«Северный поток — 2» как отражение кризиса доверия между Россией и Западом

Многострадальный «Северный поток — 2», ставший в последнее время притчей во языцех в новостных летах ведущих мировых СМИ и заклеймённый «геополитическим оружием Кремля», практически стал символом текущего этапа противостояния России и Запада. Он вобрал в себя в публичном дискурсе практически всё остальное проблемное поле сосуществования двух разных систем: буксующий на холостом ходу «Нормандский формат» и априори неработающие Минские соглашения, свернутая «дипломатическая практика», обвинения в кибератаках, обострение ситуации в Донбассе с появлением в зоне конфликта беспилотников, не принадлежащих Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ, споры вокруг активности сторон в регионах Чёрного и Балтийского моря, расхождения по Иранской «ядерной сделке» и прочая, прочая, прочая. Количеству взаимных претензий нет числа.

Первопричину нынешнего состояния дел коротко можно было бы сформулировать как крушение взаимных иллюзий и кризис доверия. Иллюзий конца 90-х — начала 2000-х годов о том, что Россия посредством экономического объединения будет интегрирована и в западное сообщество — с точки зрения общей системы ценностей и каких-то формальных институций. Причём с самого начала этой идее сопутствовал ложный императив: в европейских столицах мечтали о перенесении западной системы ценностей на российскую почву и закреплении РФ в европейской семье на положении своего рода младшего партнёра. Который формально много в чём участвует, но фактически ничего не решает.

У Москвы же в свою очередь был интерес иного рода: речь шла как раз о возможности той или иной институциональной интеграции, которая позволила бы участвовать в процессе принятия решений на равных. В принципе, наивно было бы ожидать от государства с сильной имперской традицией, десятилетиями находившегося в рамках стратегического диалога с другой сверхдержавой, США, — которое являлось определяющим для всего миропорядка, — готовности к другому формату отношений. Постепенно стало очевидным, что взаимоотношения России с Западом в действительности измеряются не статусом «особого партнёра», а стратегической конкуренцией. В целом они напоминают сейчас скорее своеобразную матрицу из взаимных «красных линий», внутри которой и будет в дальнейшем вестись поиск новой двусторонней повестки, в рамках которой можно будет в принципе хоть как-то разговаривать.

Причём механизм «невозврата» по линии РФ — Запад был запущен задолго до поворотного во многих отношениях 2014-го. Перейденный в 2004 году рубикон самой красной для Москвы из всех «красных линий» — отказа от расширения НАТО на восток, нашумевшая Мюнхенская речь президента Владимира Путина (2007 г.), суть которой сводилась к тому, что у России есть естественные озабоченности, которые необходимо учитывать западным партнёрам, и которую, по собственному признанию ряда высокопоставленных западных дипломатов и чиновников, Запад в действительности «не услышал», — всё это в совокупности вело к размыванию доверия. А в конечном итоге — к замещению нормального диалога и активной дипломатической повестки реактивной политикой в стиле «сам дурак».

При этом Москва, пожалуй, всё-таки оказалась бенефициаром нынешнего раунда противостояния по линии Россия — Запад, вернувшись после обострения конфронтации весной этого года из режима «западной» изоляции в наиболее комфортный для себя режим стратегического диалога с Вашингтоном. Более того, несмотря на нынешнюю недружественную риторику, на данном этапе цели Белого дома в определённом отношении парадоксальным образом вполне совпадают с интересами Кремля.

Можно с уверенностью предположить, что усилия Вашингтона будут направлены на сохранение статус-кво двусторонних отношений: последние хотя и находятся в своей низшей точке со времён холодной войны, тем не менее, сейчас далеки от конфронтации весны нынешнего года, когда мир буквально замер в ожидании непоправимого. Детонатором международной повестки тогда послужил кризис на востоке Украины, крайне взрывоопасным остается этот кейс и сейчас. Тем более в условиях, когда для всех уже стало очевидным, что в рамках Минских соглашений решение конфликта в данный момент даже не просматривается.

Нормандский формат, не предполагающий официального участия Вашингтона (против этого резко выступают Берлин и Париж), в нынешних условиях остается откровенно нерабочим. Поэтому Соединённые Штаты (в том числе и с учетом своей сложной внутриполитической обстановки) заинтересованы в замораживании ситуации вокруг Украины на приемлемо-конфликтном для себя уровне: для Вашингтона крайне важно, чтобы на этом направлении до поры до времени «не рвануло». Поскольку неожиданная эскалация на этом фланге неизбежно потребует от Соединенных Штатов отвлечения сил и ресурсов, сконцентрированных в данный момент на стратегическом сдерживании Поднебесной.

Этот фактор весьма важен с учетом обостряющейся обстановки в районе Южно-Китайского моря и ситуации вокруг Тайваня, в поддержке которого Вашингтон так заинтересован. Поскольку благодаря своему географическому положению остров сдерживает проекцию вооруженной мощи Китая на Тихоокеанский регион, расклад сил в котором, по мнению военных аналитиков, и решит окончательную судьбу будущего геополитического лидерства. Президент Джо Байден недавно уже пообещал Тайваню военную поддержку США в случае атаки со стороны Пекина, что в свою очередь вызвало гневную отповедь последнего. В ответ на обещания главы Белого дома официальный представитель министерства иностранных дел КНР Ван Вэньбинь заявил, что «Китай не пойдет на компромисс, когда дело касается его фундаментальных интересов, таких как суверенитет и территориальная целостность».

Таким образом перед администрацией Байдена сейчас стоит нелёгкая задача пройти между Сциллой и Харибдой: полностью поддерживая установку восточноевропейского фланга НАТО на усиление военного сдерживания России, не допустить лавинообразной конфронтации с Москвой, дабы не рисковать своими «шкурными» интересами уже на китайском направлении.

Оценка ситуации позволяет с уверенностью говорить о том, что перезагрузка отношений как на направлении Россия — Запад, так и по линии РФ — США как минимум в среднесрочной перспективе не предполагается. Слишком уж различны интересы и целеполагание сторон, и слишком велик кризис доверия, который приобретает глобальный характер в системе международных отношений. Своим хаотичным и «односторонним» уходом из Афганистана Соединённые Штаты, предоставившие и местным союзникам, и своим партнёрам по НАТО выбираться из этой заварушки самостоятельно, серьезно подорвали доверие к себе и «слову Вашингтона» на международной арене.

На фоне разработки Североатлантическим альянсом стратегии защиты от возникновения «вероятной массированной российской угрозы» на Балтике и в регионе Чёрного моря питать какие-то иллюзии относительно реанимации диалогового формата по линии РФ — НАТО было бы верхом наивности. На этом фоне Москва осознанно прикрыла диалоговую форточку, предложенную Западом для России, оставив лишь небольшую щель для официальных контактов. Однако её вполне достаточно для того, чтобы Россия и Соединённые Штаты могли вести речь о выработке новой стратегической стабильности, не возводя при этом новых «карточных домиков». В определённом смысле это — конец эпохи. В своё время лауреат Пулитцеровской премии Артур Миллер довольно точно подметил, что эпоху можно считать законченной тогда, когда истощились ее основополагающие иллюзии.