Что будет, если конфликт на Украине выйдет из-под контроля?

Лиана Фикс (LianaFix), Майкл Киммедж (MichaelKimmage)

Пятый месяц украинского конфликта подходит к концу. Несмотря на все разговоры о взаимном пересечении "красных линий" — манерой ведения боевых действий со стороны России и военной помощью Киеву со стороны Запада — настоящих красных линий еще никто не переступал. На начальном этапе противостояния обе стороны условились о своде правил — негласных, но вполне действенных. Российская сторона согласилась на поставки союзниками по НАТО тяжелых вооружений и предоставление Киеву разведданных. Западные страны же, стиснув зубы, приняли ведение Россией боевых действий обычными средствами в пределах украинских границ (при этом с нетерпением ожидая поражения Москвы), до тех пор, пока конфликт не подошел к черте применения оружия массового поражения. И до сих пор эти незримые правила работают, что доказывает нежелание Джо Байдена и Владимира Путина ввязываться в более масштабную войну.

Но, разумеется, такой вероятности исключать нельзя. В конце концов, конфликт не контролируется каким-либо международным механизмом. ООН здесь второстепенна, а ЕС присоединился к одной из сторон. США не в том положении, чтобы закончить военные действия на своих условиях — как и Россия с Украиной. Переговоры Москвы и Киева сорвались, и, несмотря на все усилия по снижению эскалации, с 24 февраля между США и Россией не было никаких дипломатических контактов. Добавьте сюда масштабы и сложность конфликта, число вовлеченных стран и используемые новые технологии — и получится взрывоопасная смесь.

И по этой причине желание Путина и Байдена избежать более масштабного столкновения не гарантирует, что такая война сама себя сдержит. Конфликт может выйти из-под контроля, даже если ни одна из сторон не примет сознательного решения об эскалации или применении ядерного оружия. И, несмотря на небольшую вероятность, ядерный удар исключать все же не стоит — учитывая возможности России и неоднозначность ядерной доктрины Москвы. Случайная эскалация, в сущности, может быть даже страшнее намеренной, поскольку последняя подразумевает шанс намеренной же деэскалации. Направляемую траекторию все же проще обернуть вспять, чем ту, которая движется по своей внутренней логике и прихоти.

Чтобы понять, что ждет за горизонтом, можно заглянуть в неплохой путеводитель — историю холодной войны. Принимая во внимание продолжительность конфликта и склонность к ошибкам политических и военных лидеров с обеих сторон, конфронтация между СССР и США закончилась мирно — и это было замечательным результатом. Однако за светлым чудом выживания человечества в ядерную эпоху кроются темные пятна близости конфронтации и периодической эскалации, свойственных второй половине XXвека. Украинский конфликт, скорее всего, пойдет по этому шаблону — будут фазы, где повышения уровня общей конфронтации удастся избежать за счет грамотного управления, а за ними последуют этапы внезапного неконтролируемого ужесточения. К такому сценарию стратеги и дипломаты по обе стороны Атлантики должны готовиться даже более старательно, чем к преднамеренной эскалации. Туман войны, который лишь сгущается из-за оперативности и неблагонадежности соцсетей, вполне реален. Он может окутать даже самые выверенные стратегии.

Байден открыто говорит, на что он не пойдет в украинском конфликте. Вмешиваться напрямую он не будет. Он не даст санкцию на прямое вмешательство НАТО. Он не будет навязывать Украине цели военного противостояния, более максималистские (или минималистские), чем те, что поставлены в Киеве. И даже несмотря на безмерные объемы поставок вооружения, Байден четко обозначил разницу между самообороной Украины — которую в Вашингтоне безоговорочно поддерживают — и ударами по территории самой России. Военная помощь Киеву вписана аккурат в эти границы. Байден хочет, чтобы Украина победила на своих условиях и на своей территории. Он точно не желает, чтобы конфликт перерос в региональное противостояние, и даже написал об этом статью в New York Times, чтобы донести свои намерения до Москвы.

Позиция Путина более двусмысленная: он пригрозил союзникам по НАТО "последствиями" за поддержку Украины. Российская пропаганда регулярно ратует за наступление на Берлин и ядерные удары по Лондону. Такая риторика активно раздувается и формирует "консенсус вседозволенности" между Кремлем и российской общественностью. В июне, из-за разногласий относительно транзита товаров в Калининград, Путин угрожал Вильнюсу некими карательными ответными мерами. Литва — член НАТО, и нападение России может спровоцировать прямой военный конфликт. Что касается других стран, Путин может подстроить или воспользоваться кризисами на Балканах для укрепления положения России — подготовить почву для госпереворота, использовать военизированные группировки. Еще одним риском являются мощные кибератаки на критически важную инфраструктуру в Европе и США. Если они будут иметь место, Соединенные Штаты и другие, вероятнее всего, ответят, и начнется новая глава противостояния.

Некоторые тезисы двусмысленной риторики Путина — простое бахвальство. Он не может позволить себе участие в более масштабном конфликте. Да, у России есть деньги, чтобы продолжать свою политику на Украине, но российские вооруженные силы уже понесли потери. Любой дополнительный конфликт, особенно против хорошо вооруженных сил НАТО, только усугубит эти проблемы. Таким образом, в теории, Путин и Байден могут пойти друг другу навстречу. Не желая раздувать пожар еще сильнее, оба заинтересованы в том, чтобы соблюдать негласные правила конфликта.

Своим стремлением придерживаться негласного свода правил Путин и Байден "вернули" важную тенденцию холодной войны. На протяжении всей второй половины XXвека США и СССР никогда на официальном уровне не договаривались о порядке ведения опосредованных конфликтов. Ни одна из сторон, к примеру, не устанавливала основных принципов для Корейской войны — первого ожесточенного конфликта эпохи гонки вооружений. Вместо этого, около 40 лет обе стороны импровизировали на пути к устойчивой манере решения проблем. Допустимо было следующее: взаимные обвинения, культурное и идеологическое противостояние, шпионаж, активные меры вроде пропаганды и кампаний по дезинформации, борьба за сферы влияния, вмешательство во внутреннюю политику других стран и, наконец, поддержка противников друг друга, как на войне, так и в мирное время (обычно подслащенная разной степенью т.н. "правдоподобного отрицания"). Перечень запрещенного состоял всего из двух пунктов: прямые военные столкновения и использование ядерного оружия.

О сегодняшних негласных правилах остается только гадать. Для стран Запада, похоже, самое главное — держать свои регулярные вооруженные силы подальше от конфликта. Отказавшись от этикета холодной войны, США "задвинули" правдоподобное отрицание, широко применяемое в ходе поддержки моджахедов в борьбе с СССР в Афганистане в 80-х годах. Вашингтон и союзники открыто снабжают ВСУ тяжелым вооружением, готовят украинских солдат на своей территории и делятся разведданными о местонахождении российских объектов. Москва, со своей стороны, не берет на прицел конвои с вооружением, идущие на Украину, пока они не покинут территорию НАТО. Вдобавок Россия никак не препятствовала постоянному потоку американских и европейских политических лидеров в Киев, каждый из которых посещал страну, где идут военные действия. Такого рода самоограничения были бы немыслимы в годы Второй мировой, но для холодной войны были вполне типичны.

Что может поставить под угрозу негласные правила, о которых условились США и Россия? Первый вариант — чистая случайность. Второй — цикл событий, которые "потребуют" эскалации. И можно быть уверенным, что оба этих варианта могут сойтись в одной точке: случайность может стать предлогом к эскалации по спирали, как это произошло в годы холодной войны.

Возьмем Карибский кризис. Противостояние Вашингтона и Москвы из-за советских ядерных ракет на Кубе — которое слишком часто вспоминают в качестве примера хладнокровности тогдашнего президента США Джона Кеннеди — чуть не закончилось катастрофой. Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев вышел за границы дозволенного; кубинский лидер Фидель Кастро был чрезмерно ретив; Кеннеди же посчастливилось найти действенное решение — убрать американские ракеты в Турции в обмен на демонтаж советских на Кубе. Единственный механизм, который позволил добиться деэскалации — способность Кеннеди и Хрущева договориться и найти точки соприкосновения. Механизм, надо сказать, незамысловатый. Позже, в 1983 году, в атмосфере высокого напряжения холодной войны, СССР неправильно воспринял натовские учения "Опытный лучник" (Able Archer), которые симулировали эскалацию конфликта. В Москве их восприняли как подготовку к реальной ядерной атаке, и были близки к тому, чтобы нанести ответный удар, который привел бы к катастрофе. Негласные правила холодной войны повторно едва не дали осечку. Возможно, целых два таких катаклизма, которые удалось предотвратить — не так уж плохо для отрезка в 40 лет. А может, даже два — это чересчур.

Так же и украинский конфликт подвержен риску случайности. Сегодня беспокойство в большей степени связано с Россией. Негласный свод правил, может, и совершенно очевиден для Путина, но нельзя с уверенностью утверждать то же о его командирах, многие из которых раздосадованы неудачами на поле боя, проблемами с вооружением и стойкостью украинской армии. Их авантюризм может вылиться в авиаудар за территорией Украины — например, по колонне натовского вооружения. Это, разумеется, будет ударом по члену альянса — и совсем не потому, что такое рискованное решение приняли непосредственно в Кремле. Риск, конечно, тут в том, что Вашингтон воспримет такой удар как осознанную эскалацию со стороны Москвы. Всю свою военную риторику Путин строит на двусмысленности, поэтому у него может не оказаться надежных инструментов изменить мнение Белого дома, как и возможности и желания указать на ошибку, признать ее. Войны между Россией и НАТО будет не миновать.

Поучительным примером такой интерпретации и реакции являются события 2014 года. Тогда, в июле пророссийские сепаратисты сбили на востоке Украины гражданский самолет авиакомпании Malaysia Airlines, который следовал рейсом MH17. В результате удара из ЗРК "Бук" погибли 298 человек — по большей части граждане Нидерландов. Вместо того, чтобы признать ошибку через свои марионеточные силы или хранить молчание, Москва прибегла к абсурдным обвинениям и дезинформации, выдвинув десятки противоречивых объяснений. Этот инцидент не вышел за рамки словесного противостояния, и украинский конфликт остался локальным и ограниченным по своим масштабам. Возмущенные Нидерланды не рассматривали возможность военных шагов. Однако сегодня похожий набор обстоятельств может привести к совсем другим результатам. В отличие от 2014 года сегодня НАТО неминуемо подвергнется давлению, и от альянса будут требовать каких-то действий. Кроме того, многие и без того встревоженные страны воспримут такую атаку как расширение масштабов войны со стороны России.

Как показывает этот пример, пропаганда Москвы лишь добавляет неразберихи в конфликт. Российские СМИ настойчиво преподносят его как войну между Россией и Западом, в выражениях шагая к угрозам более масштабного противостояния. Когда, к примеру, Литва пригрозила заблокировать транзит в Калининград, официальная риторика Кремля была жесткой, и чуть ли не сам Путин выдвигал ультиматумы. Скорее всего, воинственная поза предназначалась для внутренней российской аудитории. И хотя обе стороны в итоге снизили накал, попытка России через пропаганду поддерживать конфликт в состоянии "медленного кипения" — это ловушка, в которую Кремль рискует сам же и угодить.

Другая случайность может произойти уже со стороны Украины. Нанося удары по российским военным целям, ВСУ могут не рассчитать и попасть по крупному гражданскому объекту на территории России. Такую атаку Москва может использовать в качестве повода для ответного удара по военным запасам в максимальной близости к границам НАТО или даже на территории страны альянса. Путин, вероятно, решит, что за ударом по мирному объекту стояли западные страны — так же, как он посчитал восстание на Майдане в 2014 году, которое привело к отставке пророссийского президента Украины Виктора Януковича, делом рук ЦРУ. Одного лишь пресечения инцидентов — без коммуникации между Москвой и Вашингтоном на самом высоком уровне — может быть недостаточно для выхода из кризиса.

Наконец, цикл непреднамеренной эскалации, напоминающий о Карибском кризисе, может перерасти в региональную или мировую войну. Несмотря на мирное разрешение, ситуация 1962 года очень поучительна. Хрущев не смог предвидеть резкой реакции Кеннеди отчасти потому, что не знал, что Вашингтон обнаружит ракеты до того, как они полностью будут полностью установлены. Он ошибочно посчитал, что сможет переиграть американского президента за счет скрытности, везения и блефа. Путин, вероятно, умнее и не столь эксцентричен, но он уже показал свою неспособность "прочитать" украинскую политику, военный потенциал и силу духа. Будь то высокомерие или ярость, но по какой-то причине он может решить, что пути назад нет, и пойдет на значительную эскалацию конфликта, чтобы раз и навсегда запугать западные страны и заставить их убраться восвояси. Он может просчитаться с реакцией, которая последует от США и их союзников. Если это произойдет, то перед Путиным, как когда-то перед Хрущевым, встанет мучительный выбор: поднять ставки еще выше или отступить.

Несмотря на все риски, выработанное с опытом терпение и хладнокровие могут не дать украинскому конфликту вырваться из-под контроля. Успех оправдывает решительность и скорость, но ее сложность также оправдывает и неторопливость. Если произойдет несчастный случай — военный шаг России за пределы Украины, но, скажем, не по приказу Путина — Вашингтону будет крайне важно тщательно оценить ситуацию. Может быть, доказательства и будут труднодоступны, но ответ США должен основываться на хладнокровной логике, а не принципом "око за око". В противном случае, обе стороны могут потерять возможность повернуть вспять круг необязательной эскалации.

Западные страны не могут избавить Путина от искушения расширить масштабы конфликта. На это способен только он сам, и поэтому США действуют осторожно. Вашингтон создал каналы разрешения конфликтных ситуаций, которые хорошо послужили обеим сторонам в Сирии. Остается надеяться, что они продолжат работать и на Украине. США снова и снова должны напоминать себе и своим союзникам об опасностях нежелательной эскалации и о необходимости видеть в словесных провокациях России то, чем они, собственно являются. Лучший способ ответить на троллинг, который Путин очень любит, — это его игнорировать. То же самое применимои к его ядерным угрозам. Жесткая риторика не всегда требует ответа. Ее тоже можно предусмотрительно игнорировать.

Тем не менее, панацеи от того, чтобы избежать масштабной войны, нет. Переговоры, обсуждения и дипломатия тут не помогут. Путина можно ограничить только применением силы, а оно всегда сопряжено с рисками. Первый шаг к правильной долгосрочной политике — это признать новизну ситуации: большой конфликт, который, вероятно, затянется на годы, разгорается прямо в сердце международной системы, приближая ее к анархии. Обученные соблюдать правила либерального международного порядка политики и дипломаты теперь должны научиться ориентироваться в ситуации его отсутствия.

Чем менее апокалиптичны взгляды Вашингтона и его союзников, тем лучше. США и Россия не стоят на рубеже третьей мировой, и пока еще каждый шаг не несет экзистенциальной угрозы. Украинский конфликт будет создавать все новые тревожные и пугающие обстоятельства. И миру придется научиться с этим жить. Кубинский кризис продлился 13 дней. Кризис, вызванный украинским конфликтом, продлится еще очень долго.