Франция "заминирована" насилием: причины этой заразы

Резкий рост насилия этим летом выявил давно известную реальность: ни одна территория во Франции не осталась в стороне. Так как это стало обыденным делом, полицейские, судьи и представители выборных органов предлагают свои решения для устранения несостоятельности государства.

В последние выходные августа Северный вокзал всегда полон народу. Туристов по-прежнему много, а грабители ищут самых уязвимых и невнимательных путешественников. "В этом районе столицы совершается больше всего правонарушений, — признается полицейский, который патрулирует этот сектор. — Это настоящее логово преступников. Нас окружают любители крэка, торговцы наркотиками, карманники, грабители".

В полицию обратился испуганный мужчина. Он описывает полицейским человека, который только что сорвал с него золотую цепочку. Подозреваемый, который и не скрывался, был быстро задержан. Он не выражает никаких эмоций и без сопротивления позволяет надеть на себя наручники. У флегматичного молодого афганца не оказывается никаких документов. На вопросы полицейских он не отвечает. "Ситуация на местах ухудшается, — говорит один из полицейских. — Растут грабежи и насилие, но больше всего нас поражает безнаказанность. Правонарушители поняли, что во Франции они особо не рискуют, если не считать бесконечные нравоучения и напоминания о законе".

Согласно проверке, проведенной съемочной группой, этот человек совершил около тридцати уголовных преступлений, находится на нелегальном положении и, тем не менее, продолжает бесчинствовать на улице: "Сегодня он будет взят под стражу и, вероятнее всего, очень быстро отпущен. А потом начнет все сначала, — вздыхает полицейский. — Мы спасем общество от этого уголовника всего на несколько часов, но есть еще много других. Создается впечатление, что мы делаем бесполезную работу... Ей не видно ни конца, ни края. И компенсацию потерпевшему не получить".

Репутация Северного вокзала хорошо известна, но имеет ли смысл называть его "проблемным районом", когда распространение преступности поражает воображение по всей стране? В Париже Трокадеро ничем не отличается от района Гут-д’Ор (где проживает много африканских мигрантов, Прим. переводчика). Когда-то спокойные города, например Нант, теперь переживают эту "дикость", как назвал эту ситуацию в конце июля глава МВД Франции Жеральд Дарманен в своем интервью нашей газете. Вот только некоторые акты насилия: нападение на пожарных и полицейских в Лиможе 2 августа; ограбление в Булонь-сюр-Мер, 10 августа; нападение с ножом в Гренобле 11 августа; рост краж в Лионе в течение всего лета... Это явление распространяется на все территории, хотя в количественном отношении столица и крупные города остаются наиболее уязвимыми.

Сознавая разрушительные последствия такой ситуации, министр внутренних дел Дарманен провел большую часть лета рядом с силами правопорядка. Но общее направление либеральной политики в отношении миграции в стране заставляет его делать заявления, явно не подкрепленные действиями. Например, каждый полицейский участок должен организовывать как минимум три рейда в день. Но это тот случай, когда политика цифр не всегда срабатывает, по словам Матье Вале, комиссара и представителя Независимого союза комиссаров полиции: "Повторные аресты без судебного преследования, когда через несколько часов участник „мотогонок“ с огромным превышением скорости оказывается на свободе, — это лучший способ лишить полицию мотивации. Это делает нашу работу бессмысленной, — говорит он вне себя от ярости. — Проведение бесконечных операций для отчетности, но без последующего судебного разбирательства, контрпродуктивно. Вместо усиления проверок, надо прекратить заваливать нас бумажной работой после проведения ареста, и, прежде всего, дать нам правовую основу, которая защитит полицейских во время их рейдов. А еще — обеспечит более жесткое наказание преступникам со стороны правосудия. Резкий рост правонарушений является результатом коллективной трусости. Если речь заходит о физическом насилии, преступники должны получать наказание сроком не менее года".

Карим, работающий офицером полиции с 2009 года в Сен-Сен-Дени, разделяет это высказывание. Отвечающий за порядок в проблемных районах, он говорит, что устал от безнаказанности преступников, но еще больше его удручает обыденность фактов правонарушений и насилия: "Сегодня все снимается на видео, с легкостью размещается в социальных сетях, в итоге люди видят безнаказанные преступления. Все больше людей не находит в них ничего страшного. Недавно я арестовал сутенера, который заставлял заниматься проституцией 14-летнюю девочку-подростка. Ему было непонятно, в чем его обвиняют". Безразличие родителей, коммунитаризм (власть этнических общин, не признающих законов Франции), пагубное влияние старших братьев на младших, неэффективное правосудие, равнодушие со стороны властей...

Карим негодует по поводу огромного количества обязанностей, усложняющих работу полицейских. "Я все еще очень мотивирован, — говорит представитель правопорядка. — Но я больше ничего не делаю. Я задерживаю, когда у меня нет выбора. Зачем бороться, если правосудие не реагирует? Мы арестовываем правонарушителей и через несколько часов видим их на свободе. Наша работа не имеет никакого смысла. Если я сделаю больше минимума, но нарушу какое-нибудь предписание, я рискую потерять работу. Сегодня полицейские находятся на переднем крае всех рисков, в том числе административных наказаний".

Мурад, полицейский из Лилля, с этим тоже согласен. 30-летний мужчина хорошо знает проблемные районы мегаполиса, так как сам вырос там. Он с горечью отмечает ухудшение ситуации и банальность правонарушений. Всегда мотивированный в работе, он призывает к большему здравому смыслу и твердости.

Мурад констатирует, что с каждым днем усиливается безразличие сил правопорядка. Приводит в пример старый французский Бобиньи. Там полно городских мотогонщиков, которые устраивают стрит-рейсинг среди бела дня, а наркотики продают в открытую. "Что изменилось, так это возраст преступников. Они становятся все моложе, им теперь очень часто от 10 до 16 лет, они расставляют диваны в холлах зданий, курят, пьют на публике, принимают веселящий газ, катаются на мотоциклах или квадроциклах, берут с собой даже детей 2-3 лет. Это безумие! Где родители? Больше никто не вызывает полицию, потому что нам говорят, что мы бессильны. А с нами у них разговор короткий. Молодые люди мочатся на коврики у входа в наши дома или ломают входные двери, чтобы запугать нас", — рассказывает Мурад.

Живя в опасном районе Бобиньи, старая санитарка по имени Кристиан не чувствует поддержки со стороны местных властей. Как и многие ее соседи, она требует более строгого подхода к правонарушителям. "Мы говорим о слабости правосудия, но нам скорее следует говорить о слабости государства и даже о банкротстве государства в области правосудия", — возмущается Беатрис Брюжер, председатель профсоюза судей. По ее словам, "исполнение приговоров, тюрьма, штрафы абсолютно не соответствует ожиданиям". Особенно возмущает безнаказанность насилия против полицейских...

Другая бывшая женщина-судья, ныне адвокат по уголовным делам, также отмечает отсутствие строгости у ее коллег. По ее словам, изменились именно преступники. Потеря ориентиров среди молодежи для нее не тема для диссертации, а конкретная реальность. Она каждый день сталкивается с виновниками агрессии, и те не раскаивались : "Они убеждены в своей правоте и в том, что не могли поступить иначе". Будь то "ножевое ранение за неприглядный вид, избиение парня сестры, если он не из их среды, или сведение счетов выстрелом в ногу".

Те словесные уловки и методы, которые использовали десять лет назад наркодилеры в департаменте Сена-Сен-Дени, сегодня используются во всех районах, где процветает наркоторговля. Многие правонарушители, особенно молодые люди, живут по своим законам, подобно итальянской мафии. "Они не знают другой жизни", — вздыхает женщина-судья, описывая нынешнюю "модель семьи", которая не имеет ничего общего с той, что преобладала тридцать лет назад. В сегодняшних семьях выходцев из Африки мужчина может сожительствовать сразу с двумя женщинами, и иметь от них детей, но этот самый "общий отец" никак не заботится о своих детях. Эта полигамия де-факто "чаще встречается в Бобиньи, чем в Лозере", и наша собеседница не хочет обобщать причины такого состояния дел, но отмечает повторяющуюся закономерность.

"Я думал, что ужесточение действий банд является социальной проблемой, но это не совсем так, — считает Нажва эль-Аите, заместитель мэра города Эври-Куркуронн, юрист по образованию. — Есть еще психологический фактор и культурный фактор, но говорить об этом во Франции считается неприличным! Мы сталкиваемся с клановым поведением, регулируемым неписаными кодексами поведения отдельных общин. Эти кодексы преобладают над законами Республики. Это параллельные общества".

В Орлеане мэр Серж Груар с 2001 года работает с созданной им группой по борьбе с преступностью. "Нам повезло, что у нас был очень понимающий прокурор", — подчеркивает он. Эта группа изучает не просто общую ситуацию: она рассматривает конкретные случаи — человека или семью — и рассматривает принятие нужных мер".

Заявления мэров-социалистов, например Анн Идальго в Париже и Эрика Пиоля в Гренобле, или защитников окружающей среды, которые перекладывают проблемы незащищенности на государство, приводят мэра Орлеана в ужас. По его словам, "общий принцип компетенции мэров позволяет им заниматься всем, что им не запрещено". Из-за чувства ответственности, он не раз становился участником юридических споров. "Одним из первых указов, которые я подписал в 2001 году и который вызвал много разговоров, был комендантский час с 23:00 до 6:00 для детей младше 13 лет. Префект подал на нас в суд за нарушение основных свобод. Он проиграл. Затем государство обратилось в Государственный совет, который согласился с нами".

Еще одна примечательная черта роста преступности: в большинстве случаев преступники известны полиции и органам правосудия. "Когда я начинал работать более тридцати лет назад, приговоров было в 2-3 раза меньше", — говорит судья.

Мысль о том, что правонарушителю необходимо дать второй, третий, сотый шанс, весьма распространена не только среди судей, но и среди определенных элит и большинства журналистов. Таково мнение Тибо де Монбриаля, президента Аналитического центра по вопросам внутренней безопасности. Такой подход к уголовному праву был распространен в 1970-х годах, и сегодняшние правонарушители пользуются им, считая признаком слабости. Последняя реформа уголовного кодекса для несовершеннолетних прекрасно иллюстрирует это неверное толкование. Отныне молодой преступник очень быстро предстает перед судьей, но наказание откладывается на несколько месяцев, пока ведется наблюдение за его поведением. Этот механизм привлекателен с интеллектуальной точки зрения, но слишком непонятен для такого типа правонарушителей. Молодой человек, вышедший на свободу из зала суда, говорит себе: "Отлично, я не в чем не виноват". Нам нужно перевернуть парадигму: нужно определить серьезное наказание после первого осуждения, считает Тибо де Монбриаль. Но и он отмечает, что сделать это будет трудно: "Теоретически первое правонарушение не является первым преступлением!"

"Серьезное наказание не означает наказания сверх меры, — объясняет он. — В северных странах есть тюрьмы для несовершеннолетних с очень коротким сроком содержания под стражей. Они содержатся там всего пять суток, часто в сопровождении взрослых. Молодой человек должен понимать, что это реальность, а не абстрактное предупреждение. Тебя не выгонят из школы или с работы, ты не потеряешь девушку или жилье, но ты совершил серьезный проступок. Тебя наказали, ты виноват".

Помимо административных процедур и апелляций, около десяти лет уйдет на строительство тюрьмы для таких правонарушителей. Пенитенциарные учреждения, предназначенные для коротких сроков, без жесткой системы безопасности, несомненно, могли бы быть построены быстрее, с меньшими затратами и не вызывая протестов со стороны местных жителей. Это был бы способ ответить на то, что судья называет "противоречивыми судебными запретами", которым подчиняются судьи: "Общественное мнение хочет суровых приговоров, но государство просит освободить тюрьмы". Напомним, что краткосрочные приговоры (30 дней или меньше) больше не существуют. Приговоры на срок менее шести месяцев должны быть скорректированы, если нет особой причины, например, когда альтернативы тюремному заключению уже использовались и не сработали. Изменения должны коснуться и приговоров сроком менее двух лет, за исключением случаев, когда осужденный является рецидивистом.