Аэропорт Женева, Швейцария
Джо Байден: Я должен извиниться за последний вопрос. Мне не нужно было… не нужно было строить из себя всезнайку в ответе на последний вопрос.
В любом случае, спасибо, что вы здесь. Многие из вас были здесь всю поездку. Я действительно считаю… Не я, но, думаю, мы, страна, создали другое впечатление о том, где мы были и куда движемся. Я доволен этим. Я чувствую…
Знаете, одна из тем, к которой, думаю, по понятным причинам относились с большим скептицизмом, — это согласится ли G7 и вернет ли она Америке её своего рода руководящую роль. Думаю, это произошло. Я тут ни при чем, но это значило, что они рады возвращению Америки. Они рады, что Америка вернулась, они вели себя соответствующе.
А потом, когда мы оказались на саммите НАТО, я считаю, там всё было так же. Мы провели хорошие встречи, получили настоящий отклик, и с ЕС тоже. Я не встретил ни одного человека… Никто из мировых лидеров не высказал мне ничего, кроме благодарности за организацию встречи с Путиным. И я, честно говоря, был в гораздо более выгодном положении, представляя Запад, чем в те предыдущие три встречи с Путиным. Я знал, что остальной Запад стоит за нами. Поэтому, думаю, я должен поблагодарить их всех.
— Господин президент, поскольку сейчас вы направляетесь домой, могу ли я спросить вас о двух внутренних проблемах?
— Не уверен, что смогу ответить, но…
— Если не трудно. Во-первых, судьба законопроекта об инфраструктуре. У двухпартийной группы есть новое предложение. Удалось ли вам уже просмотреть его?
— Я не видел его. Нет, я не… Я честно его не видел. Я не знаком с деталями. Я знаю, глава администрации считает, что существует некий способ сделать это. Я знаю, что Шумер и Нэнси продвинулись также в согласовании обеспечения. Я всё ещё надеюсь, что мы сможем найти решение.
— И второй вопрос. Вчера… ранее на этой неделе Митч Макконнелл сказал, что, если в 2022 году республиканцы вернут себе Сенат, он не представляет, как вы сможете утвердить судью Верховного суда. Что вы на это ответите?
— Эм…
— Это будет в следующем году.
— Нет, я знаю. Я знаю. Ответ такой: Митч… Митч долгое время придерживался негативной позиции. Я уверен, он имеет ввиду именно то, что говорит, но поживем — увидим.
— Господин президент, вы говорили с Путиным об иранской ядерной сделке?
— Да.
— Вы… нашли решение? Что вы обсуждали, смогли ли вы найти путь к прогрессу?
— Мы говорили о совместной работе. Я не буду говорить, что мы обсуждали.
— Господин президент, думаю, суть вопроса Кейтлан, на который вы отвечали последним и сейчас опять упомянули, заключалась в том, не слишком ли вы оптимистичны. При этом мы сами слышали, что президент Путин в целом говорит всё то же самое, что и всегда. Он, понимаете, отрицает ответственность за все те события.
Я думаю, она вот что хотела спросить, может, вы ещё раз попробуете ответить: за эти три… три с лишним часа какие вы получили конкретные доказательства того, что определенные шаги предпринимаются?
И я не… Я не хотел быть… Я не… Это не предполагалось как (неразборчиво)…
— Нет-нет-нет. Нет. Я знаю, но вы все…
— (неразборчиво) вопрос.
— Послушайте, чтобы быть хорошим журналистом, вы должны быть негативно настроены. Вам нужно иметь негативный взгляд на жизнь, так? Мне кажется, раз вы все… Вы никогда не задаете позитивных вопросов.
Зачем иметь соглашение — это мы узнаем. У нас есть договоренность поработать над крупным соглашением о контроле над вооружениями.
Я начал работать над соглашениями по контролю над вооружениями ещё во времена холодной войны. Если мы смогли договориться во время холодной войны, почему не сможем сейчас? Посмотрим. Посмотрим, получится или нет.
Но что вы… Я хочу сказать, в вопросах меня всегда поражает… Прошу прощения за то, что не ответил раньше.
Если бы вы были на моем месте, разве вы сказали бы: «Нет, я не думаю, что что-то получится. Это и правда будет трудно. Думаю, всё будет по-настоящему плохо»? Вы бы обещали, что ничего не будет.
А пока…
— Есть смысл…
— Есть смысл быть реалистом и делать оптимистичный вид, выражаться оптимистически.
Послушайте, вы все говорили то же самое о том, знаете, что случится перед первой встречей Семерки. «Ой, Байден… Они не станут… Они не купятся на слова Байдена. Они не…»
Кто-то из вас наблюдал это? Это случилось? Хоть что-то? Хоть чуть-чуть? Хотя бы капельку?
Когда я шел на встречу с НАТО, говорили: «Черт, им это не понравится. Они все будут против того, чтобы Байден встречался с Путиным. Они этого не захотят». Слышали хотя бы одно-единственное слово?
А что бы случилось, если бы перед этими переговорами я сказал: «Знаете, думаю, это будет трудно. Думаю, будет по-настоящему сложно. Я не так оптимистично настроен… Не представляю, что хоть кто-то изменится»?
И та же ситуация перед встречей с ЕС. «ЕС не понравятся действия Байдена».
— Но это же Владимир Путин. Я хочу сказать, можно ли с оптимизмом ждать, что он изменится?
— Конечно, это Владимир Путин. Но послушайте — не хочу сравнивать его с Путиным — президент Франции говорил, что никогда не согласится на большую сумму для НАТО. И знаете, что? Он согласился.
Каждый… Послушайте, я не собираюсь злить вас, я знаю, вы хотите, чтобы я всегда негативно смотрел на вещи, особенно в публичном пространстве, и вел переговоры публично.
Я не должен верить кому-то… Мы не должны верить кому-то, чтобы заключить новый СНВ-III. Дело не в нашем доверии. «Я верю русским. Могу сказать, они… они… Я смотрю в его глаза, и они очень-очень правдивые». Все совсем не так.
Приходится угадывать, в чем заинтересована вторая сторона. Каков ее личный интерес. Я никому не верю… Послушайте, мне уже надо в самолет садиться, но я скажу это… Вы ещё не раз услышите, как я это говорю.
— Это ваш самолет, вы можете сесть в него, когда захотите (смех).
— Ага, нет, но… Вот в чем дело. Я не вижу никакой пользы в том, чтобы начинать переговоры, потому что… Хочу сказать, вы — самые умные люди в стране. Вы лучше всего разбираетесь в деталях. Не я проявляю заботу, а вы. Но я не вижу никакого смысла вести с вами переговоры. Я не вижу никакого смысла говорить вам, что я собираюсь делать. Это не значит, что я хочу от вас что-то скрыть. Зачем мне выдавать это?
— Что-то из его действий удивило вас?
Помощник Байдена: Сэр, нам нужно идти. Нам действительно нужно идти.
— Был ли какой-то момент, который вас на самом деле удивил?
Помощник: Сэр… Спасибо, ребята. Спасибо.
Джо Байден: Нет, меня ничего не удивило, потому что я был убежден… Дайте сформулировать. Россия сейчас в очень-очень сложной ситуации. Китай на нее давит. Она отчаянно хочет остаться мировой державой. Вы все пишете, и это справедливо: «Байден уже дал Путину то, что тот хотел: легитимность, возможность стоять на мировой сцене вместе с президентом Соединенных Штатов». Они отчаянно хотят… быть актуальными.
У них есть… Они не хотят быть, знаете, как некоторые критики подмечают и говорят, «Верхней Вольтой с ядерными ракетами». Это важно. Как я понял, это важно для всех мировых лидеров, откуда бы они ни были. Им важно, как их воспринимают, какое место в мире они занимают. Это важно для них и с точки зрения внутренней поддержки.
Поэтому я думаю… Я пытаюсь понять, как сказать покороче — мне уже надо в самолет.
Я придерживаюсь мнения, что в последние пять лет мир достиг фундаментального переломного момента, определившего, каким он будет в следующие десять лет. И я действительно имею это ввиду. Это не преувеличение. Не то что бы я пытался раздуть это. Я считаю, это истинная реальность.
Поэтому все страны мира, особенно те, которые когда-то обладали или до сих пор обладают реальной властью, задаются вопросом, как мне сохранить и укрепить нашу руководящую роль в мире. Сейчас Соединенные Штаты как раз переживают это. Как укрепить нашу роль руководящей, самой могущественной и самой демократической страны в мире? Много чего происходит.
Не знаю насчет вас, а я никогда не ожидал, как бы навязчиво ни вел себя президент Трамп, что люди атакуют Капитолий Соединенных Штатов и выломают там двери. Я не думал, что такое случится. Я не думал, что мы… что я увижу такое на своем веку. Однако это событие укрепило то, что я всегда знал, чему меня учили преподаватели политологии и старшие члены Сената, которыми я восхищался: каждое поколение должно заново заложить основы борьбы за демократию. То есть по-настоящему, буквально это сделать.
Я не сталкивался, даже во время… со времен Гражданской войны с таким видимым посягательством на избирательное право. И я имею ввиду прямое посягательство. Я не ожидал такого четыре года назад, но это происходит.
Поэтому на кону стоит многое. У каждой из стран — свои собственные заботы и проблемы, но мы продолжим… Пока я буду президентом, мы будем придерживаться представления о том, что мы открыты, ответственны и прозрачны. Полагаю, это важное послание для всего мира.
Большое спасибо всем.