Big Think: экономические тенденции для мужчин устремились вниз по четырем параметрам

Ричард Ривз (Richard Reeves)

Несколько человек пытались предостеречь меня от того, чтобы писать книгу о мальчиках и мужчинах, потому что это стало чрезвычайно острым вопросом, особенно в политической сфере. Многие опасаются, что сам факт привлечения внимания к проблемам мальчиков и мужчин по какой-то причине подразумевает желание обойти вниманием девочек и женщин, – как будто в этой ситуации в выигрыше могут оказаться либо те, либо другие. Как будто в этом вопросе вы обязательно должны выбрать, чью сторону занять, – и вам придется занять чью-то сторону, поскольку вы не можете просто остаться апологетом процветания всего рода человеческого. Одним из реальных вызовов здесь является то, что, если в каких-то ключевых областях нашей экономики и общества не хватает или вовсе нет мужчин, другим мужчинам и мальчикам становится крайне сложно добиться успехов в этих областях. В нашей системе образования наблюдается острая нехватка мужчин-учителей. На нашем рынке рабочей силы те должности, число которых стремительно растет, – это должности, на которых работает наименьшее число мужчин. А в семьях набирает обороты тенденция, которую вы, вероятно, назвали бы "дефицитом отцов" или "отцы-слушатели". Поскольку мужчины сталкиваются с серьезными трудностями в этих областях, в результате складываются такие условия, в которых другим мужчинам становится еще сложнее достигать каких-либо значимых результатов. Мальчикам трудно добиваться успехов, если отцы не принимают участия в их жизни. Мужчинам очень трудно входить в профессии, где либо крайне мало, либо вовсе нет мужчин. Мальчикам трудно хорошо учиться в школах, где нет учителей-мужчин. И есть вполне реальная опасность того, что, если мы в ближайшее время не предпримем решительных действий, мы запустим нечто вроде порочного круга.

Общая картина такова, что практически по всем показателям, почти в любом возрасте и почти во всех развитых экономиках мира девочки намного опережают мальчиков, а женщины – мужчин. Никто даже представить себе не мог, что девочки и женщины не просто догонят мальчиков и мужчин в области образования, но пронесутся мимо, оставив тех позади, и продолжат развиваться. Все были в высшей степени сосредоточены – совершенно справедливо – на достижении гендерного равенства, гендерного паритета. Не так давно в прошлом наблюдался огромный гендерный перекос в обратную сторону, и в 1970-х и 1980-х годах мы сосредоточились – совершенно правильно – на том, чтобы подтянуть девочек и женщин в области образования. Но линия женского роста продолжила подниматься все выше, хотя ранее никто не мог такого предположить. Никому не приходило в голову задать себе вопрос: "Что будет, если гендерное неравенство вновь возникнет в тех же или даже более существенных масштабах, чем прежде, только его маятник качнется в обратную сторону?" В каком-то смысле все до сих пор пытаются осмыслить этот новый мир, где – как минимум в области образования – если вы говорите о гендерном неравенстве, вы чаще всего ведете речь о том, что девочки и женщины существенно опережают мальчиков и мужчин. И этот сдвиг произошел за чрезвычайно короткий промежуток человеческой истории. Если, к примеру, вы посмотрите на Соединенные Штаты, на самую обычную американскую школу, вы увидите, что девочки почти на целый класс опережают мальчиков по уровню знания английского языка и уже сравнялись с ними по уровню знания математики. Если мы возьмем школьников с самыми высокими средними баллами успеваемости – верхние 10%, – две трети из них – это девочки. Если мы посмотрим на тех, кто находится в самом низу по этому показателю, две трети – это мальчики. Когда дело доходит до поступления в колледж, разница в зачислении между юношами и девушками составляет 10%; такой же разрыв наблюдается и на момент окончания колледжа. А в результате гендерный разрыв в таком показателе, как наличие степени колледжа, сегодня даже больше, чем в 1972, – только перекос произошел в противоположную сторону. В 1972 году, когда был принят Раздел IX, призванный обеспечить гендерное равенство в области образования, в вопросе наличия степени колледжа перевес был на стороне мужчин и составлял 13%. Сегодня это перевес равен 15%, только он теперь на стороне женщин.

То есть гендерное неравенство, которое мы наблюдаем сегодня в колледжах, даже больше, чем 50 лет назад, только мужчины и женщины поменялись местами. Сейчас ведутся достаточно оживленные споры вокруг разницы в работе мужского и женского мозга. Если говорить о взрослых людях, то существует довольно мало доказательств наличия такой разницы между мужским и женским мозгом, о которой нам следовало бы беспокоиться или которая могла бы иметь серьезные последствия. Однако практически никто не обсуждает вопрос о сроках развития мозга. Очевидно, что мозг девочек развивается быстрее мозга мальчиков, и самый существенный разрыв возникает в подростковом возрасте. В подростковом возрасте у нас развивается то, что нейробиологи именуют префронтальной корой. Префронтальную кору иногда называют "генеральным директором мозга". Это часть вашего мозга, которая говорит: "Ты должен делать домашнее задание по химии, а не ходить на вечеринки". Это та часть вашего мозга, которая говорит, что стоит поддерживать высокий средний балл, потому что это поможет поступить в колледж, что в свою очередь позволит преуспеть во взрослой жизни. И эта часть мозга у девочек развивается значительно раньше, чем у мальчиков, примерно на год или два. Отчасти так происходит, потому что девочки немного раньше вступают в период полового созревания, и, скорее всего, именно это обстоятельство обуславливает более ранее развитие префронтальной коры. Получается, что, если наша система образования вознаграждает способность сдавать домашнюю работу вовремя, концентрироваться на задании, беспокоиться о своем среднем балле, готовиться к поступлению в колледж и так далее, то чисто структурно это дает преимущество тем представителям группы, чей мозг раньше созрел для выполнения этих конкретных задач, и это как правило девочки. Полагаю, что в этом состоит великая ирония женского прогресса: устранив преграды для получения образования и позволив девочкам мечтать и достигать целей, мы вскрыли тот факт, что наша образовательная система отчасти настроена против мальчиков и мужчин – из-за разницы в сроках развития отдельных участков мозга. Однако, чтобы это понять, потребовалось время и упорство женщин, потому что выявить естественные преимущества женщин в области образования было невозможно, когда сексистское общество душило все устремления женщин. Теперь, когда ограничения по большей части устранены, мы ясно видим, что в условиях нынешней образовательной системы в неблагоприятном положении находятся мальчики и мужчины.

Рискую показаться занудой, но давайте рассмотрим цифры, чтобы понять, с чем мы здесь имеем дело. Лично я убежден, что мы должны решительно настаивать на том, чтобы мальчики шли в школу на год позже девочек. Я считаю, что это должно стать стандартом во многих школьных округах, поскольку разница в развитии мозга девочек и мальчиков очевидна. Так как мозг мальчиков созревает более медленными темпами, возможность пойти в школу на год позже девочек позволит им быть гораздо ближе к девочкам по уровню развития. Кроме того, нам нужно гораздо больше учителей-мужчин. Поразительно, как со временем профессия учителя становится все более женской. Сегодня только 24% школьных учителей – мужчины, тогда как в 1980-х годах их было 33%, и с каждым годом профессию учителя выбирают все меньше мужчин. Таким образом, мы наблюдаем этот устойчивый переход к практически полностью женской среде, и это заметно сказывается на моральном облике школьного образования – к примеру, на том, как мы справляемся с разными видами поведения мальчиков и девочек. Именно поэтому нам необходимо приложить очень серьезные и целенаправленные усилия, чтобы привлечь больше мужчин к обучению детей. Третье, что я сделал бы, если бы у меня были полномочия диктовать политику, – это существенное увеличение инвестиций в профессионально-техническое образование. Это та сфера, в которой мы видим в среднем более высокие результаты среди мальчиков и мужчин, однако в Соединенных Штатах ее финансирование остается крайне скудным. Соединенные Штаты вкладывают огромные средства в очень академический, очень узкий путь к успеху, уделяя мало внимания профессионально-техническому образованию. И это действительно поставило мальчиков и мужчин в очень невыгодное положение. Система производственной практики и профессиональные училища являются по-настоящему хорошим способом помочь мальчикам и мужчинам. Полагаю, что одна из проблем этих дебатов заключается в том, что, если вы говорите с женщинами и мужчинами, которые, скажем так, занимают верхние ступеньки экономической лестницы – то есть у них есть степени колледжа и достойный доход, – они оглядываются вокруг себя и попросту не видят большую часть этих проблем. Но внутри рабочего класса ситуация совершенно иная, и мужчины, находящиеся внизу экономической лестницы, видят мир совершенно иначе. То есть существует опасность того, что, как выразилась предпринимательница Шерил Сэндберг (Sheryl Sandberg), "мы настолько заняты тем, чтобы наклониться, что попросту не смотрим вниз".

Для мужчин, находящихся внизу экономической лестницы, реальность выглядит совершенно иначе. Экономические тенденции для мужчин устремились вниз по четырем параметрам. Во-первых, это зарплаты: сегодня большинство мужчин зарабатывают меньше денег, чем в 1979 году. Во-вторых, в области занятости: доля работающих мужчин снизилась на 8 процентных пунктов, то есть 9 миллионов мужчин трудоспособного возраста попросту не работают. Мы также наблюдаем снижение "профессионального положения" мужчин: сегодня все больше мужчин работают в таких сферах, которые считаются более низкими по статусу, чем прежде. И мы наблюдаем спад в области приобретения навыков и умений – таких навыков и образования, которые нужны мальчикам и мужчинам. Если мальчики не получат образование, а мужчины не приобретут некий набор умений и навыков, на рынке рабочей силы им придется тяжело. Последние 40–50 лет во всех этих областях наблюдается ухудшение положения мужчин. И то, каким образом расширились классовые различия, каким образом увеличилось экономическое неравенство, действительно необходимо рассматривать в контексте гендерного неравенства. Если мы будем концентрироваться исключительно на гендерных разрывах, мы упустим из виду то, что мужчины и женщины, находящиеся в верхней части экономической лестницы, добиваются все больших успехов. Но это в гораздо меньшей степени относится ко всем остальным, и особенно к людям с низким доходом, мальчикам и мужчинам из рабочего класса, а также чернокожим мальчикам и мужчинам. На этих ступенях экономической лестницы многие тренды усиливаются, то есть мальчики и мужчины оказываются "на острие" социальных и экономических перемен. С одной стороны, мы предпринимаем решительные, весьма успешные и весьма похвальные меры, чтобы привлечь как можно больше женщин в сферу точных наук или STEM – естественные науки, технологии, инженерия и математика. По другую сторону находятся так называемые HEAL-профессии – здравоохранение, образование, администрирование и грамотность. Если хотите, это почти оборотная сторона медали STEM, и именно здесь стремительно растет число рабочих мест. В Соединенных Штатах одни только здравоохранение и образование представляют собой огромные и растущие сектора, поэтому, по моим оценкам, на каждое рабочее место, которое мы собираемся создать в области STEM к 2030 году, нам необходимо создать по три рабочих места в HEAL. Но в сфере HEAL рабочие места точно так же разделены по половому признаку, как в области STEM, только в обратном направлении, и в отличие от сферы STEM в области HEAL этот разрыв со временем будет только расти. Если вы сейчас посмотрите на область HEAL, вы увидите, что только 24% работающих в ней людей – мужчины, и их доля неуклонно снижается. И в отдельных секторах мы наблюдаем по-настоящему резкое сокращение числа мужчин. У нас сократилось число учителей-мужчин. У нас очень резко уменьшилось число психологов-мужчин: только за последнее десятилетие этот показатель упал с 39% до 29%. А среди психологов моложе 30 лет мужчин всего 5%. То есть в будущем мы очень скоро столкнемся в тем, что психология превратится в практически исключительно женскую профессию. Эти профессии, которые играют очень важную роль для общества в целом и в которых было бы чрезвычайно полезно иметь больше разнообразия, становятся все более гендерно-сегрегированными, и мы не предпринимаем практически никаких усилий для того, чтобы привлечь больше мужчин в сферу HEAL, за которой, с моей точки зрения, лежит будущее.

Одна из проблем, с которой мы сталкиваемся, – это то, что в своей книге я называют "дефицитом отцов". Это явление можно рассматривать с нескольких ракурсов. Один из четырех отцов не живет со своими детьми. Если родители разводятся, дети с гораздо чаще теряют контакт со своими отцами, нежели с матерями. Один из трех детей – в случае развода родителей – полностью перестает видеться с отцом спустя пару лет. Это "безотцовство" имеет достаточно специфическую природу. Поскольку 4 из 10 детей рождаются вне брака, а в среде менее образованных людей большинство детей рождаются вне брака, нам сегодня необходимо заново изобретать, что значит быть отцом. Мужчинам до сих пор навязываются старые стандарты того, что значит быть успешным отцом, однако реальность такова, что для многих из них это попросту невозможно, а некоторые вообще этого не хотят, в то время как женщины, получившие экономические возможности и экономическую независимость, теперь хотят сами выбирать, быть им с мужчиной или нет, ведь заставить их, как в прежние времена, никто уже не может. Вероятно, это стало величайшим моментом освобождения в человеческой истории – то факт, что теперь женщины могут сами принимать решение, жить ли им с мужчиной или нет. Сегодня в Соединенных Штатах более чем в двух из пяти домохозяйств главным добытчиком в семье является женщина. 40% американских женщин зарабатывают больше среднестатистического мужчины. Это невероятные экономические перемены – и все они на благо, – однако они ставят несколько очень острых вопросов касательно того, зачем вообще нужны отцы. И, пока мы не избавимся от устаревшей модели отца-добытчика, мы будем наблюдать, как все больше мужчин будут оставаться за бортом семейной жизни. Катализатором становится то, что мальчики в семьях, где нет отцов, страдают гораздо сильнее, чем девочки. В этом месте проблема приобретает межпоколенческий характер, потому что, если отцы оказываются в неблагоприятном положении и в связи с этим не могут эффективно участвовать в жизни своих детей, больше всего от этого будут страдать мальчики, которые позже столкнутся с трудностями в процессе получения образования и поисков работы.

Сейчас мы понимаем, что брак, социальные институты и ощущение цели имеют огромное значение для мужчин. Наблюдая за этими серьезными вызовами, с которыми мальчики и мужчины сталкиваются в области образования, трудоустройства и семейной жизни, мы также видим по-настоящему тревожные последствия для здоровья. Среди мужчин уровень "смертей от отчаяния" (самоубийства, передозировка, алкогольная зависимость) в три раза выше, чем среди женщин, и этот показатель быстро растет, особенно среди мужчин среднего и более молодого возраста. Я думаю, что мы можем рассматривать эти статистические данные как симптомы более комплексной болезни, которой подвержены мальчики и мужчины. Ощущение цели имеет огромное значение для мужчин. Мне кажется, что потребность быть нужными заложена в самой человеческой природе. Исследовательница по имени Фиона Чан (Fiona Chan) написала удивительную работу, в которой она проанализировала последние слова мужчин, которыми те описывали себя, прежде чем совершить самоубийство – или предпринять попытку самоубийства. Во главе списка оказались слова "бесполезный" и "никчемный". Я думаю, если мы создаем общество, в котором столько мужчин ощущают себя никчемными и бесполезными, не стоит удивляться росту числа смертей от отчаяния. Мы наблюдаем серьезную проблему злоупотребления опиоидами – они являются гораздо более серьезной проблемой среди мужчин, нежели среди женщин, – и одна из величайших трагедий смерти от передозировки опиоидами заключается в том, что зависимые люди оказываются предоставленными сами себе. То есть в некотором смысле эпидемия наркомании – это идеальная иллюстрация целой серии проблем, о которых мы говорим: потеря роли в семье, утрата места на рынке рабочей силы, обращение к наркотикам, изоляция и чувство замкнутости на себе. В этом примере мы видим симптом более масштабного мужского недуга, к которому необходимо отнестись очень серьезно. И на нас как на обществе – на мужчинах и женщинах в равной степени – лежит культурное обязательство помочь мужчинам и мальчикам приспособиться к новому миру, потому что прямо сейчас многие из них находятся в очень тяжелом положении.