Нью-Йорк — Яркое выступление Аманды Горман на церемонии инаугурации президента США Джо Байдена, где она прочитала своё стихотворение «Холм, на который мы восходим», тронуло сердца миллионов людей. Это стало достаточной причиной, чтобы одно из ведущих голландских издательств заказало перевод стихов Горман. Но сделанный им выбор белого переводчика — Марика Лукас Рейневельд, лауреат Международной Букеровской премий, чей пол самоопределяется как небинарный — мгновенно вызвал протесты чернокожих активистов в Нидерландах. Они потребовали, чтобы Горман, афроамериканку, переводил представитель чёрной расы. Выбор белого переводчика причинил одному из протестующих «боль». В результате проект остался без участия Рейневельд.
Тем временем на другом конце мира — в Японии — местные последователи теории заговора QAnon, которую пропагандируют американские крайне правые, придумывают собственные безумные сказки, дополняющие их общую уверенность в том, что у Дональда Трампа украли президентство. Японские сторонники QAnon убеждены, что Японией из-за кулис правят зловещие иностранцы, а императорская семья несёт ответственность за всё плохое — от атомной бомбардировки до разрушительного землетрясения 2011 года. Всё это уже выглядит достаточно дико, но этого мало — одна из групп японских приверженцев QAnon сделала своим идолом дискредитированного Майкла Флинна, бывшего генерала армии США.
К лучшему или худшему, но влияние американской культуры остаётся таким же мощным, как и всегда. И как минимум в этом отношения сообщения об упадке США являются сильно преувеличенными. Несмотря на подъём Китая, колоссальное богатство Евросоюза и позорный спектакль президентства Трампа, люди во всём мире по-прежнему обращаются к Америке в поиске культурных и политических идей.
Когда-то культурного влияния Америки больше всего боялись сторонники правых взглядов. Довоенные культурные консерваторы в Европе и Японии порицали вульгарность американского меркантилизма, отсутствие корней у многорасового иммигрантского населения Америки, резкий либерализм её политических институтов. Пример США был угрозой для социального порядка, этнической однородности и высокой культуры. И, конечно, у политических экстремистов здесь имелось нечто общее: не менее яростно глобальное влияние американской капиталистической культуры — «кока-колонизацию» — осуждали крайне левые.
В реальности же, помимо Coca-Cola, одной из наиболее успешных статей экспорта Америки многие годы является культура протеста. Начать с того, что именно Американская революция вдохновила революцию во Франции. А в 1960-е годы студенты во всём мире выходили на демонстрации против «американского империализма» и войны во Вьетнаме, но при этом следовали примеру студентов американских университетов — Беркли и Колумбийского. Они слушали американские песни протеста. А иногда, как в случае с Андреасом Папандреу в Греции, антиамериканские политики почерпнули многие из своих идей, обучаясь в американских университетах.
Главная привлекательность Америки, несмотря на её многочисленные институциональные изъяны, на её историю расизма и спазмы моральной истерии, заключается в том, что она обещает больше свободы: экономической, политической, художественной и сексуальной. Именно поэтому в 1930-х и 1940-х годах беженцы из нацистской Германии, которые придерживались левых взглядов, обычно решали уехать в США, а более консервативные беженцы предпочитали селиться в Британии.
И сегодня вопрос звучит так: что обещает нынешняя волна американского влияния — больше свободы или меньше? Кто-то может сказать, что «критическая расовая теории» и вопросы гендерной политики, которые сейчас будоражат кампусы американских университетов и либеральные СМИ, расширяют пространство свободы, особенно для сексуальных и расовых меньшинств. Однако многое из всего этого коренится в специфических травмах американской истории, равно как и требование публичного искупления связано с особыми религиозными традициями в Америке.
Могут ли эти аспекты американской культуры в точности проецироваться на общества в других частях света? Имеет ли американская одержимость «идентичностью» и «представительством» такое же значение для стран с совершенно другой историей? Почему стихотворение Горман должен переводить небелый голландец? Зачем надо переименовывать французскую школу, носящую имя французской женщины-математика (Софи Жермен), в школу имени афроамериканского активиста (Розы Паркс)?
Можно также задаться вопросом, как удаление книг классических западных авторов из школьных аудиторий во имя социальной справедливости и «деколонизации» помогает расширить нашу свободу. Здесь тоже речь, несомненно, идёт об одной из форм культуры протеста. Но этот идеологический энтузиазм, которые способствует столь сильной активности в Америке вокруг тем расы, гендера и идентичности, вторит народным движениям прошлого — пуританизму, квази-религиозному рвению, интеллектуальной нетерпимости, иными словами, всему тому, что противоположно свободе.
Экстремизм левых провоцирует и даже зеркально отражается у правых. Подобно волнам «воук-культуры», нахлынувшим на университеты и либеральные СМИ в странах за пределами США, такие же, зачастую гораздо более пугающие последствия возникают и у крайне правого безумия — того, что историк Ричард Хофстадтер называл «параноидальным стилем в американской политике».
Пример Трампа и его антилиберальной, анти-иммигрантской, открыто расистской риторики уже вдохновил массу авторитарных политиков, которые перестают быть маргиналами в когда-то крепко либерально-демократических странах. Рост популярности QAnon в Японии — это наиболее наглядный пример распространения американского параноидального стиля за рубежом.
Можно — и, наверное, нужно — придерживаться оптимистичной точки зрения, что моральная паника в США пройдёт, а разум в очередной раз возобладает. Не исключено, что эпоха Байдена уменьшит влияние трампизма, и возродится толерантность, благодаря которой американская интеллектуальная жизнь так часто вызывала восхищение. Это может произойти, даже несмотря на крайне негативные последствия американского влияния, которые наблюдаются на других странах. Ради Америки и мира можно лишь надеяться, чтобы это произошло как можно скорее.
Ян Бурума — автор многочисленных книг, в том числе «Убийство в Амстердаме: смерть Тео Ван Гога и пределы терпимости», «Нулевой год: история 1945 года», «Токийский роман: мемуары» и, совсем недавно, «Комплекс Черчилля: проклятие быть особенным, от Уинстона и Рузвельта до Трампа и Брексита».