С точки зрения антироссийски настроенных кругов в Польше, самое худшее, что может произойти, это провозглашение очередной «перезагрузки» в отношениях между США и Россией. Вспомним, что она собой представляла, чтобы разобраться, насколько оправданы их опасения, и следует ли бояться такой перспективы. Что Россия получила и что потеряла, как относятся современные российские правящие элиты к идее повторения такого маневра в отношениях с Западом?
«Перезагрузкой» назвали нормализацию контактов между США и Россией, о которой было заявлено на встрече главы МИД РФ Сергея Лаврова и государственного секретаря США Хиллари Клинтон 9 марта 2009 года в Женеве. Она должна была открыть новую главу в отношениях и позволить преодолеть прежние трения, ставшие по большей части следствием напряженности и кризиса вокруг Южной Осетии и Абхазии, который вылился в вооруженный конфликт между Россией и Грузией.
Обе стороны наверняка по-разному представляли себе выгоду, которую они могут извлечь из этого соглашения. США, пострадавшие от финансового кризиса, апогеем которого стало банкротство крупного банка «Леман Бразерс» в 2008 году, надеялись снизить расходы на ведение международной политики: они хотели подключить Россию и ее потенциал к реализации своих политических проектов, то есть впрячь ее в американскую упряжку. Вначале все шло гладко.
В июне 2009 года президент Дмитрий Медведев разрешил использовать российское воздушное пространство для доставки грузов американским войскам, находящимся в Афганистане. Еще важнее было то, что Россия заняла лояльную в отношении США позицию в Совете безопасности ООН. В 2010 году она поддержала резолюцию № 1929, вводящую жесткие санкции в отношении Ирана, хотя против такого шага выступали Бразилия и Турция. Позиция России играла решающую роль, поскольку она обладает правом вето.
Еще более серьезные последствия имели действия Москвы во время ливийского кризиса. 26 февраля 2011 года россияне поддержали принятие резолюции № 1970 Совбеза ООН, вводящей санкции против Ливии, а также воздержались при голосовании по резолюции № 1973 17 марта 2011 года, фиксирующей зону запрета на полеты. Она позволила западным странам начать военную операцию в Ливии, роковые последствия чего (распад государственных структур и гражданская война) мы наблюдаем до сих пор.
Следует отметить, что непосредственный военный удар по Ливии, где уже довольно давно были сильны российские влияния, стал для Кремля чем-то вроде «холодного душа». Он понял, что «перезагрузка» и уступки в отношении Запада ведут лишь к выдавливанию России из очередных регионов мира. Россияне не собирались больше в этом участвовать, и так, собственно, начался конец «перезагрузки».
Спустя несколько месяцев после интервенции в Ливии взрывоопасная ситуация сложилась в Сирии, но Москва и Китай трижды наложили вето на резолюцию, вводящую санкции в отношении государства Башара Асада: в октябре 2011, а также в феврале и июле 2012 года. Российская позиция, а также позднейшие военные действия России в Сирии способствовали тому, что мятежники и ИГИЛ (запрещенная в РФ организация, — прим.ред.) оказались разбиты, а Асад сохранил власть. Такой ход событий и явное сопротивление Москвы Западу привели к завершению «перезагрузки». Ярким свидетельством этого стало одобрение Сенатом США и подписание президентом Обамой в декабре 2012 года так называемого Закона Магнитского, который вводил санкции в отношении нескольких российских чиновников.
Можно констатировать, что в декабре 2012 года «перезагрузка» закончилась, а произошло это в результате отказа России от сотрудничества с Западом, которое, по мнению Кремля, стало противоречить российским стратегическим интересам.
В этом контексте нынешние опасения по поводу того, что Москва может вновь вернуться к таким отношениям, которые мы видели после предыдущей «перезагрузки», лишены оснований, поскольку сейчас Россия такого процесса не хочет, о чем неоднократно заявляли ее лидеры. Несколько месяцев назад пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков сказал в разговоре с журналистами, что сейчас «никаких условий для перезагрузки нет», и не следует использовать даже этот термин.
Все это показывает, что страхи польских политиков, боящихся «перезагрузки», совершенно беспочвенны. Напрашивается только один вопрос: что для Польши опаснее: «перезагрузка» или, может быть, в большей степени ее отсутствие?