Киевлянин, выигравший возможность учиться в старейшей французской кулинарной школе Le Cordon Bleu, основал в столице популярный ресторан современной украинской кухни, он активно реформирует школьное питание и доказал всему миру, что борщ — украинское блюдо, юридически закрепив это.
Занимаясь приготовлением борща по бабушкиному рецепту или даже по какому-то авторскому, с добавлением неожиданных ингредиентов, вы должны осознавать, что тем самым сохраняете культурное наследие нашей страны. 6 октября 2020 года экспертный совет по вопросам нематериального культурного наследия при Министерстве культуры и информационной политики Украины внес украинский борщ в Национальный перечень элементов нематериального культурного наследия. Инициатором этого процессу стал украинский шеф-повар и ресторатор Евгений Клопотенко. Изучая эту тему, он совершил несколько «борщевых экспедиций» и собрал десятки семейных рецептов борща из разных уголков Украины.
Как только произошло закрепление принадлежности борща юридически, Евгения начали атаковать российские телеканалы, требуя прокомментировать происшедшее. И тут он повел себя так, как и положено человеку, осознающему, что происходит в стране. Он отказался иметь дело с представителями пропагандистских каналов страны-агрессора.
Кроме «борщевой истории» в жизни Евгения произошло еще много интересного. Причем он не просто вкусно готовит и осовременивает забытые украинские рецепты, а еще и пытается изменить подход к подготовке поваров. То есть через еду старается поменять общество. Но разговор мы начали, как и полагается во время традиционного украинского обеда, — с борща.
Журналист, работающий на ВВС в Англии, написал: «Присвоив борщ, Украина открыла второй фронт войны против России»
Цензор.нет: Как появилась идея идентифицировать борщ и закрепить его за Украиной?
Евгений Клопотенко: Когда шел третий год войны, я с ужасом узнал, что юридически у нас… нет войны с Россией. И Россия официально не считается агрессором. У меня просто слезы потекли из-за этого досадного факта. Мы идем в Европу, говорим всем, что на нас напала Россия. Наши партнеры вводят санкции против нашего врага, а у нас самих их нет. Бизнес, газ, потоки… допускаю, я ничего не понимаю в этих процессах, чего-то не знаю. Но сам факт вызвал у меня возмущение. Как мы можем строить страну, если не называем вещи своими именами? Но что я могу сделать? Как-то во время поездки по стране я узнал, что кто-то подал вопрос борща в ЮНЕСКО, чтобы закрепить его происхождение за Украиной. Загуглил, уточнил и выяснил, что дело до конца не доведено. Я заинтересовался, что нужно сделать, чтобы завершить процесс? Для этого нужно, чтобы борщ был зарегистрирован прежде всего на Украине. Когда я этим занялся, а люди начали узнавать о моей инициативе, поддерживать ее, то почувствовал, что как только ты в полной мере осознаешь, что борщ — украинский, сразу начинаешь его любить в два раза сильнее. И о том, что это наша ценность, нужно говорить прежде всего на Украине.
— Но закрепление борща за Украиной вызвало много вопросов…
— Прежде всего — у нашего соседа. Российский журналист, работающий на ВВС в Англии, написал, что «присвоив борщ», Украина открыла второй фронт войны против России. Это начали тиражировать. И все мне начали звонить. А я, когда его вносили в перечень, не успел сказать в министерстве, чтобы обо мне не вспоминали. Вышел оттуда и через двадцать минут открываю Википедию, а там уже моя фамилия стоит. Также написали пост с упоминанием обо мне. Все начали его постить: Верховная рада, телевизионные каналы. И так я стал ответственным за этот вопрос. Министерство сделало дело, министр решил, что нужно вносить в перечень, но открыл второй фронт войны против России я.
Мне даже написали из Петербурга на украинском языке: а можете дать комментарии? С НТВ писали: давайте поговорим об идентичности украинцев. Что?— недоумевал я. О чем с вами говорить? Позвонил мне журналист немецкого издания «Зюддойче цайтунг», из московского бюро. Сказал: «Я не понимаю, в чем проблема с вашим борщом». Он выходил на улицу и спрашивал людей, чей борщ. Все говорили — украинский. «Пошел потом в кафе, — рассказывал он мне. — Спрашиваю там поваров о том, чей борщ? Мне также ответили, что украинский. Так в чем проблема?» А проблема в том, объяснил я ему, что люди считают борщ украинским, а пропаганда уверена, что он русский. И на этом начинают играть и манипулировать. Я ему долго объяснял, почему российские журналисты так активизировались, потому что он не понимает наших отношений… это как взаимоотношения между Баварией и Берлином в Германии. Рядовому украинцу не понятны тонкости их жизни. Но все же борьбу за нашу независимость нужно вести на другом уровне, не на кухонном.
— Какие-то еще блюда могут считаться сугубо нашими?
— Борщ — единственное украинское блюдо, которое можно считать доподлинно украинским. Историки, конечно, будут перечить этому высказыванию, но историки перечат всем тезисам. Я уверен, что это блюдо является украинским по многим факторам. Борщ распространен по всей стране, в каждом уголке его варят, употребляют максимально часто. Борщ — это не суп. Язык даже не поворачивается называть его супом. Но когда иностранцу объясняешь, что это за блюдо и говоришь — это такой тип супа, плачешь одновременно. В других странах также едят борщ, но не так повседневно, как у нас. Нам не нужно еще что-то популяризировать в еде. Достаточно чего-то одного, но беспрекословного. Как вот Америка — это бургер. Италия — паста и пицца. Япония — суши.
— А как же вареники с вишнями?
— Вареники придумали на территории Турции, а потом они интегрировались в кухни всего мира. Поляки готовят пироги. Это то же, что и вареники с такими начинками, как картофель, капуста… Единственное, что мы можем защищать, это вареники именно с вишнями. Это наше изобретение. Потому что с такой начинкой их больше никто не делает. С сыром и маком — да, многие такое используют. С «песком» — смалец, смешанный с мукой, от бедности такое ели — также встречаются в других странах. Так что вареники не сугубо украинские. Даже сало, кстати, не является исключительно украинским продуктом… Если посмотреть статистику потребления сала, то мы находимся на двенадцатом месте!
— Серьезно? А кто тогда первые?
— Американцы! А придумали сало итальянцы. Поэтому и сало я бы не трогал. Здесь действовать нужно по-другому. Необходимо осуществить реинтеграцию настоящих украинских блюд в жизнь. Когда мы начнем есть шпундру вместо жаркого, тогда его можно будет продавать миру. Сейчас у нас есть один лидер — борщ. И пока этого достаточно.
— Вы все больше популяризируете древние, давно забытые блюда. Та самая калита (большой пряник — прим. ред.), которую готовили на Рождество. На своем сайте вы предложили рецепт, и он довольно интересный.
— Эти рецепты я немного видоизменяю. Такие блюда должны были пройти этап осовременивания, но вместо этого — они забывались. Приходится возвращать их применяемость. Я был в музее Гончара, и там говорили, что самая главная черта любой традиции — применяемость. Если вещь возрожденная, но не употребляемая, она умирает. Но если мы приготовим калиту по аутентичному рецепту, никто ее не будет есть. Если мы сделаем квашу (восточнославянское кисло-сладкое блюдо из ржаной муки и солода, мучная каша — прим. ред.): подвергнем брожению сухофрукты с ржаной мукой, она будет кислой, никто такое есть не будет. Но если добавим льна, подсушим, получатся модные хэлси-чипсы. И это может стать популярным. В советские времена у нас произошла подмена понятий. Что такое украинская кухня? Большинство начинают перечислять: холодец, голубцы… Но нет. Это как раз советская кухня. Она появилась, когда Украину подмял под себя СССР. Моя задача — возродить нашу, напомнить, что такое украинская кухня, чтобы как можно больше людей начали готовить ее блюда.
«Восемьдесят процентов детей хотят есть…овощи»
— Когда на вас смотришь, то чувствуешь раздражение: вы готовите столько вкусной еды и остаетесь худым…
— Я же еду готовлю, а не ем ее, — смеется Евгений. — Диетологи ведь советуют именно понемногу все пробовать.
— Но ведь вы любите вкусно поесть?
— Ну хорошо. Если по-честному, я просто не успеваю есть. Я бы ел в два раза больше, если бы мог. Но для меня еда — акт любви. Чтобы поесть, мне нужна атмосфера, спокойствие. На бегу, стоя — это не для меня. Лучше я буду голодным. Так часто и бывает. Это как заниматься любовью. Лучше не делать это поспешно. Можно, конечно, но будет не очень…
— Существует выражение, что готовить еду, это как признаваться в любви…
— Во время работы у плиты работают нежные эмоции. Я считаю, что люди все делают прежде всего для себя. Увидев застрявшую в снегу машину, я остановился и помог ее вытолкать. Мне было приятно, что я помог. У меня когда-то были жигули. Я хорошо помню, как же мне было комфортно, когда кто-то останавливался и толкал машину вместе со мной. Не надо лукавить, что ты делаешь что-то для кого-то. Ты все делаешь для себя. Это нужно понять и принять.
— Почему же в школах, в садиках часто готовили не вкусно? Повара не любили свою работу?
— В этом вопросе кроется несколько подтекстов. Сначала радикально изменился институт семьи. Как было раньше? Если ты женщина и не в отношениях, значит, ты ненормальная. А теперь все по-другому. Если ты в отношениях несчастлива, лучше будь одна, но счастлива. Так же и с едой. Она не имела никакого отношения ни к удовольствию, ни к вкусу. Надо было что-то есть, чтобы жить. А когда говорили о креативности, то это было запретным словом. Если бы я жил в середине прошлого века, сидел бы давно. Люди бы не понимали: что он делает? Он через еду меняет общество! Еда тогда была никакой, темно-серой. Не было продуктов, из которых можно было бы готовить. Когда у тебя есть только соль перец, лавровый лист и гречка, никаких вариантов нет и это перестает быть интересным. И если ты что-то ешь постоянно, оно перестает быть интересным и крутым.
— Соглашаюсь, только борщ можно есть каждый день!
Евгений неожиданно замирает и сам удивляется открытию, которое только что сделал для себя:
— Это хороший аргумент. Он ломает мою теорию. Но все остальное каждый день было бы мне невкусным. Кроме того, очень долго в нашей кухне не было ароматов — основы вкуса. Пища была либо жирной, либо пресной. Кстати, только с первого января этого года, наконец, разрешили использовать в школах специи. Насколько трудно было пробить эту систему, не представляете. Я долго доказывал, что это нужно. Как-то с комиссией даже провел психологическую игру. Люблю такое делать. Согласился с представителями: хорошо, специи нельзя, а какие именно нельзя? Красный перец, — отвечают. Хорошо. А укроп сухой — специя? Нет. А орегано? Нет. А что это такое? Травы. Значит, их можно? У людей начинает ломаться мозг. Оказалось, что специями — а я проверил это на многих людях и на своем папе также — люди считают исключительно красный перец, еще предполагают, что соль как будто также специя. Все плавают в этом вопросе. Четкого списка нет.
Потом я пришел к людям, которые занимаются детским питанием. Показал им: я создал сто блюд, в которых есть специи, можно ли их проанализировать? Одна женщина сразу сказала: так их же можно давать детям. Куркума — это полезно. Сухой имбирь также. Она два месяца мониторила, что полезно и что можно использовать. После этого побороть бюрократию стало легче. Даже те, кто был изначально против, дали разрешение на специи. Но теперь проблема в другом. Повара, готовя по моему рецептурному сборнику, не применяют специи, которые я прописал. Например, курица по-итальянски предполагает сухой базилик и орегано. Но повара все делают, как нужно, кроме базилика и орегано. Один объяснил мне: у моего внука аллергия на базилик. Переспрашиваешь: а какое отношение твой внук имеет к школьному питанию. И знаешь, — отвечает, — лучше не буду давать вообще, чтобы не переживать. Именно же повара несут конечную ответственность, поэтому рука у них еще дрожит.
Но важно, что на законодательном уровне это уже утверждено. Теперь будем смотреть, как оно будет имплементироваться. Я уверен, сначала будет большой протест. Потому что люди дома не используют эти травы, а здесь их надо давать детям. Возникает конфликт. Поэтому нужно популяризировать это, рассказывать. Но, уверен, пройдет немного времени, и все поймут, что добавлять хмели-сунели в плов, — нормально. Иногда мне даже пишут: «Женя, ребенок пришел из школы и просит дать ему то, что там готовили. Где это взять? Дайте рецепт».
— Вы не жалели, что решили заняться реформированием школьного питания?
— Есть люди, которые по три месяца живут на Бали. Глядя на них, думаю: я тоже мог бы так лежать, смотреть на океан. Как будто душа даже уговаривает: я тоже так хочу. И я представляю, что уже лежу, смотрю на воду день, второй, а на третий меня уже начинает крутить: зачем я существую на этом свете, если просто лежу и смотрю на океан? Чувствую, что хочу, что-то делать, менять людей. А зачем это тебе?— спрашиваю сам себя. Не знаю. Просто не умею по-другому. Я умею готовить. Значит, нужно стараться менять людей к лучшему через еду. Кроме того, я вижу, что у нас еще остался враг — привычки, принесенные из Советского Союза. Я взял топор и рублю головы тому монстру, который остался с тех времен. Представляя эту битву, я понимаю, что не хочу лежать на Бали.
— Но ведь сталкиваетесь с кучей проблем, непониманием…
— Но в борьбе ты становишься крепче, не сдаешься, живешь. Я за все свои инициативы всегда получаю. Но борьба дает мне желание существовать. Это как на рыбалке. Ты ловишь, ловишь. И тут какую-то рыбину не можешь вытащить. Она пытается сорваться. И ты ее вытаскиваешь так, будто у тебя не лежит уже много наловленной рыбы. Зачем же ты ее так тянешь? Пойди в магазин, купи себе, какую хочешь. Лежи на Бали, тебе принесут рыбину, какую только пожелаешь. Но нет. Ты тянешь и произносишь через силу: я тебя поймаю. Для чего? Это дает ощущение жизни, наполненной, бурной.
— Изменения в школах уже есть? Вы их видите?
— Первый этап положил начало изменениям. Из пятнадцати тысяч школ, работающих на Украине, в пяти тысячах или уже готовят, или начинают работать с моим сборником блюд, который я подготовил. То есть тридцать процентов захотели изменений сами. Семьдесят еще упираются, там еще многие против реформирования. Иногда мне звонят, могут пожаловаться: у нас в Закарпатье нет паприки… Но, уверен, что скоро мы увидим реальные изменения.
Вторым этапом мы запретили в школах сосиски, создали новое меню. Новый руководитель Госпотребслужбы очень прогрессивна, мы с ней активно сотрудничаем. Но и это не даст результатов. Третий этап реформы состоится, когда начнется внедрение новых рецептов. Я добьюсь, чтобы старый сборник, составленный еще в советские времена, запретили. Тогда мы осуществим революцию. Но для этого должен появиться человек с пониманием глубинных процессов и желанием запретить старое и ввести пятьсот-шестьсот блюд — украинских, европейских. Когда будет политическая воля запретить старое, сразу все изменится. Это как закон об украинском языке. Когда только ввели квоты, возник протест, все кричали: беда — беда. Но через пять лет уже видим результат: люди говорят на украинском. То, что мы делаем в школах, нужно регулировать, не заставлять готовить все новое. Есть меню, которое можно использовать. А через какое-то время мы предложим новые правила. Я доведу до конца реформу, уверен в этом. У детей точно будет другая еда.
— Почему дети так любят пиццу и картошку фри?
— И взрослые это любят. Это объясняется просто. Мы все любим хрустящее! Я считаю, что огурцы соленые — это новый суперфуд, которым можно обольщать женщин. О! Я понял. Все женщины любят соленые огурцы. Я теперь буду их обольщать лишь солеными огурцами, — Евгений радостно смеется. — Вся хрустящая пища вызывает приятные ощущения: картофель фри, чипсы. Ею во рту можно забавляться. Пицца — это иностранная распиаренная вещь. В моем детстве черепашки Ниндзя ели пиццу и тянули кусочек так, чтобы сыр тянулся. С тех пор люблю пиццу и ем именно так. Ничего не могу с этим поделать.
— Что поразило во время поездок по школам и общения с детьми?
— Это очень странно. Они в школах хотят салат-бары, чтобы можно было самим смешивать и заправлять. Восемьдесят процентов детей хотят есть овощи. И я такое слышал не в одной школе, и не в двух. Еще просят, чтобы были наггетсы, бургеры. А самое популярное блюдо у детей — запеканка. Она вне конкуренции. Все единодушно об этом говорили. Еще дети кричат, что супы их никто никогда есть не заставит, а картофельное пюре — еще подумают, стоит ли его есть. А еще выяснилось, что только двадцать три процента детей питаются в школьных столовых, а остальные не доверяют женщинам, которые там готовят, им не нравятся ароматы. Это устарело и не модно. Мне все это было интересно. Я понимаю, что сделать в школах салат-бары нереально. Но я убедился, что дети идут на шаг впереди от нас, они точно знают, что хотят есть.
«Уникальная ситуация: украинцы ходят в украинский ресторан есть украинскую еду»
— Сейчас вокруг много вегетарианцев. Такое ощущение, что все меньше людей едят мясо…
— На самом деле их немного. Я разделяю таких людей условно на две категории. Есть люди, которые не едят мясо, но они об этом не кричат, не делают из этого события. А есть такие, что принадлежат к своеобразной секте. За первые пять минут знакомства такой сто раз скажет, что не ест мясо. Это такая фишка, круг людей, которые пропагандируют свое вегетарианство как вызов обществу. Они кричат на весь мир: почему в мясном ресторане мне не предлагают овощные блюда? Но ведь когда я иду в вегетарианский ресторан, не требую же там приготовить мне стейк. Следуя такой логике, я должен потребовать, например, жареную курицу и там. На это мне вполне логично скажут: ты знал, куда шел. Вообще-то украинцы всегда были вегетарианцами, потому что свинина или телятина у них на столе была только на праздники. Почему посты устраивали? Потому что в эти периоды не было возможности есть мясо. Поэтому мы и есть вегетарианцы. Ситуативные.
— У вас в ресторане имеется вегетарианское меню?
— А что это такое? У меня есть борщ без мяса, пастернак с копченой сметаной, цуккини с креветками, три разных салата. Процентов пятьдесят нашего меню — вегетарианское. Но я не использую тофу (соевый творог), тан (кисломолочный напиток). Поэтому мне иногда говорят — у вас тут нечего поесть. Я показываю в предложении: а это и это? Нет, здесь есть креветочная паста, а я не ем креветки. Так можно без них — нужно только предупредить об этом официанта, и все, вопрос решен.
— Как появилась идея сделать ресторан. И почему партнером стала именно владелец «Новой почты» Инна Поперешнюк?
— Мы встретились пять лет назад как раз после моей победы в «мастер-шефе». Тогда проводился корпоратив для «Новой почты». Меня пригласили готовить варенье. Я раньше делал такое — проводил выездные мастер-классы. Стоит парень и варит варенье. Инна подошла, отведала острое, с чили. И все. Но позже нас специально познакомили, представили друг другу. Мы начали общаться. Быстро стало понятно, что она обожает еду.
Через три года нашего общения я понял, что пришло время мне открывать ресторан. Если ты шеф, то, очевидно, не можешь не иметь собственного ресторана. У меня уже была команда, которую я воспитал, креативные идеи. И я пришел к Инне: «Буду искать инвестиции под собственный ресторан. К тебе я пришел первой. Если тебе интересно, можем открыть ресторан». Она сказала, что это отличная идея, и она хочет ресторан. Так мы стали партнерами в бизнесе.
— Вы сразу договорились, что у вас будет сугубо украинская кухня? Никаких пицц и суши?
— Первые полгода в нашем ресторане есть было тяжело. Честно! Все блюда были новые. Но нам стало понятно, что только креативными вещами, которые не все понимают, можно достичь новых вершин. И по-другому ничего не будет. Только сейчас, спустя два года, стало понятно, что мы создали новое направление еды, что наш ресторан стал тем самым местом, куда приводят иностранцев, чтобы они попробовали и поняли украинскую кухню. Мы создали место, которое представляет Украину.
— К вам невозможно зайти с улицы и пообедать — все расписано, забронировано. Причем украинцами, а не иностранными гостями.
— Да, восемьдесят процентов наших гостей — украинцы. На Новый год ресторан был забит своими. Октябрь и декабрь стали лучшими месяцами существования ресторана. И это без иностранцев, потому что как раз был локдаун. Уникальная ситуация: украинцы ходят в украинский ресторан есть украинскую еду.
Все слышали о рекомендациях Мишлена, какие рестораны стоит посещать. Существует несколько градаций. Если этот гид дает одну звезду, это значит, что если вы будете внезапно гулять в этом городе, то зайдите в этот ресторан, не пожалеете. Две звезды — это если будете в этой стране и приедете в этот город, обязательно зайдите в этот ресторан. А три свидетельствуют, что, планируя свое путешествие в конкретную страну, планируйте ее именно из-за этого ресторана. Процентов тридцать-сорок наших посетителей не из Киева. Они планируют свое путешествие куда-то через наш ресторан, специально бронируют столик. Есть те, кто из Харькова приезжает к нам поесть, и после обеда возвращается домой, в свой город. Из Житомира приезжали праздновать день рождения, именно у нас. Это был шок для меня! Это две звезды Мишлен! Недавно был проведен анализ потребностей рынка. Восемьдесят процентов людей хотят есть украинские продукты. Два года назад такого еще не было.
— Когда у вас появился чуб?
— Мои вьющиеся волосы постоянно мне мешали. Поэтому я их сбривал по бокам. И у меня остался чуб. Но так удобно! Когда начал изучать вопрос, вычитал, что сзади прическа очень похожа на ту, которую носили варяги, а варяги — это основатели Киевской Руси. Их корни уходят к викингам. Мне нравится такая связь с предками через прическу.
— В какой-то момент вы полностью перешли на украинский язык: и посты пишете, и говорите, хотя в телевизионном проекте были еще русскоязычным…
— Всю жизнь общался с родителями на украинском языке, а с друзьями — на русском. Когда заговорили о языковом законе, я сразу согласился его поддерживать. Да и оказалось, что и в кадре я лучше звучу на украинском. Переломным моментом стал проект «Энеида» на первом украинском. Ко мне приходили известные писатели, рассказывали об украинских деятелях культуры. Это было ужасно интересно. Я узнал малоизвестные факты. Лесь Курбас после неудачной попытки самоубийства жил с пулей в сердце… Терещенко имел самую большую яхту в мире на то время… Иван Франко, когда жил у тетки, спал в гробу две или три недели, потому что больше не было где… За полтора года шоу у меня изменилось восприятие нашей истории. Понял, что не знаю, что такое Украина. А когда видел свои посты на русском языке, чувствовал: не то. Решил и всем вокруг сказал: общаемся отныне на украинском языке. Мы понимали все риски, что можем потерять часть аудитории. Ничего страшного, — решительно сказал я. И мы на самом деле ничего не потеряли. Ютуб также становится у нас украиноязычным.
— Что вам дало обучение в Le Cordon Bleu?
— Теперь я могу говорить, что окончил старейшую кулинарную французскую школу. Это придало мне уверенности. Я работаю в креативном мире еды, в нем не существует никаких правил. Но обучение в такой престижной школе — это как уметь играть на гитаре и, наконец, выучить ноты. Это позволяет играть лучше, чем раньше. Я же и до этого готовил, но азбуки не знал. Здесь я выучил азбуку, что-то подкорректировал в своих умениях. Теперь я могу говорить на равных с лучшими поварами мира. А еще двадцать шестого января мы открыли колледж, в котором вводится новая система обучения поваров. Там мы имплементируем все то, что я видел в кулинарных школах мира.
— Что это за колледж?
— Киевское училище швейного и парикмахерского искусства, — смеется Евгений. — Но швей набирают двадцать человек в год, а поваров — сто пятьдесят. И они должны получить современные знания. Сотрудничая с министерством образования, мы разрабатываем новую программу обучения для них.
— Евгений, есть блюда или продукты, которые вы не едите вообще?
— «Оливье». Не ем салаты «Шуба» и «Мимоза». Это у меня травма детства. Приходишь на день рождения, тебе семь лет, а тебе дают жареную рыбу и «Оливье». Повсюду было одно и то же. Я не любил сырники, но это какой-то феномен. После того как я залил рецепт на сайт, ежемесячно именно на него заходят двести-четыреста тысяч людей! Я пытаюсь объяснить, что за то время, пока готовятся сырники можно запечь семнадцать стейков, курицу, а мне возражают: нет-нет, сырники — это круто. Но я считаю, что такая еда убивает кулинарию. Когда я отбросил все эти «мимозы», чесночные намазки, бутерброды со шпротами, я открыл для себя мир еды.
— Вы любите ставить себе цели. После начатых реформ в области обучения, открытия ресторана, обучения за рубежом, что планируете теперь?
— Все просто: мы выходим на мировой уровень, для этого создаем англоязычный ютуб и сайт. Пусть еще больше людей на планете узнают наш борщ. После того, как у меня взяли интервью для бразильского издания, к нам приезжала телекомпания из Нью-Йорка, снимали программу для телеканала National Geographic, теперь для меня не такие уж и большие амбиции — выйти на мировой уровень. Я точно знаю, что это реально. Амбициозность — это сделать ресторан на Марсе, а все остальное вполне возможно.