Аня, молодая чеченка, чей дядя узнал о ее сексуальной ориентации и начал ее шантажировать: либо она спит с ним, либо он все расскажет ее отцу. Тридцатилетний Гриша из Омска был похищен и подвергнут пыткам в Чечне в течение 12 дней, прежде чем его выпустят полуживым, и он станет первым геем, который подаст жалобу, не скрывая лица. Его зовут Максим Лапунов. Богдан, его парень в течение десяти лет, с которым он бежал из России. Спасибо, активистам ЛГБТ+ Давиду Истееву и Ольге Барановой. Они — герои фильма, среди двадцати других героев, документального фильма «Добро пожаловать в Чечню», который транслировался на канале «Arte» 18 мая в партнерстве с Libération.
В 2017 году чеченские власти начали кампанию репрессий против гомосексуалистов, которых арестовывали, бросали в тюрьмы и пытали, иногда при соучастии семей, в гипертрадиционном обществе. Затем группа активистов решает помочь этим мужчинам и женщинам бежать сначала из Чеченской Республики, а затем из России, чтобы начать новую жизнь в другой стране. За два года НПО «Российская ЛГБТ-сеть» удалось вывезти 151 человека. Американский режиссер Дэвид Франс посетил одно из убежищ, организованное активистами в тайном месте в Москве.
Получив совершенно полный доступ, он как можно незаметнее с помощью мобильных телефонов и GoPro снимает жителей убежища и их благодетелей, прибегая к инновационному процессу, чтобы скрыть лица своих главных героев, не уменьшая интенсивности их драматического побега. «Добро пожаловать в Чечню» — это «подпольная операция», головокружительное погружение в параллельный мир, повествующий о подвиге солидарности и мужества в стране, где «каждый пятый житель хотел бы, чтобы геи были вычеркнуты из культуры и общества, как следует из опросов», — говорит Дэвид Франс. Интервью.
— Ваш проект был очень рискованным для всех участников. Как вам удалось попасть в этот закрытый мир? И почему это было необходимо?
— Рассказывать о том, что происходит в Чечне, то есть о кампании по ликвидации. Задача властей — удалить ЛГБТК из чеченской родословной. Извращенная концепция, но она означает, что недостаточно изгнать людей из региона, их все равно будут преследовать вне республики. Чтобы поддержать эту кампанию, власти наделили членов чеченских семей и чеченскую диаспору по всему миру полномочиями прибегать к карательным мерам. Это означает, что люди, которых определили как геи, никогда нигде не будут в безопасности. Многие из них были найдены в тайных местах по всей стране и по всему миру, привезены назад и убиты. Но некоторые все равно были готовы пойти на риск вместе со мной и рассказать свою историю. Они доверились мне, и я обязался их защищать.
— Вы используете очень инновационную технологию, чтобы скрыть лица.
— Это одно из основных обещаний. Двадцать три человека попросили не показывать их лица. Было непросто сказать им: «Позвольте мне заснять ваше лицо, а потом я найду решение». И я вернулся в Нью-Йорк, не зная точно, что буду делать. В итоге мы разработали особый процесс: смесь ультрасовременных спецэффектов, как в фильме «Ирландец» [Мартина Скорсезе], и искусственный интеллект. В результате мы получили цифровую трансформацию лица с сохранением всех эмоции.
Мы могли бы сделать их полностью невидимыми, но мы хотели, чтобы зритель знал, что мы не подвергаем опасности людей, поэтому мы решили оставить небольшое размытие вокруг лиц. Именно нью-йоркские гей-активисты придавали каждому из персонажей свои черты, похожие на живые щиты. Таким образом, «фальшивые лица» — это лица реальных людей, которые уже публично осудили преступления против гей-сообщества в России.
— Что было самым сложным в этом проекте?
— Страх, что этот фильм никогда не будет показан. Ночью я не мог уснуть из-за страха потерять контроль над изображениями. Мы создали радикальные протоколы для шифрования файлов и их резервного копирования. Мы осуществляли всю передачу данных на месте, на зашифрованных дисках. Мы переформатировали карты памяти, чтобы никто не смог собрать данные. Мы не прибегали к Интернету.
Мы создали сеть с компьютерами, которые никогда не были подключены. Мы знали, что те, кто хотел нас остановить, были государственными деятелями, способными проникнуть в Интернет. Мы запретили использование мобильных телефонов, iPad и умных часов всех видов в монтажной. Мы никогда не обсуждали наш проект в Интернете, чтобы я мог продолжать приезжать в Россию на все время проекта и чтобы никто не знал, что я делал.
— Вы отслеживали своих персонажей? Вам известно, где те, кому удалось сбежать?
— Да, с большинством из них я до сих пор общаюсь. Я наблюдал за ними до их прихода в новую жизнь в разных странах Европы, любезно согласившиеся их принять. Некоторые довольны и справились с языковыми трудностями, другие — нет. Некоторые по-прежнему грустят и постоянно страдают от своего нынешнего положения. Другие все еще находятся в пути. Например, Максим, его семья и его парень Богдан еще не определились, где обосноваться окончательно.
— Чувствуют ли они себя в безопасности?
— Конечно, больше, чем в России. Но из-за двух жестоких войн в Чечне многие люди покинули этот регион. Чеченская диаспора в мире очень разрозненная. Так что идти почти некуда, где можно было бы не беспокоиться о том, что вас заметят другие чеченцы, умеющие быстро отличить своих. Это клановая культура. И по традиции они должны заявить о себе диаспоре в любой стране, куда они приехали туристами или жить. Диаспора очень хорошо организована и часто все еще оглядывается на чеченские власти.
— В конце вашего фильма одна из координаторов НПО Ольга Баранова также вынуждена покинуть страну, потому что о ней знают в российской полиции. Каково состояние сети помощи сегодня?
— Всегда есть временные убежища, находящиеся достаточно далеко и хорошо замаскированные или достаточно защищенные, чтобы люди могли чувствовать себя в небольшой безопасности какое-то время. Но эти безопасные места иногда обнаруживаются. Несколько месяцев назад в одном из приютов были обнаружены два молодых брата, они были похищены и сейчас содержатся по ложным обвинениям и подвергаются пыткам в чеченской тюрьме. Их матери угрожали, мужа пытали. Российская ЛГБТ-сеть позаботилась о них, пока ждала, когда снова сможет помочь ребятам. Именно гей-сопротивление пытается спасти всех нуждающихся, не только геев, но также членов семьи и всех жертв этой гнусной кампании. Они делают важную работу. Мне это напоминает французское Сопротивление.