Польско-российские отношения настолько плохи, что хуже уже быть не могут. Попытки их наладить, в сущности, лишены смысла, но не потому, что ни одна из сторон не заинтересована в их улучшении, а потому, что отношения между Польшей и Россией — это лишь производная от отношений между Западом и Россией.
Российская сторона незамедлительно отреагировала на недавнее выдворение из Польши российских дипломатов, однако, реакция была не такой, как можно было ожидать, и расходилась с обычной российской практикой. В ответ на высылку трех своих дипломатов Москва ответила высылкой пяти польских. В дипломатическом языке такая непропорциональность означает, во-первых, провокацию, а во-вторых, проявление неуважения к другому государству. Польше, чтобы сохранить баланс, теоретически нужно было бы теперь выслать двоих россиян.
Этого не произошло, что можно (по крайне мере, на текущем этапе) счесть признаком осмотрительности польского руководства. Варшава не была заинтересована в эскалации напряженности накануне визита президентов трех стран Балтии и Украины в Польшу. Неплохо также, что нашу страну может сменить на посту дежурного врага России и дежурного русофоба Чехия.
Тем не менее со временем нам все же придется выдворить двух российских дипломатов, а если наши спецслужбы полагают, что россияне в Польше занимаются шпионажем активнее, чем мы в России, то и последовать примеру чехов, то есть организовать массовое выдворение.
Широкий резонанс получило недавнее интервью посла России, который обвинил Польшу в фальсификации истории. «Поляки должны испытывать естественное чувство благодарности за то, что Красная армия освободила их от немецкой оккупации», — заявил он, добавив, что в Польше снесли 80% посвященных красноармейцам памятников. Резкое по тону интервью посла РФ в Польше контрастирует со спокойным интервью посла Польской Республики в Москве, и это хорошо, поскольку оно работает на улучшение нашего имиджа не только в глазах Кремля, но и, что, возможно, даже важнее, в глазах Запада.
Суть проблемы в том, что Польшу и Россию разделяют самые элементарные геополитические интересы. Польша хочет, чтобы архитектура европейской безопасности опиралась на тезис, сформулированный некогда первым генеральным секретарем НАТО лордом Исмеем. Как он сказал, задача Альянса состоит в том, чтобы не допускать СССР в Европу, обеспечивать в ней американское присутствие и сдерживать Германию.
Буферная зона — это вторая причина нашего конфликта. Для Польши крайне важно, чтобы между нами и РФ находились независимые Украина и Белоруссия. Для России подчинение этих стран или обретение влияния на их политику выступает, в свою очередь, условием реализации ее долгосрочных целей. Так что ни Москва не готова отказываться от своих амбиций, ни Польша — от попыток привлечь два вышеупомянутых государства в западную сферу влияния. Даже если эти попытки никогда не увенчаются успехом, от этой цели, принимая во внимание российский реваншизм, отказываться нельзя, ведь Кремль тоже не готов к гипотетическим компромиссам. Финляндизация Украины и Белоруссии выглядит в определенном смысле оптимальным вариантом, но на сегодняшний день такой сценарий нельзя назвать реалистичным.
Неоимпериалистического подхода Москва придерживается не только в отношении Украины и Белоруссии. Россия проводит политику, нацеленную против членов НАТО, проявлением чего служат, например, регулярные инциденты с нарушением воздушного пространства стран Балтии, провоцирование беспорядков в Таллинне в 2007 году, строительство «Северного потока — 2», учения «Запад» и так далее. Вопреки тому, что утверждает Москва (в последние 30 лет, по ее словам, она постоянно подвергалась атакам со стороны Запада), все это не вызывало реакции НАТО и ЕС. Когда Россия, однако, напала на Украину, оказалась пересечена красная линия, и союзнические войска начали перебрасывать в Польшу и страны Балтии. Россияне, разумеется, воспользовались возможностью рассказать миру, что натовские силы приближаются к российским границам, забывая, что сами спровоцировали такое развитие событий. Москва напоминает хулигана, которого удивляет, что он наконец получил сдачи.
Все это, конечно, не означает, что однажды Запад не решит пойти с Кремлем на договоренности. С точки зрения США Россия выступает не только партнером в нашем регионе, но и влиятельным игроком на Ближнем Востоке, в Средней Азии и в Афганистане, она важна в контексте корейской ядерной программы или предотвращения распространения оружия массового поражения. Возможное соглашение, вопреки тому, что говорят истерики и доморощенные геополитики, вовсе не будет означать капитуляцию Запада и передачу Польши в российскую сферу влияния.
Под вопросом, на самом деле, остается лишь судьба Белоруссии и Украины. Каковы бы ни были российские амбиции, даже Владимир Путин понимает, что он может вести игру за укрепление влияний в Киеве, но Украины не вернет. Если бы он хотел ее «вернуть», он бы не стал на нее нападать, ведь сделав это, он утратил ее навсегда, породив в украинцах ненависть к России. Получается, что Путин или обезумел, или прекрасно осознавал, что утратил Украину. Вероятность первого чрезвычайно мала. Все понимают, что российский президент способен пойти на убийство, что он не выбирает средств, но одновременно это реалист и исключительно умный человек. Значит, следует сделать вывод, что цель развязывания войны была иной и состояла не в том, чтобы вернуть украинское государство, а в том, чтобы не позволить получить его Западу. Если это на самом деле так, то, как ни удивительно, нападение на Украину может указывать на существование отдаленной перспективы достижения договоренностей. Хуже, к сожалению, выглядит ситуация Белоруссии, которая в некоторых аспектах для нас даже важнее. Решений о превращении ее в российскую колонию, которых многие ожидали, пока не появилось, но в военном плане угроза остается реальной.
Гипотетическая перезагрузка отношений Запада с Россией, если она когда-нибудь произойдет, разумеется, не будет называться «перезагрузкой», поскольку это слово вызывает плохие ассоциации. Хотя стоит одновременно напомнить, что знаменитая перезагрузка Обамы была вовсе не тем, чем ее принято считать, например, в Польше: США предложили Москве снизить градус напряженности, а одновременно решительно отмели российскую идею о разделе сфер влияния.
Отмечу также, что человеком, который впервые использовал слово «перезагрузка», был не президент Обама, а вице-президент Джо Байден. Он сделал это на Мюнхенской конференции в феврале 2009 года спустя месяц после прихода новой администрации.
Это место было выбрано не случайно: именно там двумя годами ранее свои требования огласил в ставшем позднее легендарным выступлении Путин.
Перезагрузка, вопреки распространенному представлению, означала не согласие на российские условия, а выдвижение контрпредложений со стороны Соединенных Штатов. Историю следует помнить, ведь в 2009 году пост советника вице-президента Байдена по национальной безопасности занимал Энтони Блинкен, который стал сейчас государственным секретарем США.
Говорят, что внешняя политика каждого государства — это отражение его политики внутренней. Так что немецкая остается скучной и терпеливой, французская живет воспоминаниями о прежнем величии и в связи с этим содержит налет высокомерия, а польская, в свою очередь, к сожалению, отличается хаотичностью, непостоянством и тем, что за словами в ней не идут действия. Российская внешняя политика напоминает современную Россию: она жестока, агрессивна, но ей свойственны технократизм и хорошая организация. В отношениях с РФ работают принципы российской общественной жизни, а те гласят, что разговаривать можно всегда и с каждым (современные россияне — это циники и прагматики, а не фанатики), что можно ненавидеть друг друга, сохраняя при этом уважение, и наконец, что иногда стоит надавать друг другу тумаков (лишь бы это делалось уважительно).
У Польши в отношениях с Россией хорошо получается проявить себя лишь в последнем пункте. Проблема в том, что это ничего нам не дает. С одной стороны, Варшаве следует в подходящий момент выдворить двух российских дипломатов, но с другой — в полной мере осознавать, что если Москва выступает для нас постоянным источником головной боли, то Польша для нее — лишь элементом отношений с США, Германией, Францией, Великобританией и в целом с Западом. Польша для МИД РФ, нравится нам это или нет, значит меньше, чем Россия для нашего внешнеполитического ведомства. Точно так же в американском Госдепартаменте реже думают о Польше, чем в польском МИД о США.
Польше, конечно, следует, шаг за шагом наращивать свой потенциал, но в ближайшие десятилетия нам придется полагаться на США. Возможный распад существующей системы безопасности станет для нас не шансом, а трагедией. Наше поле для маневра выглядит так, что если Вашингтон поссорится с Москвой, то с ней поссоримся и мы, а когда они договорятся друг с другом, нам тоже придется договариваться (или делать вид, что мы это делаем).
Важно, однако, сохранить возможность свести к минимуму наши потери и максимизировать приобретения в случае ссоры или примирения России и США (и те, и другие возможны в обоих случаях). Для этого следовало бы, во-первых, сделать так, чтобы нашу позицию не считали иррационально русофобской. В таком случае следует или в течение месяца демонтировать все памятники, прославляющие Красную армию, и заодно привести в порядок какое-нибудь кладбище, где поятся ее бойцы, или перестать их сносить (и тоже привести в порядок какое-нибудь кладбище).
Во-вторых, хотя наши интересы полностью расходятся, нужно проявлять к россиянам хотя бы минимум уважения (и не ждать в этой сфере взаимности, поскольку уважение без взаимности — это тоже неплохо, кроме того, мы бы демонстрировали его в том числе для того, чтобы его заметили на Западе).
Говоря о советских и немецких преступлениях, следует таким образом отказаться от приравнивания СССР к Третьему рейху, если в следующей фразе не следует уточнение, что оно касается Советского Союза в момент вторжения в Польшу 17 сентября 1939 года или, например, расстрела польских пленных в Катыни, а не, например 1960-х или 1970-х годов. В таком случае знак равенства будет исторической (и истеричной) ложью, и он может нам лишь навредить. В-третьих, нужно начать шпионить за нашими союзниками, чтобы знать, о чем Запад разговаривает с Россией (разумеется, делаться это должно тоньше, чем за восточной границей).