Больше полугода назад, 31 августа 2020 года, состоялся очередной телефонный разговор между президентом России Владимиром Путиным и премьер-министром Японии Синдзо Абэ. Это событие так и осталось бы кратким коммюнике для прессы, если бы не контекст: за три дня до этого Абэ объявил, что намерен оставить пост главы японского правительства, и потому этот разговор с Путиным был для него последним.
Впрочем, и без всякого контекста сухая проза пресс-релиза изобиловала не совсем обычной для этого жанра фразеологией. Уходящий японский премьер тепло отозвался о своей дружбе с российским президентом, который, в свою очередь, высоко оценил «колоссальный вклад» своего визави в развитие российско-японских отношений.
Обычно такие слова «на прощание» могут позволить себе лидеры только очень близких стран, подводящие итоги исключительно плодотворного периода в истории двустороннего сотрудничества. Страны, которые вот уже три четверти века не могут подписать даже мирный договор, такими репликами, как правило, не обмениваются.
Оставляя за скобками вопросы личной дружбы, следует признать очевидное: российско-японские контакты при Абэ действительно поднялись на беспрецедентный уровень. Сменивший Абэ на посту главы японского правительства Ёсихидэ Суга выразил желание, следуя линии своего предшественника, «стремиться ко всестороннему развитию российско-японских связей, включая подписание мирного договора».
В 2020 году почти все двусторонние контакты по понятным причинам были поставлены на паузу, но уже сейчас понятно, что ни второго такого всплеска контактов, ни ощутимых прорывов в отношениях России и Японии ждать больше не стоит. Они останутся в привычной колее вне зависимости от намерений нынешнего японского премьера и фамилий всех следующих.
Где находится колея
Для начала определимся с константами: чтобы понять, какими будут отношения России и Японии после Абэ, нужно описать их фундаментальные свойства. С точки зрения Японии это удобнее всего делать в сравнении с соседями — Южной Кореей и Китаем.
Первое, что бросается в глаза — это то, что в российско-японских отношениях царит относительное спокойствие, резко контрастирующее с бурными японско-китайскими и японско-корейскими. Последний заметный конфликт, когда дело дошло до отзыва японского посла из России, произошел в 2010 году. Скандал был вызван визитом тогдашнего президента России Дмитрия Медведева на Южные Курилы.
После этого отношения двух стран выровнялись и больше не портились. Чего нельзя сказать, например, об отношениях Токио с Пекином, которые за тот же период прошли путь от антияпонских погромов в 2012 году до заявлений о партнерстве в 2018-м.
Традиционно прохладные японско-корейские отношения в последние четыре года и вовсе переживают самый глубокий кризис за последние полвека. В этом смысле отношения Москвы и Токио — образец стабильности: они движутся в узком коридоре, без резких колебаний в ту или иную сторону.
Второй аспект — это территориальный спор. Строго говоря, подобные разногласия у Японии есть со всеми ее соседями, включая Северную Корею и Тайвань, с которыми у Токио нет дипломатических отношений. Если с Россией Япония спорит о южнокурильских островах, то с Китаем и Тайванем — об архипелаге Сэнкаку (Дяоюйдао), а с Северной и Южной Кореей — об островах Такэсима (Токто).
Однако у российско-японского спора есть уникальные особенности. Во-первых, Россия — единственный сосед Японии, ведущий с ней какие-либо переговоры по поводу спорных территорий.
Во-вторых, эмоциональный фон вокруг проблемы Южных Курил может и не назовешь идеальным, но он не идет ни в какое сравнение со всплесками открытой враждебности, которые вызывают односторонние демарши сторон в японско-китайских и японско-корейских территориальных спорах.
Наконец, в-третьих и в-главных, только в российском случае территориальный конфликт стал центральной проблемой в двусторонних отношениях с Японией. Проблемы Сэнкаку (Дяоюйдао) и Такэсимы (Токто) намного более периферийные.
Третья особенность российско-японских связей — их скромный масштаб по сравнению с японско-корейскими и японско-китайскими. Причем это касается и политики, и экономики. При всей напряженности в отношениях Токио с Сеулом в своем последнем программном выступлении перед парламентом в январе 2020 года Синдзо Абэ охарактеризовал Южную Корею как «важнейшего соседа, с которым Японию связывают общие базовые ценности и стратегические интересы».
Говоря об отношениях с Китаем, предыдущий японский лидер подчеркнул их исключительную важность как в региональном, так и в глобальном контексте, а также выразил желание открыть новый период в развитии двусторонних связей. Россия в этом и предыдущих посланиях упоминается исключительно в контексте территориального спора.
Разница в масштабах сотрудничества со всей очевидностью проявляется и в экономической статистике. По данным Японской организации по развитию внешней торговли (JETRO) за 2019 год, товарооборот между Японией и Россией составил порядка $21,5 млрд. Для сравнения: аналогичная цифра для Южной Кореи — $76 млрд, а для Китая — $304 млрд. Россия не входит в десятку крупнейших торговых партнеров Японии, уступая даже Гонконгу.
Эти три аспекта (стабильность, концентрация на территориальном споре и ограниченный масштаб двусторонних связей) переплетаются между собой и усиливают друг друга, что создает довольно простую и устойчивую несущую конструкцию японско-российских отношений. Главным стабилизирующим элементом в них, как ни парадоксально, остается именно территориальный спор — и в позитивном, и в негативном плане.
С другой — даже в тех областях, где теоретически можно было бы выйти на новый уровень сотрудничества (например, в совместном хозяйственном освоении Южных Курил), территориальный спор становится непреодолимым препятствием даже для наименее амбициозных проектов.
Глубина этой колеи в двусторонних отношениях стала особенно заметна, когда бывший премьер Абэ попытался из нее выбраться.
План Абэ
Российско-японское сближение, начавшееся с визита Абэ в Москву в апреле 2013 года, приобрело более-менее конкретные очертания лишь три года спустя. В ходе своего визита в Сочи в мае 2016 года японский премьер анонсировал «новый подход» к проблеме Южных Курил и обнародовал первый черновой вариант плана по развитию экономического взаимодействия с Россией.
План затрагивал восемь областей: здравоохранение, градостроительство, энергетику, промышленное производство, сельское хозяйство, транспортную инфраструктуру, технологическое развитие, малый и средний бизнес, а также гуманитарные контакты. Чуть позже в японском кабинете министров появилась отдельная должность государственного министра по вопросам экономического сотрудничества с Россией.
К концу 2019 года российско-японское сближение породило более 200 проектов, большинство из которых уже активно реализуются и действительно весьма полезны. Тем не менее, подавляющее большинство из них имеет очень скромные масштабы, если не считать нескольких энергетических («Ямал СПГ» и «Арктик СПГ-2»). В недавний отчет Японии о развитии экономического сотрудничества с Россией попали открывшийся в июне 2019 года в Москве ресторан японской сети «Мацуя» и изданный на русском сборник рецептов вкусной и здоровой пищи с низким содержанием соли.
Качественного прорыва так и не случилось: усилия Абэ по развитию российско-японских экономических связей почти не отражаются в цифрах. И без того скромный товарооборот между двумя странами достиг пика в 2014 году, а японский экспорт в Россию — еще в далеком 2008-м. Ненамного лучше обстоят дела и с японскими капиталовложениями в российскую экономику: совокупный объем накопленных в России прямых инвестиций из Японии прошел свой максимум восемь лет назад — в самом начале второй премьерской каденции Абэ.
Похожим образом ситуация обстоит и в политических отношениях двух стран. С одной стороны, двусторонних контактов стало намного больше: 27 личных встреч в верхах — рекорд, который вряд ли вообще когда-либо будет побит. Появились и новые каналы межправительственного взаимодействия — например, встречи министров обороны и иностранных дел в формате «2+2».
С другой стороны, никаких подвижек в решении территориального спора так и не случилось, несмотря на усилия и беспрецедентные уступки японской стороны. В ноябре 2018 года на саммите в Сингапуре Путин и Абэ договорились продолжить переговоры на основе Московской декларации 1956 года, предусматривающей передачу Японии двух островов из четырех после подписания мирного договора.
О масштабе уступки красноречиво свидетельствует буря возмущения, которую это соглашение вызвало в японском парламенте. Депутаты от оппозиции настойчиво требовали ответа на вопрос, являются ли с точки зрения правительства все четыре южнокурильских острова неотъемлемой частью Японии. Кабинет министров же, рассчитывая на прогресс в переговорах с Россией, к немалому политическому ущербу для себя от прямого ответа изо всех сил уклонялся. Прогресса, как известно, не последовало.
Итак, налицо победа колеи: несмотря на все усилия Абэ, ни значительных подвижек в вопросе территориального спора, ни качественного прорыва в двустороннем экономическом сотрудничестве российско-японские отношения при нем так и не увидели.
Что дальше
Даже если Ёсихидэ Суга продолжит курс своего предшественника на интенсификацию контактов с Россией, не совсем ясно, почему то, что не получалось сделать в предыдущие семь лет, должно удаться именно сейчас и именно ему. Основания для пессимизма дает не только негативный опыт предыдущих лет.
Рейтинг доверия кабинету Суги уже в первые четыре месяца его работы упал до отрицательных величин, и это не только серьезно сужает пространство для маневра, которым располагает нынешний японский премьер, но и ставит под сомнение его политическое будущее. На осень 2021 года в Японии намечены и выборы лидера правящей Либерально-демократической партии, и выборы в нижнюю палату парламента. Отсутствие прорывов в борьбе с коронавирусом может свести к нулю шансы Суги остаться премьером.
Впрочем, даже если Сугу в итоге сменит кто-то более популярный, нарастающий в японском обществе скепсис в отношении России может стать серьезной помехой для форсированного развития двусторонних отношений. Проведенный в феврале 2021 года японским правительством соцопрос показывает, что 73,9% японцев оценивают российско-японские отношения негативно. Для сравнения: аналогичная цифра в ноябре 2016 года составляла 65,2%.
Все это, тем не менее, не означает серьезных перемен к худшему. Во-первых, описанная выше глубина российско-японской колеи почти исключает радикальные перемены к худшему, и в этом большое преимущество этой конструкции. Во-вторых, даже в очень глубокой колее можно ехать вперед, и достигнутый при Абэ прогресс — при всех необходимых оговорках — лучшее тому подтверждение.
Опыт последних лет позволяет сделать два вывода. Первый: прорыв в российско-японских отношениях — хоть политических, хоть экономических — вряд ли возможен. Более того, в обозримом будущем японцы не будут пытаться повторить те усилия, которые Абэ приложил для достижения подобного прорыва.
Второй: тем не менее, у этих отношений есть значительный потенциал для органического роста — развития, которое происходит само собой при минимально благоприятствующих условиях. Простой пример — облегчение визового режима между двумя странами. В докоронавирусную эпоху этот шаг успел сделать Владивосток («самую близкую Европу») популярным направлением для японских туристов, а российский сегмент — одним из самых быстрорастущих в статистике японского «инбаунда».
Остается лишь надеяться, что негативный опыт не заслонит собой позитивный, а вклад предыдущего японского премьера в развитие двусторонних отношений, совершенно справедливо удостоившийся высокой оценки его российского визави, не пропадет впустую.