Политик Йиржи Паине: у Евросоюза остался последний шанс не исчезнуть из мировой истории

Четыре года назад Йиржи Паине вместе с Петером Махом издали тоненькую книжицу под названием "Можно и по-другому" о поисках альтернативного устройства европейского континента. В ней содержится в том числе ноу-хау, как изящно выйти из Европейского Союза. Для этого достаточно переписать десятую статью конституции Чешской Республики (о верховенстве международных договоров над чешскими законами). Возможно, пришел момент, когда спрос и предложение совпали, и эта брошюра станет политическим бестселлером. Или, быть может, все уже зашло слишком далеко, и требуются более решительные шаги? Гостем "Радио Юниверсум" стал Йиржи Паине, политик и физик-ядерщик, который в разные годы был депутатом Парламента Чешской Республики, а с 2017 по 2019 годы заседал в качестве депутата в Европейском парламенте.

Йиржи Паине: Времена Брексита запомнились мне тем, что мои британские коллеги, с которыми я довольно тесно общался, видели для себя огромные возможности, строили большие планы и были полны, я бы сказал, решимости. Думаю, для них это был весьма благоприятный период. Мы даже говорили о том, что когда они буду уходить, то стоит торжественно под звуки военной музыки спустить британский флаг с флагштока перед Европейским парламентом и отправить этот флаг в Британский музей. Но Европейский парламент отказал и не отдал флага. Поэтому ничего не получилось.

— В условиях нормальной демократии у каждого гражданина есть 50-процентный шанс на то, что он сможет повлиять на происходящее в государстве. Если он выберет какую-то партию, которая войдет в коалицию, то у него будут его избранные представители, и он сможет к ним обратиться. Они, в свою очередь, должны учесть его мнение и отразить это в общегосударственной политике. Если же его партия проиграет, то у него будут представители в оппозиции, и, скорее всего, на следующих выборах его представители попадут во власть. То есть у гражданина есть 50% надежды что-то изменить.

Но если прочитать Лиссабонское соглашение, то выясняется, что этот шанс равен одной пятисотой или около того. То есть в принципе у гражданина ЕС нет реальных шансов повлиять на что-то в Евросоюзе. На мой взгляд, это и есть демократический дефицит. Приведу пример. В те времена, когда я заседал в Европейском парламенте, мы проголосовали большинством голосов за отмену зимнего и летнего времени. А вот в ночь на сегодня у нас опять поменялось летнее время на зимнее, и Европейский Союз не способен эффективно и немедленно реализовать волю граждан, выраженную посредством Европейского парламента.

— Да, это доказывает, что у граждан Европейского Союза нет надежд на какое-то влияние. Европейский Союз все равно творит что захочет вне зависимости от решений Европейского парламента и от желаний людей. Тогда проводился большой интернет-опрос, и с большим перевесом победило мнение о том, что смену летнего времени на зимнее надо отменять. Сейчас у нас энергетический кризис, а смена влечет за собой большие энергетические затраты и расходы. То есть сейчас есть причины экономить, и есть смысл перейти на другое время. Но Европейский Союз опять-таки не способен на это. Мне кажется, что это небольшое, но убедительное доказательство того, что дефицит демократии есть. То же подтверждают и более серьезные вопросы.

(…)

— Сначала я думал, что теоретически можно что-то сделать, как-то все улучшить. Я пару раз был там раньше вместе со своим предшественником и ознакомился с местными порядками. (…) Сказать честно, я очень боялся, потому что атмосфера там, как при социализме в зените. Буквально безнадежная ситуация, в которой ни на что нельзя повлиять, ничего добиться и не к чему стремиться. Когда меня избрали, я преодолел это ощущение и сказал себе: "Ладно, надо их как-то взбодрить". И тогда я столкнулся с дискриминацией… Мандат я получил в сентябре, и только через два месяца я получил право голосовать… Я ездил туда на протяжении двух месяцев, но за собственные деньги и не мог голосовать, не мог работать, да я вообще ничего не мог, потому что мой мандат не подтверждали в Европейском парламенте.

А вот когда уходил какой-нибудь немецкий депутат, то уже через два дня приходил его преемник. Это дискриминация. Либо правила действуют для всех, и все ждут два месяца, либо пусть все ждут один день. Но нельзя, чтобы депутатам из некоторых стран приходилось ждать по два месяца, прежде чем приступить к нормальной работе. Таким образом, я начал работать только в ноябре… До тех пор я посещал разные заседания в качестве зрителя, гостя. И я все думал, что я могу там сделать. Наконец я понял, что возможностей крайне мало. Если бы захотел улучшить формулировку 283 статьи, я все равно не смог бы за два года наладить столько связей и повлиять на что-то. Поэтому я сказал себе, что лучше всего внимательно относиться к голосованиям, и я действительно готовился к каждому из них. Впоследствии Либеральный институт даже присудил мне символическую премию за то, что я больше других отстаивал там свободы при голосовании. (…)

(…)

— Знаете, по прошествии определенного времени моей работы в Европейском парламенте один чешский депутат, который уже давно там заседал и неким образом был причастен к работе структур, управляющих Европарламентом, рассказал мне, что там существует неофициальная спецслужба. Она следит за тем, кто из депутатов с кем общается, все фиксирует, и если кто-то из коалиционных партий слишком часто общается с какими-нибудь критически настроенными или радикальными депутатами, то возникают проблемы.

— Да. То есть по сути там существует своеобразный апартеид. С людьми определенных взглядов запрещено общаться, и за этим следит тайная полиция, которая просто стоит в коридорах. Узнав об этом, я пошел посмотреть, и действительно увидел — в коридорах повсюду в углах стоят люди, которые озираются по сторонам и наблюдают. Говорят, они помнят всех депутатов в лицо (они даже сдают специальный экзамен) и поэтому сразу могут сказать: такой-то общался с таким-то. А этот входит в такую-то фракцию, значит, надо им заняться. Тогда я наконец понял, как там все работает, и почему ничего не получается сделать. (…) Вообще, как мне кажется, Европейский Союз сейчас застрял в точке, которая напоминает Чехословакию за месяц до раздела. Вперед уже нельзя, и назад невозможно. Не остается ничего другого, как только придумать какое-то быстрое и принципиальное решение, чтобы продвинуться дальше. (…)

Проблема ЕС в том, что он буквально оброс разными нормами и директивами. Страны Лиссабонского договора под предлогом построения внутреннего рынка ежедневно принимают все новые и новые нормы регулирования. Десятки тысяч норм обязательных для всех стран-членов, и эти нормы отбирают компетенцию у государств-членов,передавая ее ЕС. Вот только происходит это без их ведома и без их голосования. (…) Приведу пример. Нет никаких причин, чтобы ЕС вмешивался в то, какое законодательство касательно оружия действует в том или ином государстве. В США в каждом штате свои законы, и Америка с этим вполне справляется. Да, на границе каждый должен убедиться, что выполняет предписания, если провозит оружие, но это касается лишь незначительной части населения. Большинство людей вообще не соприкасаются с этим. Напрасно Европейский Союз занялся регулированием рынка оружия, потому что, честно говоря, например, во Франции, которая противостоит террористам, ситуация очень отличается от ситуации в Польше, Чешской Республике, Словакии. У нас тут совершенно другие проблемы. (…)

— Думаю, что она благоприятна для того, чтобы мы хорошенько задумались над вариантами улучшения сложившегося положения. Для этого момент подходящий. С другой стороны, я, беседуя с людьми и следя за атмосферой, царящей у нас, вижу, что большинство боятся того, что нас ждет. Это касается и уровня жизни, и энергии и всего на свете, в частности и безопасности. У нас доминирует страх. И привносить в этот страх еще долю неопределенности, как мне кажется, с политической точки зрения нельзя. То есть…

— Да. Я бы не хотел подливать масла в огонь и еще больше раздувать страх. Ведь он влечет за собой ущерб, снижение производительности, гибкости и многого другого. То есть я бы предпочел побороться со страхом и сказать: "Не бойтесь. Если Европейский Союз споткнется, у нас есть план, как быстро перевести его на другие рельсы и сохранить все то хорошее, что в нем есть. Свободное перемещение и так далее. Мы сохраним все хорошие вещи, и катастрофы не случится". Если же ЕС начнет распадаться хаотически, что тоже возможно, а плана подготовлено не будет, то разразится, пожалуй, глубочайший экономический кризис в истории человечества.

— Хаотичный распад европейского рынка — самая большая угроза для безопасности всего земного шара.

— Да. Я видел десятки лоббистов, которые приходили на прием. Мы просиживали часами за кофе, разговаривали. Признаюсь, что не позволял им слишком на себя влиять, внимательно изучал материалы и принимал собственное решение. Но да, я учитывал, что есть мнение о том, что решение должно быть таким-то. С другой стороны, если я правильно понял, что мне как-то раз объяснили, то спецслужбы со всего мира — не одной или двух стран, а всех двухсот стран мира — концентрируются вокруг Европейского парламента и собирают компромат на европейских депутатов. В том числе они даже брали какие-то пробы, и выяснилось, что оба здания Европейского парламента завалены кокаином. Я тоже лично видел подобное, когда посещал некоторых депутатов, и меня это отрезвило. Они выглядели странно, и я тогда подумал, что либо они много выпили, либо находятся под действием кокаина.

Когда эти спецслужбы набирают достаточное количество компромата на депутатов, они используют его во время обсуждения какой-нибудь нормы. Например, некто, кто инвестировал в автомобильную промышленность сотни миллиардов, в какое-нибудь новшество, а теперь мог бы все потерять из-за нежелания Европейского Союза его внедрять, покупает этот компромат и использует его. Лишние 20 голосов помогут новой норме пройти в Европарламенте. К этим 20 депутатам приходит лоббист и говорит: "Если вы проголосуете не так, как мы договорились, то мы обнародуем информацию о вас…" И если вспомнить, что было десять — пятнадцать лет назад, то действительно были случаи, когда депутаты уходили из-за компромата на них, или их завлекали в какую-то компрометирующую ситуацию, провоцирующую их на отставку. Вот что говорят, и я старался проявлять осторожность…

— Я никогда в жизни не пробовал кокаин, но я просто понимал, что все должен делать с осторожностью. Меня также предупредили, что все мои кабинеты, компьютеры и телефоны отслеживаются. Не только прослушиваются. Сегодня звуком уже не занимаются отдельно — сегодня снимают все помещение видеокамерой в HD-качестве. Меня предупредили о необходимости быть осторожным, в том числе, и у себя дома. И я лично в этом убедился. За нами, по всей видимости, следили и дома. Получается, что приходилось жить буквально перед телевизионной камерой. (…)

— Если ЕС будет продолжать в том же духе, то начнет отставать. Почему я расскажу на примере. Илон Маск попытался купить ракетоноситель в России, а когда ему отказали, в самолете по пути домой он решил построить его самостоятельно. Через двенадцать месяцев после этого уже состоялся первый испытательный пуск. Если бы такое захотел сделать какой-нибудь европеец, то у него до сих пор ничего не было бы готово. Вот вам и причина того, что ЕС отстает и будет отставать. Мы обросли регуляционными нормами. Если мы ничего не изменим, то Европа уйдет из мировой истории. Чтобы выбраться из этого, нужно искать пути улучшения, и я не вижу иного пути…

На самом деле пути два. Один — федерализация Европы, и я вполне ее допускаю. Я бы сумел за пару выходных написать федеральную конституцию для Европейского Союза. Только настроения царят другие. Никто ничего не хочет, и отстоять этот вариант будет невозможно. Немцы не согласятся отказаться от гарантированных квот, и, вполне вероятно, антипатия к Германии возрастет, и у них вообще не будет представителей в новых структурах. Для них это неприемлемо, как и для Франции. Хотя, как мне кажется, лет через пятьдесят Европа к этому придет. Но если это будет классическая федеральная модель, то я, пожалуй, скажу: "Не знаю, лучший ли это вариант. Традиция Европы в ее разнообразии, но да, и такое может сработать". Но сейчас это не работает и работать не будет.

— Второй вариант — перевести сотрудничество (и потрясений это не вызовет) на межправительственный уровень и отменить половину норм. На уровне государств-членов это вполне можно сделать быстро. Так мы вернем компетенцию тем, кому она принадлежит. Многие вещи просто бессмысленно регулировать нормами. (…)

Смысл политики — в минимизации напряженности, а минимизируется она тем, что мы общаемся, дискутируем, и на многое так можно повлиять. Я бы совершенно не возражал, если бы нормы морской рыбной ловли касались только приморских стран, а континентальным странам без выхода к морю не нужны эти нормы в законодательстве.

— Думаю, что мы будем вынуждены действовать, а иначе никак нельзя. Теория федерализма безошибочна, испытана тысячелетиями, и другого решения просто нет. Вопрос только, какой ценой… А я уже слышу, как (…) в Азии говорят: "Эта Европа принесла человечеству две мировые войны, сплошные конфликты и ничего полезного. Похоже, надо держаться подальше от этой Европы. Пусть сама гниет там, а нам она не нужна".

— Да. Даже мой брат, который преподает в вузе, сказал мне: "Ко мне на лекцию в начале семестра приходят студенты из европейских стран и из Азии. Все сначала знают очень мало. Я заканчиваю лекцию и узнаю, что чешские студенты по-прежнему знают очень мало, а азиатские уже прочитали Платона, Сократа и других философов и использовали лекцию, чтобы впитать то лучшее, что еще можно взять у Европы, и что можно использовать". В собственных интересах, если мы еще хотим сохранить Европу на несколько десятков лет в качестве привлекательного пространства, то нужно как-то переделать Европейский Союз. Если мы этого не сделаем, то в будущем Европа будет иметь минимальное значение. Она уже сейчас имеет небольшое значение. Поймите, российские ракеты в Калининграде нацелены на все столицы в Европе. У них ядерные боеголовки, и за семь минут они могут уничтожить все главные города в Европе. У ЕС нет никакой защиты от этих ракет. (…) Если американцы не захотят нас защищать, мы сами не защитимся. (…)

У нас есть масса военных чиновников, огромное количество солдат, но оперативность Европы минимальная. Возможно, сейчас она улучшается, потому что мы наконец начали набирать обороты, и Германия постепенно приходит в себя, но Европа не играет доминирующей роли ни в экономике, ни в политике. Азия смотрит на Европу, как и, вероятно, некоторые африканские страны, как на подозрительный континент, который они не понимают, который не имеет смысла, и который изолировался от своего окружения. Не случайно у Европсоюза конфликты и споры со всеми его соседями, за исключением Норвегии и Швейцарии, которая по сути внутри ЕС. А так с остальными соседями у нас проблемы из-за миграции и из-за всего чего угодно. Хотя на протяжении тысячелетий у нас было и свободное передвижение, и сотрудничество, мы, закрывшись ото всех, закрыв европейский рынок от их бананов и апельсинов, ничего не осталось. А они хотели бы покупать у нас автомобили, а платить апельсинами. Но Европейский Союз не пускает к себе эти апельсины, и нам приходится закупать их втридорога у внутренних производителей. Так мы полностью отрезали себя от них, отобрали у них рабочие места, а теперь удивляемся, что эти люди, которым негде работать, рвутся к нам в Европу. Мне кажется, что Европейский Союз должен открыть свой рынок для мира. Сотрудничать с соседями очень полезно, как и добрососедские отношения. Поэтому я за большие изменения в отношениях с миром, за открытость, свободомыслие и диалог.