Куда привела европейскую безопасность спецоперация на Украине

Даже если бы она только привела Швецию и Финляндию в НАТО, это было бы уже больше, чем ожидали политические лидеры Европы, загадывая новогодние желания.

За три месяца спецоперации на Украине Германия отказалась от своей почти 80-летней политики военного нейтралитета и на пути к тому, чтобы стать крупнейшей военной державой континента, а Дания вот-вот откажется от своего права не принимать участие в европейской политике безопасности.

Все это прямые последствия военной операции на Украине, хотя обычно в ЕС новости не задают темп принятию решений. Даже тот факт, что боевые действия совпали с председательством Франции – крупнейшей военной силы в Европе – в Совете ЕС, оказался недостаточным мотивом для видимого продвижения союза к стратегической автономности для повышения собственной безопасности. Особенно в сфере промышленности, где почти прекратилось перемещение цепочек поставок и производств, а политическая энергия сконцентрировалась на другом.

Понимание того, что ЕС должен быть в состоянии не только защитить себя, но и обеспечить удовлетворение своих потребностей в продуктах питания, воде, лекарствах, топливе, стратегическом сырье и производстве, чтобы сохранить свое лидирующее положение крупнейшего в мире рынка, было одним из основных выводов пандемии. Успехи после нее были очень неравномерны: где-то политической воли хватило на перемены, где-то – на обещания, а на что-то ее по-прежнему нет.

Как изменился и куда движется ЕС по трем самым непростым направлениям своей безопасности – энергетической независимости, миграции и обороне:

Необходимость ввести санкции против России вынудила ЕС взять курс на энергетическую независимость от своего крупнейшего поставщика ископаемого топлива. Поначалу казалось, что это задержит, если не похоронит, планы по углеродной нейтральности, однако санкции оказались катализатором. Еврокомиссия предложила ускорить зеленый переход и улучшить энергетическую безопасность, а также найти поставщиков энергии из других частей мира, пока будут выполняться первые две задачи.

В августе ЕС откажется от российского угля, а к концу года сохранит лишь 11% импорта нефти, компенсировав ее танкерами из Персидского Залива и других частей мира. Газовое эмбарго, скорее всего, до конца лета обсуждаться не будет, но европейские лидеры договорились сократить потребление российского природного газа на две трети к концу года, полностью заменив его альтернативами к 2027.

Это, несомненно, уменьшит энергетическую зависимость Европы от России – отношения с ней, похоже, в ближайшие десятилетия будут далеки от дружеских, но сделает Европу более уязвимой перед другими поставщиками, которые будут обеспечивать ее потребности, пока зеленые технологии не разовьются настолько, чтобы гарантировать ее энергетическую автономию.

Финансирование зеленого перехода остается проблемой, поскольку некоторые страны уже начинают понимать, что взятый впервые в истории общий европейский долг вернуть будет непросто, и без особого энтузиазма относятся к тому, что Брюссель займет еще денег на расторжение энергетических договоров с Россией и восстановление разрушенной экономической инфраструктуры Украины.

Столкнувшись с нежеланием нетто-плательщиков (Государства ЕС, чей вклад в бюджет ЕС превышает выплаты из его кассы. – Прим.ред.) брать новые долги, Еврокомиссия предложила финансировать разрыв энергетических связей с Россией за счет перенаправления средств с восстановления после COVID-19 и увеличения квот на выбросы углерода, что означает не только большее загрязнение, но и трудности с поиском союзников в Европейском парламенте и правительствах, где правят партии зеленых. Это ставит амбициозные планы энергетической независимости под угрозу и потребует от Европы многих политических жертв.

Брюссель, очевидно, поставил галочку напротив пункта "волна беженцев, вызванная спецоперацией России на Украине". Необычайно быстро ЕС извлек из закромов директиву, предоставляющую временное (пока на один год) убежище украинским беженцам. Предполагается, что это позволит отсрочить момент, когда вопрос интеграции более 5,5 миллионов человек начнет порождать нестабильность. Подобное уже наблюдается в некоторых странах послабее, например, в Болгарии, где за 100 дней было принято более 90 тысяч беженцев (примерно 5 тысяч из них трудоустроили) и уже есть огромные проблемы с их содержанием.

В отличие от энергетики, где за несколько месяцев правительства обязали хранить запасы газа и было принято законодательство о его совместных закупках, беспрецедентное количество украинских беженцев не оказалось достаточно убедительным мотивом для того, чтобы ЕС как-то продвинулся в семилетнем пересмотре миграционной политики и политики предоставления убежища.

В отличие от 2015 года, когда менее 1,5 миллионов мигрантов вызвали беспрецедентную политическую нестабильность в Европе, сейчас к союзу присоединились более 5,5 миллионов беженцев. Пока Еврокомиссии удавалось выжимать средства на их содержание из разных фондов и программ, закрывая досрочно проекты и перенаправляя деньги, но так не может продолжаться вечно.

И хотя в этом году были приняты некоторые положения реформы новой миграционной политики и политики предоставления убежища, предложенной семь лет назад, существенного прогресса достигнуто не было. Даже Франции не удалось распутать узел распределения расходов на проживание и расселение беженцев. Когда приграничные государства, принявшие большинство граждан Украины, начнут испытывать трудности, для решения которых у ЕС не будет необходимых инструментов, – вопрос времени.

Пока Брюсселю удалось привлечь средства из различных программ и статей бюджета для финансирования содержания украинских беженцев, но, если конфликт затянется, эти издержки могут стать политически невыносимы и начнут создавать риски европейской безопасности. Кроме того, эта волна беженцев совпадала с периодом восстановления после беспрецедентного экономического спада из-за пандемии COVID-19, преодолеть который удается не всем странам.

Рассматривая свою оборонную безопасность в большей степени как возможность для промышленного развития, ЕС при решительной поддержке Франции сумел принять в марте "Стратегический компас" – план по улучшению своего военного потенциала.

Спецоперация "убедила" почти все правительства в том, что нужно больше тратить на вооружение и боеспособность. Однако, как говорит глава европейской политики безопасности Жозеп Боррель, проблема в том, что все тратят на одно и то же, глядя на свою оборону только в пределах своих национальных границ.

"Каждый член Союза, увеличивая свои расходы, увеличивает на Х процентов то, что у него уже есть. Это пустая трата денег, поскольку мы лишь дублируем, не устраняя пропуски", – заявил Боррель и призвал к скоординированному подходу в восполнении недостающего оборонного потенциала ЕС.

"Это будет непросто, поскольку армия и оборонный потенциал – ядро национального суверенитета. И совершенствование армии потребует немалого политического таланта", – признался он.

Сейчас чаша наполовину полна (или пуста – в зависимости от того, оптимист вы или пессимист): у ЕС есть план по улучшению своего оборонного потенциала, предусматривающий в том числе создание сил быстрого реагирования численностью 5 тысяч человек. Пока из этого плана выполнена только одна задача – создан военный инновационный хаб.

Между тем, с возвращением США к обсуждению проблем НАТО вопрос о создании европейской армии вновь отложили в долгий ящик, и Европа продолжит развивать свою оборону, не имея собственной военной силы вне контингентов Пакта и собственных войск.

Внезапная вспышка обезьяньей оспы и открытие, что не у всех национальных армий есть запасы вакцин против оспы, одного из самых вероятных, по мнению стратегов, биологического оружия, в очередной раз показали, что ЕС далек от достижения стратегической автономии в сфере безопасности.

Спецоперация России на Украине дает ЕС шанс заполнить бреши в безопасности; пока кажется, что пробоин больше, чем достижений.