу и моих коллег, освещающих «российское» расследование. Он искренне спрашивал совета.
«Может быть, — сказала я, — надо быть осмотрительнее насчет того, с кем встречаешься? А то некоторые из этих встреч выглядят подозрительно».
Он нахмурился, обдумывая это предложение, и я поняла, что он не проникся. Он не видел ничего плохого в том, чтобы встречаться с подозрительными личностями, которых в «российском» деле развелось не меньше, чем краснорубашечников в фильме «Звездный путь». Он ведь занимался этим всю свою карьеру.
Ближе к концу обеда мы заговорили о его планах на будущее. Он сказал, что на следующей неделе уезжает в Париж.
«В отпуск?» — поинтересовалась я.
«Нет, МЭК», — ответил он, имея в виду иранскую группу изгнанников «Моджахеддин-э Халк» (Организация моджахедов иранского народа), которая добивается свержения правительства в Тегеране и раньше числилась в официальном списке террористических организаций США. В последние годы она все чаще всплывает в американской политике, особенно среди республиканцев вроде Джона Болтона и Руди Джулиани.
Гонорара Берендсу не полагалось, но его командировку во Францию MЭK оплатила. И хотя из списка террористов ее вычеркнули в 2012 году, меня поразило, что ведь пресса никогда не пройдет мимо этого (как и его встреч с разнообразными русскими) — и его сыну снова посыплются уведомления от Google.
«Ну что ж, удачи», — сказала я, не зная, что еще сказать.
Не сомневаюсь, что ему понравилось.