NR: Америка столкнулась со стратегическими издержками при оказании поддержки Украине

Смогут ли США в ходе украинского конфликта одержать стратегическую победу над Россией, что называется, малой кровью? Это стало главным аргументом для противодействия призывам прекратить боевые действия или сократить их финансирование.

“При акценте на ценнике помощи вместо ценности получаемого игнорируется тот факт, что конфликт на Украине стал эквивалентом прокси-войны с Россией, причем той, которую США могут вести без каких-либо военных потерь и которая объединяет под эгидой общего дела большинство мировых демократий. Это жестко наказывает Россию за акт агрессии и усиливает все аспекты сдерживания”, — написал в конце прошлого года Энтони Кордесман (Anthony Cordesman), почетный председатель отдела стратегии в Центре стратегических и международных исследований (CSIS), добавив, что в общем стратегическом плане стоимость такой помощи невелика.

Центр анализа европейской политики (CEPA) сформулировал это проще: “США тратит на победу над Россией сущие копейки”. Тимоти Эш (Timothy Ash), младший научный сотрудник программы "Россия и Евразия" в Chatham House, утверждает, что “с разных точек зрения и сквозь призму прибыли поддержка Украины со стороны США и Запада является невероятно рентабельной инвестицией... То, что Россия глубоко погрязла в конфликте, который не может выиграть, является огромной стратегической победой для США, так к чему спорить?”

Такие утверждения вызваны ростом возражений среди американцев. Аргументация в пользу финансирования Украины дает трещины, и число граждан, полагающих, что США делают для Киева слишком много, с мартовских 6% подскочило до 30% в ноябре. Этот сдвиг практически полностью можно ставить в заслугу республиканцам, среди которых недовольных украинской линией за этот период стало 48%, при несомненной подпитке критики со стороны консервативных СМИ и республиканцев в Конгрессе. Тем не менее, другие опросы показывают, что в стане демократов поддержка дипломатических усилий по прекращению конфликта выше, чем среди республиканцев, даже если речь идет об уступках со стороны Украины.

На первый взгляд, аргумент об экономической выгоде справедлив: стоимость ущерба российским вооруженным силам была бы выше в ходе непосредственной войны США с Россией. Но этот неполный, а то и вводящий в заблуждение расчет не показывает ряд скрытых издержек в результате длительной войны, в которую нас все сильнее затягивает. Президент Байден готовит Украине очередной оружейный транш и определяет поддержку нападения на Крым.

Все войны сводятся к битве характеров. Учитывая значительно превосходящую военную мощь России, украинский народ продемонстрировал неожиданно яростное сопротивление. Президент Владимир Путин должен понимать, что не может сломить волю украинцев. А вот американцев "пересидеть" он, по его расчетам, скорее всего, сможет, ведь дисбаланс интересов между США и Россией сместился в его пользу. Если отбросить пустую риторику, для России Украина жизненно важна, а для Америки — второстепенна. Без ее военной поддержки запас патронов у ВСУ наверняка иссякнет раньше силы воли.

До сих пор стоимость конфликта исчислялась далеко не “копейками”, вопреки мнению Эша. В 2022 году общий объем поддержки Украины составил 68 миллиардов долларов, и Белый дом запросил еще 34 миллиарда. Сравните: война в Афганистане в первые два года обходилась в 23 миллиарда долларов в год, а в 2011 "поглотила" 107 миллиардов. Война в Ираке в первые два года обошлась США в 54,4 и 91,5 миллиарда долларов соответственно. Согласно проекту Университета Брауна “Издержки войны”, неудавшаяся глобальная "война с террором" обошлась в восемь триллионов долларов и повлекла более 900 тысяч смертей за 20 лет.

Ни в Ираке, ни в Афганистане война не нацеливалась на крупных соперников США, так что в этом смысле украинский конфликт действительно обходится им дешево с нанесением ущерба вооруженным силам ядерной державы. Тем не менее не стóит считать его продолжение доступным способом достижения главной стратегической цели — не в последнюю очередь потому, что до февраля 2022 года в Вашингтоне мало кто считал Россию крупной державой, чью армию необходимо ослабить, чтобы защитить США. Главным потенциальным военным конкурентом истеблишмент нацбезопасности давно определил Китай, а Россию рассматривали как вызов гораздо меньшего масштаба.

“Китай — растущая держава и растущий вызов, — заявил в 2021 году конгрессмен-демократ Адам Шифф (Adam Schiff). — А Россия — это грозный субъект, подобный раненому и умирающему животному, которое опасно именно потому, что оно ранено и умирает”. В отчете за 2019 год корпорация RAND сформулировала этот тезис максимально кратко: “Россия является не равным или почти равным конкурентом, а скорее хорошо вооруженным государством-изгоем, которое стремится подорвать международный порядок, на господство в котором оно никогда не надеется. Китай же, напротив, является равным конкурентом, который хочет сформировать международный порядок, в котором может стремиться доминировать”.

Эта оценка не изменилась с момента начала российской СВО на Украине в феврале. “КНР является нашим единственным конкурентом, имеющим намерение изменить международный порядок и все больше возможностей для этого”, — заявил в октябре прошлого года министр обороны Ллойд Остин. Россия же, по его словам, бросает США системный вызов в долгосрочной перспективе.

В результате ценность ущерба, наносимого явно переоцененными ВС РФ, может оказаться не такой уж значительной даже при низком уровне издержек. Это особенно актуально в том случае, если ослабленная Россия станет больше полагаться на ядерный арсенал, как утверждает Германский институт международных проблем и проблем безопасности (SWP). В октябре сам Джо Байден отметил: "Мы не сталкивались с перспективой Армагеддона со времен Кеннеди и Карибского кризиса". Такой сценарий резко и мгновенно изменил бы представление о том, что конфликт на Украине — это малозатратный способ ослабления Москвы.

Есть и другие стратегические издержки. Конфликт затягивается, способствуя формированию российско-китайско-иранского альянса. Хотя Путин, вероятно, и разочарован вялой поддержкой СВО со стороны Пекина, вышеозначенные страны активизировали сотрудничество по нескольким фронтам, в том числе с Ираном. “Вполне естественно”, что страны, сталкивающиеся с давлением со стороны США, будут сближаться, сказал один китайский дипломат в интервью новостному порталу Axios. Тем более если речь заходит о российско-иранских отношениях, которые в прошлом году приобрели более стратегический характер, когда Тегеран предоставил российской армии беспилотники, а, может, и ракеты (американские чиновники не верят, что Тегеран пошел бы по этому пути, не выйди Трамп из ядерной сделки).

Цель Вашингтона должна состоять в том, чтобы не допустить образования подобного альянса, а не ускорить его процесс. Риски данного сценария на слуху уже более 20 лет, но в политике учитывались редко. В 1997 году тогдашний сенатор Байден рассказал по ТВ, как российские дипломаты сказали ему, что расширение НАТО подтолкнет Москву к Пекину. Байден пренебрежительно ответил: “Удачи. Если не сработает, попробуйте Иран”, настаивая при этом, что такой союз попросту не был возможен. Но сейчас именно так и происходит.

Одной из областей активизации сотрудничества России с Китаем стала дедолларизация торговли и создание альтернативных финансовых систем, невосприимчивых к санкциям США. Эти усилия также привлекли интерес развивающихся держав Глобального Юга, которые хотят как поддерживать прочные отношения с США, так и защитить торговлю от прихотей вашингтонских политиков. Данная тенденция восходит корнями к моменту, когда США начали относиться к глобальной финансовой системе как к инструменту власти, но продолжение конфликта еще больше ее укрепляет, причем местами в ущерб нашим долгосрочным интересам.

Российско-украинский конфликт усилил напряженность в отношениях США с растущими глобальными южными державами, которые отказываются выбирать между США, Россией и Китаем. Они делают выбор в пользу многополярного мира, где есть возможность уравновешивать потенциальные бесчинства Вашингтона. Такой мировой порядок Вашингтон, по-видимому, стремится предотвратить, но по мере продолжения конфликта это становится все менее вероятным.

С точки зрения изменения климата — угрозы, которую администрация Байдена определила как экзистенциальную, — конфликт носит катастрофический характер. Вместо активизации усилий по отказу мировой экономики от использования углеводородов он вынуждает страны отступать от ключевых экологических целей. Вместо сокращения выбросов страны делают акцент на снижении цен на газ. В эксплуатацию возвращаются углесжигающие электростанции, а компании, работающие на углеводородном сырье, наживаются на дефиците топлива, настаивая на “долгосрочных инвестициях в инфраструктуру, которые рискуют пустить международные климатические цели под откос”.

Важнее всего то, что затянувшийся конфликт усложнит Европе поиск обратного пути к долгосрочному миру и стабильности. Чем дольше продолжаются боевые действия, тем сложнее создать какую-то новую европейскую архитектуру безопасности, в рамках которой Украина почувствует себя спокойно, а Россия не будет представляет угрозы. Европа может оказаться в состоянии постоянной войны с малой интенсивностью боевых действий, из-за которой вражда сторон будет длиться поколениями. Это, в свою очередь, чревато новой реальностью, при которой мир нереально даже представить — не то, что достичь.

Эти затраты не находят отражения в текущих балансовых отчетах. Но именно с ними, а не с суммами в долларах, нам придется бороться в ближайшие годы.