Спор, не стали ли мы чересчур зависимы от НАТО и США, не учитывает реальность: а именно что зависимость Норвегии от альянса — величина абсолютная и практически неизменная, чтобы бы мы ни делали, пишет бывший норвежский главнокомандующий.
В последние годы рост присутствия военно-воздушных и военно-морских сил союзников и их активности на Крайнем Севере всколыхнул спор, не стали ли мы настолько зависимы от помощи союзников в военной ситуации, что это ограничивает нашу свободу действий в мирных условиях и политике безопасности вообще. Есть опасения, что зависимость от альянса мешает нам возражать против военной активности союзников в наших окрестностях, которая провоцирует русских. Это усугубляет напряженность, которой вполне можно было бы избежать, располагай мы лучшими возможностями контролировать и патрулировать эти районы самостоятельно. Но такое рассуждение путает два вопроса, которые не имеют друг с другом ничего общего.
Зависимость Норвегии от наших ключевых союзников в условиях кризиса или войны — следствие того факта, что мы — небольшое государство на периферии великой державы, России. Таким образом, зависимость Норвегии от союзников — непреложное геополитическое обстоятельство, с которым мы должны считаться. Даже если мы укрепим наши вооруженные силы еще одним армейским батальоном или несколькими дополнительными кораблями и самолетами, нам это покажется значительным, но расклад сил между Норвегией и Россией существенным образом не изменит.
Другими словами, мерило нашей зависимости от альянса — не усиление норвежской мощи по сравнению с самими собой, а сугубо в расстановке сил между Норвегией и Россией. И результат будет неутешителен, даже если в своих подсчетах мы ограничимся российскими войсками на северо-западе страны. Иными словами, мысль, что есть некая линейная связь между нашей зависимостью от союзников и размером вооруженных сил — что рост национальной обороны на 5% ровно настолько же снизит нашу зависимость — это логическая ошибка.
Если отбросить в сторону всякую риторику, стратегическая роль норвежской обороны — увязать норвежско-российский конфликт с доверием к союзникам и особенно американскими гарантиями безопасности. Наша способность сдерживать военную агрессию России не больше и не меньше нашей способности и способности наших союзников убедить Россию в том, что США никогда не смирятся с российской военной агрессией в Скандинавии и не оставят ее без ответа. Или, чтобы быть совершенно точным, русские должны быть уверены в обратном — что американцы попросту не могут не отреагировать на военное наступление России на страны Северной Европы.
На уровне оперативного военного потенциала это означает, что задача норвежской обороны — ответить на нападение, создать боевую ситуацию настолько серьезную, что она задействует статью 5 устава НАТО, и продержаться достаточно долго, чтобы вмешались наши главные союзники. Если вывести наших союзников на поле боя нам не удастся, очевидно, что в долгосрочной перспективе размер норвежской обороны большой роли не сыграет.
Так что же насчет мирной активности союзников в непосредственной близости от нас и якобы нежелательных последствий?
Какого бы мнения мы на этот счет ни придерживались, можно констатировать, что с зависимостью Норвегии от союзников этот вопрос не имеет ничего общего — она неизменна. Если мы считаем, что деятельность союзников по соседству от нас желательно как-то ограничить, надо руководствоваться другими причинами.
Действия наших британских и американских союзников на Крайнем Севере никак не связаны с крепнущим беспокойством, что норвежская оборона слишком мала. Это следствие глобальной конфронтации — в первую очередь из-за того, что Россия изменилась и стала более напористой. Это тоже происходит в непосредственной близости от нас: все последнее десятилетие мы наблюдаем, как Россия наращивает военную активность. Иными словами, присутствие наших союзников — это сигнал для русских, что никакого расширения сферы российских интересов за счет постепенного наращивания военной активности на Крайнем Севере НАТО не приемлет. Во всяком случае, не больше, чем в Прибалтике или в других местах.
Поскольку деятельность союзников в принципе никак не связана с развитием норвежских вооруженных сил, наша возможность влиять на них, соответственно, тоже ограничена. Насколько это в принципе возможно, она более всего зависит от того, готовы ли мы уделять приоритетное внимание частям нашей обороны, благодаря которым мы можем выполнять задачи от имени самой НАТО — быть НАТО на севере, как уговорено ранее. Но не факт, что мы будем тем же частям уделять приоритетное внимание с точки зрения военной ситуации — если они решают разные оборонительные задачи.
Произвольное укрепление норвежской обороны путем случайной прибавки новых частей, судя по всему, не приведет ни к чему, кроме удовлетворения крайне ограниченных представлений о национальной обороноспособности. Это отнюдь не уменьшит нашей зависимости от альянса в войне и не даст нам рычагов влияния на союзников, чтобы те мирно снизили свою активность на Крайнем Севере. Поэтому то, какие части вооруженных сил предстоит укреплять, необходимо тщательно взвесить — и подумать, какие амбиции мы хотим воплотить в первую очередь и за счет чего. Решать эти и другие сложные, но давно назревшие вопросы предстоит новой комиссии по обороне.
Сверре Дисен (Sverre Diesen), бывший главнокомандующий Вооруженными Силами Норвегии.