Вызванные пандемией ограничения на передвижения сняты, и Жозеп Боррель (Josep Borrell, 74 года) в качестве ключевого партнера вновь садится в самолет, чтобы выполнять обязанности Верховного представителя ЕС по иностранным делам. На этой неделе он летит в Вашингтон, где попытается восстановить отношения с правительством Джо Байдена после того беспокойства, что вызвал в ЕС военный альянс между США, Великобританией и Австралией. Напомним, что альянс этот был создан без уведомления европейских партнеров, а нацелен он на борьбу с растущей напористостью Китая в Тихоокеанском регионе. Глава европейской дипломатии, несмотря на возраст, сохраняет способность делать колкие заявления. Он старается избегать косноязычия, которым часто прикрываются представители европейских институтов. В интервью, данном El País в прошлую пятницу, Боррель избегал комментировать только один вызов, с которым столкнулся. Этот вызов был брошен Польшей всему Евросоюзу, когда Польша провозгласила, что европейские договоры противоречат её Конституции. Решение не затрагивать польскую тему мотивировано тем, что должность Борреля уполномочивает его обсуждать вопросы внешних отношений блока, а не внутренние дела. Несмотря на это, его ответ полякам был четким: «Могу лишь сказать, что верховенство европейского права — это основополагающий элемент ЕС».
El País: — Рост цен на энергоресурсы, затрагивающий Европу, имеет важный внешнеполитический аспект. Что могут сделать европейские институты для снижения остроты проблемы?
Жозеп Боррель: — Я надеюсь на обсуждение необходимости изменить систему образования цен на газ. Сложно оправдать некоторые элементы нынешней модели, сформировавшейся, когда на рынок ещё не ворвались возобновляемые источники энергии, когда ядерная энергия рассматривалась только как шанс увеличить производство. В те времена декарбонизация ещё не была приоритетной задачей, а вокруг газа не было такой напряженности как сегодня.
Было бы разумно пересмотреть модель и решить, соответствует ли она обстоятельствам. Однако изменение такого рода требует времени, а в нынешней ситуации решения нужно принимать быстро. Поставщики газа устанавливают цены на энергоресурсы по всей Европе. Они находятся в очень выгодном положении. Однако тут речь уже должна идти о финансовых спекуляциях, а не просто о проблеме дисбаланса между предложением и спросом. Именно это произошло в случае с сабпраймами.
— Как решить проблему?
— Нужно сократить важность цен на газ как фактора, питающего спекуляции. Для этого нужно принимать нормативные меры. Уверен, правительства разных стран внедрят их, а Комиссия обязательно это учтет.
— Один из крупнейших поставщиков — Россия, она всё ещё поставляет более трети газа ЕС. Какова степень ее ответственности за произошедшее? И как вы оцениваете давление, которое она оказывает на Брюссель? Ведь Россия говорит, что, если газопровод «Северный поток — 2» будет одобрен, проблема решится?
— Россия хочет открытия «Северного потока — 2». То, что она использует сложившуюся ситуацию, чтобы лить воду на свою мельницу… Такое поведение — часть ее игры, направленной на политическое давление на нас. Нам всё также нужен российский газ и, вероятно, нам понадобится больше, чем указано в контракте. Поэтому Испания предлагает, и это правильно, чтобы переговоры велись не каждой страной отдельно, а сообща, как с вакцинами. (Переговоры России и ЕС по сертификации российских вакцин уже почти год находятся в тупике — прим. ИноСМИ) Мы столкнулись с чрезвычайно ситуацией. Проблема поставок газа имеет геополитический масштаб.
— ЕС годами выступал за идею необходимости большей стратегической автономии. Настал ли сегодня благоприятный момент для развития военной интеграции?
— Не будет такой европейской армии, которая завтра сможет заменить национальные. Национальные армии — наглядное выражение независимости стран. Что нужно сделать, так это изучить возможные формы создания общей силы и объединить наши потенциалы. Существует три подхода: первый утверждает, что в европейской армии нет необходимости, поскольку у нас есть НАТО; второй подход указывает, что нужно создавать коалиции по конкретной ситуации; третья точка зрения — нужно иметь под рукой военный потенциал, который можно мобилизовать при необходимости. (Обычно под «необходимостью» в ЕС и НАТО понимают столкновение с Россией, Ираном или Китаем — прим. ИноСМИ.) Это так называемые entry forces [силы быстрого реагирования, которые пытается продвигать ЕС]. Договоры Евросоюза не ограничивают стремление Европы вооружиться и усилить свою оборону всеми средствами. Сейчас у нас есть PESCO, европейский фонд обороны, но договор позволяет кое-что большее. И как раз это я обязан и уполномочен предложить.
— Опыт Афганистана — как вы думаете, он убедит даже наиболее скептически настроенных европейских партнеров укрепить военное сотрудничество?
— Я не уверен, что Афганистан был тем самым моментом, когда мобилизовались и объединились европейские силы. Я знаю, что американцы могли обеспечить безопасность аэропорта Кабула, а вот мы все вместе сделать этого не смогли бы — это я могу утверждать. Однако случай Афганистана в большей степени затрагивает политический диалог между партнерами. Я не оправдываю решение, которое приняла Австралия относительно подлодок [приостановить действие имевшегося контракта на закупку подлодок во Франции и вместо этого закупить ядерные подлодки США, присоединившись к договору по Индо-Тихоокеанскому региону]. Этот шаг американцев не был направлен против Франции, но он задел весь ЕС. Но если попытаться понять, почему другие принимают те или иные решения, нужно вот что сказать. Австралия подвергается большому давлению со стороны Китая, и она вступила в переговоры с США. Не поймите меня неправильно: я не оправдываю решение Австралии, я считаю, что они поступили неверно, забыв о нас. Но я просто пытаюсь объяснить себе, почему они забыли про нас, что заставило их так поступить. Что не имеет никакого объяснения, так это то, что США сформировали оборонный альянс с Великобританией, да еще без нашего ведома или участия. Острая проблема заключается не в поведении Австралии, а в действиях Соединенных Штатов.
— Соединенные Штаты раньше ЕС увидели потенциальную угрозу, которую может представлять Китай на разных направлениях: он может вредить в торговле, производстве, обороне…
— Я с самого начала говорил, что мы ведем себя с Китаем наивно, и нужно оставить эту наивность в прошлом. Мы вдруг узнали на примере Китая, что экономический прогресс не обязательно ведет к прогрессу демократическому. И приходится признать: в нынешнем «политическом меню», из которого могут выбирать современные народы, оказались кое-какие опции помимо западной либеральной демократии. США 20 лет занимаются борьбой с терроризмом, но сейчас американцы нам говорят: «Все, больше вести чужие войны мы не будем». Они так прощаются с нами, чтобы сосредоточится на том, что считают серьезной геостратегической проблемой, т.е. на Китае.
— Насколько Байден разочаровал ЕС?
— Все ведущие европейские лидеры выразили свое беспокойство в очень решительной форме [относительно Тихоокеанского альянса в составе США, Британии и Австралии]. Байден и Макрон несколько дней назад сделали историческое заявление: они признали, что сделано всё было не очень хорошо, что связывать решение в сфере обороны с другим производственным — это серьезная ошибка. Однако США признают, что Европа может и должна иметь оборонительный потенциал помимо НАТО. Меня удивляет, что генеральный секретарь НАТО не разделяет это мнение. Вашингтон также говорит, что должен взять на себя обязательства помочь в борьбе с терроризмом в Сахеле. Это немало. Мы не можем допустить разногласий в атлантическом блоке, поскольку они ослабляют нас перед лицом других стран — стран-противников, стран-изгоев. Что поражает в поведении США, так это вот что: они удивились, что мы, Европа, в какой-то момент тоже почувствовали себя изгоями. Нужно вновь указать на то, что Европу следует принимать во внимание.
— Несмотря на то, что сегодня манеры Байдена отличаются от манер времен Трампа, в некоторых аспектах нынешнее поведение США не так уж и отличается от поведения администрации Трампа: при принятии важных решений европейских союзников просто не принимают во внимание.
— Безусловно. Однако мы хотим верить, что тут злого умысла не было. Нужно изменить баланс политических отношений. Мы союзники. А союзники ведут диалог, консультируются друг с другом. Если один из союзников посылает других к чёрту, то такой альянс стабильным не назовешь. Европа должна отстоять себя, и это моя задача. В многосторонности должен быть стержень. Но для этого ей нужно быть более единой.
— Великобритания — надежный партнер?
— После выхода они не продемонстрировали особого желания быть партнером в области безопасности и обороны. Мы говорили о целесообразности сохранения соглашений, но они не продемонстрировали большого интереса. Мы готовы к этому, Великобритания — большая военная держава и великая европейская страна.
— Какое значение имеет Латинская Америка для внешних связей ЕС?
— Политические отношения не соответствуют уровню важности вложенных нами инвестиций. Европейские компании инвестировали в регион больше, чем Китай, Индия, Россия и Япония вместе взятые. Между экономическими и политическими отношениями есть разрыв. Несмотря на мои усилия, Латинская Америка в поле зрения присутствует недостаточно. Мы будем работать с Испанией, чтобы развивать связи. Должна быть какая-то команда Европы по вопросам Центральной Америки, потому что именно там возникают связанные с миграцией проблемы. Это также могло бы заинтересовать Соединенные Штаты.
— В ноябре ЕС отправит в Венесуэлу миссию по наблюдению за выборами. Будут ли эти выборы чистыми?
— Это скажет миссия. Некоторые говорят, что отправка миссии означает, чито мы признаем венесуэльский режим законным. Нет. Что может легитимизировать Венесуэлу, так это то, что скажет миссия. Её вердикт может признать или не признать страну.
— На предыдущие выборы миссию не посылали.
— Дело в том, что условия ни той, ни другой стороной выполнены не были. Оппозиция тогда не хотела баллотироваться, идти на выборы. И что бы мы наблюдали? Это как наблюдать за чем-то бессодержательным, нелогичным. Однако в этот раз в выборах участвует даже партия Гуайдо (Guaidó). Если венесуэльский режим примет условия, присутствие миссии поможет оппозиции.
— Действительно ли вопрос миграции вызывает большинство разногласий в ЕС?
— Да, один из наиболее мощных факторов, ведущих к разногласиям в ЕС, — это миграция. И проблема не в количестве, а в качестве. Мы уже долго обсуждаем этот вопрос и к соглашению не пришли. Одна из слабых точек Европы — разногласия относительно проблем миграции. И каждый раз, когда происходит острый кризис, проблема дает о себе знать. Мы думали, что ситуация в Афганистане спровоцирует острый кризис, но этого пока не произошло. И не произойдет, если мы сможем избежать экономического коллапса страны. 75% бюджета Афганистана состоит из поступлений извне. И сейчас все они заморожены. Может произойти экономический коллапс. Мы должны избежать его, при этом не признав и не поддержав правительство как таковое.
— Но как это сделать? Раздача денег может означать легитимизацию.
— Всё зависит от того, как это провести. Напрямую деньги дать нельзя, поскольку некоторые афганские министры входят в список людей, которых в Соединенных Штатах считают террористами. Но там работают некоторые учреждения ООН. Если мы хотим, чтобы афганские девочки ходили в школу, для начала нужно сделать так, чтобы эти школы могли существовать.