Когда у Махатмы Ганди поинтересовались его мнением о западной цивилизации, он ответил: «Думаю, если бы он существовал, Запад был бы неплохой идеей». Хотя эту знаменитую фразу принято считать проявлением пренебрежительной иронии, в действительности Ганди много размышлял о западной цивилизации. В своем труде 1909 года под названием «Хинд Сварадж» или «Индийское самоуправление» будущий Махатма, а тогда еще просто Мохандас Ганди назвал желание Британской империи распространять западную цивилизацию на весь мир не просто лицемерным, а даже самоубийственным. Ганди считал, что западную цивилизацию может погубить сама попытка «штамповать» собственные копии в захваченных странах в духе массового производства европейских товаров для колониальных рынков. Такое использование методов промышленного капитализма в деле строительства цивилизаций Ганди считал опасным. «Такой подход выхолащивает саму суть слова „цивилизация". Так называемая цивилизация заставляет европейские нации деградировать, она их разоряет, — говорил Ганди. — Она служит лишь тому, чтобы делать мир все более материально удобным, да и с этой задачей она не справляется».
Самоубийственная глобализация
По его мнению, цивилизация промышленного капитализма стремилась лишь приумножить производство, спрос и потребление собственных товаров по всему миру:
«Они хотят превратить весь мир в обширный рынок для своих товаров. Сделать им это, конечно, не удастся, но стараться они будут вовсю. И они камня на камне не оставят, чтобы достигнуть этой цели».
Одно лишь механическое расширение этого процесса, как утверждал Ганди, уничтожит западную цивилизацию как раз при попытке ее распространения. Почему? Потому что капитализм является наднациональным явлением, он не являлся «инструментом» одной какой-то нации или страны. Наоборот, капитализм сами европейские страны превращал в свои инструменты, постепенно превращаясь в паразита, который разрастался в первую очередь за счет присоски к своему европейскому «материнскому организму».
Европа позволила этому паразиту стать глобальным и атаковать другие страны мира. В итоге суть капитализма, как оказалось, не сводилась к европейскому господству над миром — само господство европейских колониальных империй над другими континентами было всего лишь средством для достижения целей капитализма, а не благом для самих европейских народов.
Капитализм без альтернативы?
Другие азиатские и африканские мыслители также подчеркивали различие между спецификой стран Европы и историей стран в своих регионах. Крому того, они считали промышленный капитализм достижением всего рода человеческого, нашим общим ребенком, в рождении которого Запад по случайности сыграл роль повивальной бабки. Это позволило многим странам Африки и Азии принять капитализм как свое будущее без всякого чувства риска или неполноценности. Во времена Ганди многие мыслители показывали на Японию как на пример удачного сочетания азиатской культуры и современной технической цивилизации.
После поражения Японии во Второй мировой войне, где Япония показала себя совсем не гуманной и человеколюбивой, хоть и развитой технически, западные модернизаторы опять стали подталкивать Японию к капиталистическому развитию. Впрочем, в это время современные технологии и модернизация окончательно перестали быть привилегией европейской цивилизации. Даже такой яростно антизападный лидер, как Айман аль-Завахири, сменивший Усаму бен Ладена во главе террористической организации Аль-Каида* (террористическая организация, запрещена в РФ — прим. ИноСМИ), тоже сделал выбор в пользу современных технологий: он применяет против Запада его же военные изобретения. В своем выступлении 2008 года аль-Завахири обосновал этот свой выбор соображениями, которые напоминают мышление сторонников осуществленного в Японии сочетания современной техники с азиатским мышлением.
Ганди: Япония научилась империализму от Британии
А вот индус Махатма Ганди считал несомненную универсальность современной цивилизации ее самой опасной чертой. Он писал, что «не будет конца жертвам, сгинувшим в огне этой самой цивилизации, смертоносный эффект которой заключается в том, что люди, попадая в ее палящее пламя, думают, что с ними все в порядке и что вся эта цивилизация служит добру». Ганди видел, что Япония стала заложником тех самых насилия и жестокости, которые, по его мнению, разрушали западную цивилизацию. Ганди видел это [в появившемся в двадцатом веке] стремлении Японии к внешним захватам, он утверждал, что Токио стремится к захватам с таким же рвением, с каким это делала бы Британия, если бы над Токио развивался британский флаг. Его соотечественник и современник, индийский философ и поэт Мухаммад Икбал стремился вытащить европейские идеалы, которые оба мыслителя часто ассоциировали с христианством, из разрушительных тисков капитализма. Икбал хотел спасти от дискредитации самую идею христианского мира в качестве арены, на которой всему миру демонстрировались бы элементы всем понятной, обладающей общечеловеческой ценностью этики Иисуса Христа.
Ганди считал, что колонизированные страны не должны добиваться свободы путем слепого копирования производственно-технических навыков Запада и внедрения у себя государственных институтов западного образца. Вместо этого освобождающимся от власти Запада колониям следует отказаться от курса Соединенных Штатов и Японии, избежавших колонизации за счет создания у себя такой же системы власти и насилия, как у стран-колонизаторов. Ганди предлагал вместо этого американо-японского пути пойти по дороге истинного идеализма, выражавшегося в ненасильственной борьбе с угнетателями. Если бы совету Ганди последовали, колонизированный мир не только освободился бы, но и, возможно, реабилитировал бы таким образом Запад, вернув его, благодаря азиатскому и африканскому пацифистскому примеру, к более нравственному укладу жизни. То есть вместо того, чтобы следовать за Европой и Америкой, как полагалось по теории модернизации, ненасильственная борьба колонизированных народов могла бы побудить Запад припомнить свои собственные утраченные идеалы.
Освобождаясь, освободить и Запад
Иными словами, Махатма не утверждал гордую идею превосходства азиатской цивилизации над европейской. Напротив, Ганди считал, что первая может освободить последнюю, помогая Европе вновь обрести ее собственную христианскую истину. И в какой-то степени предсказание Ганди сбылось: помимо подражавших европейской современности японцев, Западу так ни разу и не пришлось столкнуться с реально опасным противником, который бы считал себя частью восточной цивилизации. (Так в тексте. Очевидно, автор не рассматривает как серьезного противника являвшийся частью Востока маоистский Китай, а также социалистический Вьетнам, которые, отчасти благодаря союзничеству с СССР, не раз вынуждали Запад менять его планы — прим. ред.).
Колониализм: школа без «последнего звонка»
Одна из проблем, связанных с современной цивилизацией и ее претензией на универсальность, заключалась в том, что перенявшие западную технику страны старались выскользнуть из объятий Запада. Примером тому стал рост японской экономики и экспансионизм японской империи еще во времена самого Ганди. Европейские колониальные империи осознавали риски, связанные с всемирностью их империалистических притязаний, которые в какой-то момент могли кончиться появлением слишком талантливых «учеников». Поэтому колонизаторы обычно отрицали факт достижения их колониальными подданными современных взглядов, утверждая, что эти народы еще не готовы к самоуправлению. Колонизаторы в качестве причин приводили бедность и неграмотность «туземных» народов, а также их жестокие нравы плюс взаимную неприязнь между разными этническими и религиозными группами среди завоеванных народов. Именно этот аргумент британцы использовали, когда отказывали Индии в самоуправлении даже в рамках Британской империи во времена, когда Индия достигла довольно высокого уровня развития — после окончания Первой мировой войны. Эти отказы со стороны англичан в предоставлении Индии автономии продолжались до конца Второй мировой войны. Независимость была достигнута Индией в 1947 году, когда отказывать ей в самоуправлении англичане просто не могли — уже не они принимали решение. Таким образом европейцы пытались сделать из колониального существования покоренных ими народов бесконечную школу для недоразвитых. Тонкости европейской цивилизации туземцы должны были изучать бессрочно, а избежать зачисления в эту школу было невозможно.
Антиимпериалисты в покоренных странах осознавали всю фальшь этих суждений, но зачастую стремились к независимости своих родных стран-колоний лишь для того, чтобы разделаться с остатками традиционного общества. Так, Джавахарлал Неру, первый премьер-министр Индии после обретения независимости, утверждал, к примеру, что Британия не способна осовременить Индию, поскольку чересчур полагается на поддержку индийских аристократов и других не заинтересованных в развитии страны консерваторов. Он утверждал, что лишь демократическое правительство будет обладать необходимой твердостью духа и легитимностью, чтобы повести народ к всеобщему образованию, сокращению бедности, прекращению междоусобных конфликтов и отмене варварских обычаев (имеются в виду, очевидно, индийские обычаи типа «сати» — самосожжения вдов после смерти мужа. — Прим. ИноСМИ). Поскольку Индия состоялась как независимое государство, можно сказать, что Неру и другие лидеры новых независимых государств доказали правоту Махатмы Ганди. Ведь это он говорил, что в современном мире возможны самые разные варианты развития и у каждой страны есть шанс.
Что же он такое — Запад?
Европейский империализм восемнадцатого и девятнадцатого века представлял собой первую попытку расширения западной цивилизации на новые территории. Иногда империалистическим захватам предшествовала христианская миссионерская деятельность. И уже тогда европейский империализм своим собственным успехом обозначил первый кризис самой идеи «Запада». Империализм впервые превратил Запад в что-то неопределенное и подвижное, расширив Запад далеко за пределы ставшей его родиной Европы, включив в понятие Запада еще и колонии европейских поселенцев в Северной и Южной Америке, Океании Австралии и т.д.
Описывая то, как Британская империя из небольшого государства на северо-западе Европы через экспансию превратилась в целый всемирный архипелаг территорий, немецкий юрист Карл Шмитт процитировал интересную рекомендацию от Бенджамина Дизраэли — британского премьер-министра викторианской эпохи девятнадцатого века. Рекомендация о Дизраэли была такая: в случае возникновения угрозы территории Великобритании королеве следует уехать в Индию. Поступив таким образом, она лишь последовала бы примеру португальского двора, который переехал в Бразилию в начале девятнадцатого века, когда на Пиренейский полуостров вторглись войска Наполеона. Шмитт считал, что подобная мобильность британской короны уже в девятнадцатом веке показывала: благодаря современным технологиям власть оказывается мобильной. Такая ситуация стала возможной благодаря промышленным технологиям, которые Ганди считал лежащими в самой основе современной цивилизации.
В своей книге «Земля и море» (1942) Шмитт размышлял о том, как корабль, будучи важнейшей технологией британской морской империи, представляет собой как бы модель современной цивилизации. На корабле все отношения и действия экипажа носят, как правило, носят технический характер — они все призваны обеспечить выживание корабля, и люди в этом деле играют роль инструментов. Единственно возможным принципом является чистая функциональность, все цели и идеалы сводятся к самым прозаическим формам. В дороге — не до воспоминаний и поклонений. Таким образом, империалистическая экспансия Запада повлекла за собой губительное ослабление его собственных исторических и духовных идеалов. Но Шмитт, как и Ганди, понимал, что настоящее государство — это нечто большее, чем просто механизм, где люди играют роль шестеренок. А модель западного государства не соответствует этому идеалу: она мобильна и реплицируема, распространяясь по миру, она перестает быть неотчуждаемой собственностью какого-либо одного народа или одной страны. Подобно всякой капиталистической собственности, западное государство может менять владельцев: западная экономика вообще характеризуется универсальностью обмена.
Возникла интересная ситуация: пока Запад ассоциировался с несколькими странами, географически расположенными в Европе, это слово имело определенный вес. Но когда Запад распространился по всему миру, вместе с глобализацией пришла и необходимость переосмысления терминов «Восток» и «Запад». Шмитт перечислил возможные последствия глобализации Запада в своей книге «Номос Земли» 1950 года. К Западу стали принадлежать и многочисленные колонии европейских поселенцев, разбросанные по всей планете.
О роли США
И вот наступил момент, когда США как бы объединили Запад, придав всемирному понятию «Big West» истинно политическое значение. К концу двадцатого века сложилась схема: Запад — это союзники США. До этого момента разбросанные по миру империи, подобные Британской, привели к утрате Западом географической целостности: в новых условиях страны мира не могли быть подвергнуты политическому делению на восточные и западные владения.
Еще в девятнадцатом веке стали возникать альтернативы традиционному делению мира на европейские страны и «периферию». В 1823 году появляется доктрина Монро (названная так по имени президента США Джеймс Монро, представившего эту концепцию в полном виде — прим. ИноСМИ). В соответствии с этой доктриной, американский президент взял и разделил земной шар пополам, чтобы заполучить одно из полушарий (а именно западное) под безраздельный контроль своей страны — США. Центром «западного полушария» объявлялись США, а Европе вместе с ее азиатскими и африканскими колониями отдавалось на откуп восточное. Так Европа в мышлении американских политиков оказалась как бы на периферии нового Запада и окончательно разлучилась со своими бывшими американскими колониями, в дела которых вмешиваться ей больше не дозволялось.
Доктрина Монро, представленная 2 декабря 1823 года в ежегодном послании президента США Джеймса Монро к Конгрессу США, характеризовала Европу как деспотический и монархический регион, вечно вовлеченный в междоусобные и колониальные войны. Новая обитель свободы, сообщал господин Монро, обнаружилась в Северной и Южной Америке. Монро утверждал, что «американские континенты ввиду свободного и независимого положения, которого они добились и которое они сохранили, не должны впредь рассматриваться в качестве объекта для будущей колонизации какой-либо европейской державой». Во многом он изображал Европу и ее страны так же, как она сама описывала свои азиатские и африканские колонии, также обещая не вмешиваться в их внутренние дела. Соединенные Штаты, объявив Северную и Южную Америку зоной вне влияния Европы, ничтоже сумняшеся взяли на себя роль империи в Латинской Америке — ведь она находилась в объявленном Монро «обителью свободы» западном полушарии.
Возвышение США привело непосредственно к кризису Запада сразу в нескольких сферах. Во-первых, Запад как бы раздвоился: появились США и Европа. Во-вторых, сдвинулось не только географическое положение Запада, изменилось само понятие «Запад» в политическом и цивилизационном смысле. С тех пор этот кризис стал неотъемлемой частью всей жизни Запада. Он всегда находится в состоянии кризиса и перемен, часто именно это подталкивает Запад к тому, чтобы двигаться вперед.
Запад в условиях холодной войны
Окончание Второй мировой войны и деколонизация Азии с Африкой вновь потребовали изменить понимание Западом своего географического и ценностного положения. Теперь, в эпоху холодной войны, Запад разместился на двух берегах северной части Атлантического океана, а Советский Союз и его азиатские союзники были объявлены исключенными из «цивилизованной» части мира, они стали как бы частью Востока. Таково было новое разделение планеты на соперничающие полушария. Теперь основой «суверенитета» Запада стал блок НАТО, а на Востоке в противовес этому блоку сформировалась группа союзников по Варшавскому договору.
Фукуяма: от конца хорошей истории — к началу плохой
Книга Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек» (1992) ознаменовала начало самого свежего по времени кризиса Запада по окончании холодной войны. В этот период Запад одержал победу над коммунизмом. Подошел к концу грандиозный конфликт, а с ним становились устаревшими идеологические и цивилизационные трактовки современного мира, основанные на соперничестве США и СССР. Фукуяма предполагал, что отныне вся политика станет всего лишь чередой легких «уборок в саду», нацеленных на ликвидацию немногих оставшихся очагов нестабильности в рамках общего для всех либерального миропорядка. Предполагалось, что этот миропорядок будет отмечен отсутствием разделения на Восток и Запад, а мир станет «безопасным для капитализма капитализма». (Здесь можно уловить иронический намек на лозунг покойного президента США Вудро Вильсона, вовлекшего Америку в первую мировую войну под лозунгом «Сделаем мир безопасным для демократии». — Прим. ИноСМИ). В этих новых условиях политика, казалось, должна подчиняться экономике, а потому глобальный триумф неолиберализма казался естественным: ведь эта жесткая форма капитализма должна была «сделать мир безопасным» еще и для рынка и его механизмов. Интересно, что прозападные «цветные революции» в Восточной Европе не проходили под левыми лозунгами равенства и помощи бедным. Как будто воплотилось в жизнь видение Махатмой Ганди капитализма как паразита, захватившего власть над своим хозяином.
Парадоксальным образом в аргументации Фукуямы сквозило нечто советское — она, казалось, копировала идею Владимира Ленина о победе коммунизма. При коммунизме, говорил Ленин вслед за Энгельсом, политической борьбы не будет, а будет лишь обычное администрирование. Это понятие было частью теории Ленина о том, что история государства как инструмента насилия закончится, когда будет побежден капитализм: ведь тогда государству будет не с кем бороться, и оно превратится в мирное народное самоуправление. Однако ожидавшийся Фукуямой переход от обычной истории с ее политической борьбой к неолиберальному раю с его «самоуправлением» оказался фикцией. Эти ожидания Фукуямы игнорировали хотя бы очевидно возникавших внутренних врагов восславленного им «нового мирового порядка», при котором якобы стиралось разделение мира на Запад и Восток.
Хантингтон в роли Кассандры
В своей книге-бестселлере «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» (1996) Сэмюэл Хантингтон выступил против Фукуямы, заявив, что вражда между Востоком и Западом, а вместе с ней и история с ее неизбежной политической борьбой, вряд ли исчезнут, сменившись безобидными проблемами мирного администрирования. Напротив, по мнению Хантингтона, политика скоро вновь проявит себя в битвах, определяемых культурой и цивилизацией, только теперь в этих битвах участвовать будут не только контролируемые государствами участники. В этой новой версии межкультурной борьбы события могут развиваться следующим образом. Запад вернется к своим религиозным корням в виде иудаизма и христианства и окажется вовлечен в цивилизационную борьбу с такими силами, как ислам, буддизм и индуизм. При таком развитии событий географическое расположение государств-участников борьбы важной роли играть не будет.
После терактов 11 сентября 2001 года многим стало понятно, почему внимание Хантингтона к негосударственным структурам и религии оправдано. (Имеется в виду тот факт, что теракты 9 сентября 2001 года в США провели религиозные фанатики, являвшиеся агентами международных террористических структур, а не государств.— Прим. ИноСМИ.) В новых условиях именно эти силы приобретали первоочередное значение. Французский историк Мишель Фуко много писал о децентрализации власти. Сегодня власть переходит от прежнего иерархически организованного государства, действующего по логике «верхи указывают низам», к обыденным процедурам на основе общей для всех дисциплины и правил. Именно такая «горизонтальная», общая для всех система превращает детей, студентов, солдат, пациентов медицинских организаций и даже заключенных — в лояльных граждан. Фуко доказал, что в этих новых условиях главной угрозой стабильности того или иного общества становятся не другие страны, а внутренние враги в лице самого разного рода преступников и, конечно же, религиозных фанатиков и террористов.
Ислам в роли врага
В наши дни именно терроризму и политически радикальному исламизму придается роль этого грозного «негосударственного» врага. Для западных обществ он является одновременно и внутренней, и внешней угрозой, подобно тому, как прежде этим западным обществам грозили классовые столкновения, а потом и враждебность между разными расами. Запад даже попытался придать этому врагу лицо, объявив ему войну на территории Афганистана и Ирака. Таким образом Запад как бы «экстернализировал» врага — выносил его вовне, куда-то в Азию. Такой образ исламистской идеологии как вражеской помогал странам Запада оправдать ограничения на иммиграцию, надзор за мечетями и криминализацию таких обычаев, как ношение хиджаба и ритуальные жертвоприношения животных.
Впрочем, ислам все больше воспринимается западными обществами как внутренняя угроза. И происходит это не из-за иммиграции или попыток обратить граждан западных стран в ислам, а потому, что ислам становится невозможно географически приписать к «незападным» явлениям. Многие из иностранных террористов, ведших джихад в Сирии, не знали ничего об этой стране и не владели ее языком, зато они знали европейские языки и вообще в Европе чувствовали себя как дома. Эти террористы выросли на Западе как часть Запада, и их не печалит, что нет на свете такой страны, которая была бы настолько враждебна Западу, чтобы эти террористы могли объявить себя ее гражданами, предавая западные страны, [гражданами которых были многие из воевавших в Сирии боевиков]. Образ России как нового-старого врага Запада также становится проблематичным. Склеить раскуроченные после окончания холодной войны отношения между Востоком и Западом ныне не представляется возможным, но западного избирателя эта ситуация не радует. Часть вины за развал этих отношений западный избиратель может переложить и на собственное руководство.
Террористы — враги без «прописки»
Одной из причин, почему из ислама стали делать нового врага западной цивилизации в XXI веке, является то, что на роль геополитического соперника ислам уже давно не тянет. Распространившись по всему миру, радикальная исламистская идеология берет на мушку не страны, а само «мировое казино», жизнь которого определяют финансовые потоки, огромные партии товаров и массовая миграция. Эпоху, наступившую после окончания холодной войны, можно воспринимать время, когда мир превратился в огромную торговую площадку. А мировая политика — это множество разнонаправленных сил, которые пытаются влиять на эту торговую площадку. Эти усилия прилагают и государства, и так называемые «негосударственные акторы». Кто-то из них пытается регулировать эту площадку, кто-то, наоборот, стремится к «дерегуляции» этой площадки. Эти попытки регулирования и дерегулирования касаются всего: от природных ресурсов вроде нефти и рыбы до промышленной продукции, включая оружие и ядерные технологии. Сюда же относятся и индивидуальные права человека, такие как право на жизнь, право на частное пространство, свободу слова и свободу передвижения.
Как и их многочисленные враги, мусульманские боевики стремятся регулировать одни потоки вышеперечисленных товаров в масштабах мирового рынка, а другие потоки — дерегулировать. Но вместо того, чтобы вести экономическую конкуренцию ради защиты своих интересов, эти исламские боевики несут смерть и разрушение. Похоже, они и себя самих, и общества, где они живут, готовы принести в жертву, чтобы добиться своих целей. Исламский терроризм не представляет какой-либо экзистенциальной угрозы никакому, даже самому слабому государству: сами по себе террористы не могут захватить власть ни в одном государстве. Но эти террористы могут нести с собой угрозу гражданских конфликтов и напряженности в обществе. Даже основанное в Ираке террористическое «Исламское государство»* не пыталось четко обозначить географические рамки своей войны: где должна начинаться и где заканчиваться территория, которую террористы из этой организации хотят захватить? Вместо этого боевики из ИГ* продолжали атаковать цели в разных, не связанных между собой частях света. Принципиальным моментом в «повстанческой» деятельности этих террористов является, похоже, нигилистическое отрицание личных интересов как движущей силы экономической рациональности, обуславливающей поведение человека.
Брексит и Трамп — «звоночки недовольства» от жителей Запада
Готовность исламистских боевиков к самопожертвованию привела Запад не только к попыткам противостоять исламской воинственности, но и к странному явлению, которое я бы назвал извращенным подражанием этике исламских радикалов. В качестве примера можно привести все большее осознание Западом себя как некой цивилизационной силы, противостоящей исламу. Получается, что вместо того, чтобы стать воплощением той универсальности и технической рациональности, что так не нравились Махатме Ганди, Запад пошел по тому пути, который предсказал Хантингтон: Запад стал выступать под культурными и даже почти что богословскими лозунгами. Впервые это проявилось в рамках борьбы с терроризмом после антиамериканских терактов 2001 года, а теперь наметилось и в популистском, по сути ультранационалистическом отказе некоторых сил на Западе от универсального миропорядка, основанного на системе определенных правил, включая свободу передвижения и стандартизацию. Данная точка зрения, набирающая силу по всей Европе и Соединенным Штатам, есть не что иное, как надвигающийся отказ Запада от своего недавнего неолиберального перевоплощения, когда лозунгом дня был объявлен свободный рынок товаров и рабочей силы.
Брексит прекрасно проиллюстрировал эту форму нового отказа части сил на Западе от глобализации. Причем этот отказ в случае англичан даже сопровождался некоторой жертвенностью. Выступающие за Брексит англичане оказались готовы к разного рода потерям, включая экономические, лишь бы вернуть, как они считают, свою былую независимость от Евросоюза. При этом эти сторонники Брексита как будто подражали риторике собственных бывших колоний, когда те боролись за независимость от Британской империи. Не отвергая принцип личной заинтересованности в открытую, они отстранились от видения наступившего после холодной войны мира как служащего всеобщему процветанию неолиберального рынка товаров и идей. Начавшись с Великобритании, это внезапное, хотя и не всеми осознанное былой борьбе своих колоний прокатилось по всей Западной Европе, где консервативные партии и правительства «борются» с Евросоюзом за свой национальный суверенитет и собственную культуру своих стран. При этом принуждение завозить к себе мигрантов, принудительную терпимость к исламу и прочие глобализационные штучки эти консервативные партии и правительства не приемлют так же, как колонии когда-то не принимали вестернизацию. Для них это все — попытка их самих, европейцев, превратить в колонии неких глобальных сил. Является ли этот необъяснимый исторический поворот очень странным, извращенным, но все же воплощением предсказания Ганди: когда-нибудь здоровые силы Запада, его христианское ядро сами начнут отделять себя от жестокой цивилизации современного глобального капитализма?
Восхождение России и Китая
Как и критиковавшаяся Ганди современная цивилизация, усилия Запада обеспечить себе геополитическое доминирование во всем мире в процессе борьбы с терроризмом натолкнулись на новое препятствие. Запад в свое время весь мир приучил к определенным процедурам типа внешне альтернативных выборов, которые узаконивают власть в том или ином государстве. И вдруг выяснилось, что эти же процедуры узаконивают существование стран, которые на Западе называют авторитарными. Благодаря действиям Турции и России, Индии и Китаю война с терроризмом перестала быть исключительно западным проектом. В борьбе с террористами участвуют и эти страны, где рыночная экономика порой совмещается с политическими репрессиями. Таким образом, последний проект Запада по трансформации его самого во что-то новое через борьбу с терроризмом — этот процесс также вышел из-под его контроля. Параллельно мы наблюдаем разрыв институциональных форм Запада. Тут можно вспомнить выход Дональда Трампа из различных союзов и соглашений, а также Брексит и восстановление пограничного контроля в некоторых частях Евросоюза. Однако эти ослабевающие связи гармонично сочетаются с повторным самооткрытием Запада самого себя в качестве единой цивилизации. Это можно считать своего рода компенсацией за некоторое ослабление действовавших прежде трансграничных связей. Или нам действительно посчастливилось наблюдать возрождение Запада как интеллектуального и культурного явления вне политического и экономического контекста?
Фейсал Девджи — историк, специализирующийся на исследованиях ислама, глобализации, насилия и этики; сотрудник Колледжа Святого Антония (Оксфордский университет). Его последняя книга называется «Мусульманский Сион: Пакистан как политическая идея» (2013).
*террористическая организация, запрещена в РФ