Профессор политологии Абрамс: США совершают ошибку на Украине

Днем я преподаю "Введение в международные отношения" студентам бакалавриата в Северо-Восточном университете. А по вечерам я изучаю мнения различных экспертов по ситуации на Украине. Что меня поражает, так это часто встречающееся несоответствие между тем, чему нас учит теория международных отношений, и теми взглядами на украинский конфликт, которые широко распространены в западных СМИ. Хотя другие ученые, несомненно, расставили бы акценты иначе и пришли бы к другим выводам, я считаю, что наиболее важные из них должны заставить Америку соблюдать больше осторожности в ее подходе к противостоянию России.

Поскольку большинство западных комментаторов видят в альянсе НАТО благотворную – и даже великодушную – глобальную силу, они утверждают, что Россия начала свою военную кампанию главным образом в завоевательных целях, а именно в рамках своей "колониальной кампании" по восстановлению Советского Союза. Между тем такой корифей в области международных отношений, как Джон Миршаймер (John Mearsheimer) утверждает, что "не существует никаких доказательств" того, что Россия питает имперские амбиции и стремится поглотить Украину. А его труды по "наступательному реализму" указывают на то, что расширение НАТО на восток, начавшееся после падения железного занавеса, было воспринято российскими лидерами как объективная угроза и стало одной из важнейших предпосылок для начала украинского конфликта.

После окончания холодной войны, взяв за основу анализ хода Первой мировой войны, написанный философом и политологом Лоусом Дикинсоном (G. Lowes Dickinson), Миршаймер разработал весьма авторитетный вариант структурного реализма. Он представляет собой довольно пессимистичный взгляд на мировую политику, основанный на нескольких предпосылках: (1) мир "анархичен" в том смысле, что он состоит их независимых стран, над которыми нет единого центрального органа, способного предотвращать войны; (2) все страны (и альянсы) обладают тем или иным наступательным военным потенциалом, поэтому они представляют угрозу друг для друга; (3) в связи с этим страны никогда не могут быть уверены в том, что другие не станут применять свои военные средства, чтобы им навредить; (4) основной ценностью для стран является их национальное выживание; (5) и они будут изо всех сил стремиться к этой цели.

В совокупности все эти ключевые предпосылки касательно "структуры международной системы" заставляют страны не только бояться друг друга, но и соперничать друг с другом – порой насильственными и аморальными способами. А теперь добавьте к этим стандартным предпосылкам о мировой политике опыт Америки в осуществлении военных интервенций на территории других стран, в оказании поддержки демократическим движениям, в том числе на Украине, ее военную мощь, не имеющую равных во всем мире, а также ее разрастающийся альянс с другими антироссийски настроенными государствами к востоку от железного занавеса, – и вам станет гораздо труднее отрицать обоснованность заявлений России о ее геополитических опасениях. Это ощущение небезопасности осложняется еще и своеобразной военной историей Украины, которая отличает ее от нынешних членов альянса НАТО. Именно через территорию Украины наполеоновская Франция, имперская Германия, а затем и нацистская Германия прошли, чтобы напасть на Россию.

Вопрос о том, хотят ли российские лидеры вернуть часть территорий бывшего Советского Союза ради укрепления национальной мощи, никак не связан с тем, что Владимир Путин и его предшественники многократно называли расширение НАТО на восток опасной провокацией. Даже авторитетные американские военные стратеги, такие как архитектор политики сдерживания Джордж Кеннан, решительным образом критиковали расширение НАТО начиная с 1990-х годов – именно из-за того, как его воспринимала Москва.

После начала российской СВО на Украине комментаторы практически сразу указали на "урок Мюнхена", имея в виду эпизод, когда на Мюнхенской конференции в сентябре 1938 года Великобритания разрешила нацистской Германии аннексировать Судетскую область, тем самым подстегнув территориальные амбиции Адольфа Гитлера.

Основываясь на этой вездесущей исторической аналогии, некоторые западные комментаторы заявили после начала российской СВО, что любые уступки побудят Россию продолжить территориальные завоевания. В своей статье, опубликованной в журнале Economist, премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий предупредил: "Некоторые западноевропейские политики забыли тот урок, который был преподан нам Мюнхенским соглашением 1938 года". Министр обороны Великобритании Бен Уоллес тоже заявил: "Вполне возможно, [Путин] просто выключит свои танки, и мы все отправимся домой, но на Западе в воздухе все же витает мюнхенский дух".

Так называемый урок Мюнхена стал неотъемлемым элементом не только украинского дискурса. Как отметил Джек Леви (Jack S. Levy), к образу Мюнхенской конференции "прибегали Гарри Трумэн в Корее, Энтони Эден в ходе Суэцкого кризиса, Джон Кеннеди во время Карибского ракетного кризиса, Линдон Джонсон во Вьетнаме и Джордж Буш во время войны в Персидском заливе".

Тем не менее, исторические аналогии служат весьма шатким основанием для принятия важных решений. Как я писал в своей статье 2012 года, аналогии обычно выбираются на основе их броскости, а не основании их применимости к современным реалиям. Политолог Роберт Джервис (Robert Jervis) подчеркивает, что исторические аналогии имеют тенденцию "скрывать те аспекты нынешней ситуации, которые отличают ее от прошлого". А специалист по международным отношениям Кеннет Томпсон (Kenneth Thompson) выразился так: "История – это лучший учитель, но ее уроки не лежат на поверхности". Действительно ли Россия готова пронестись на всех парах через Европу до самого Парижа с учетом того, что она сталкивается с серьезными трудностями, пытаясь отвоевать Харьков, находящийся всего в 20 милях от российской границы?

Более уместную аналогию из эпохи Второй мировой войны стоит поискать в Азии, а не в Европе. Многие историки считают, что Соединенные Штаты сбросили атомную бомбу на Нагасаки не только для того, чтобы заставить Японию капитулировать, но и чтобы не допустить прихода в Японию Советского Союза, – сбросив бомбу, Америка продемонстрировала свою военную мощь. Вполне возможно, одной из важных целей на Украине является стремление не только заставить Россию страдать, но и внушить страх Китаю, продемонстрировав ему, какими могут быть последствия, если он решит попытаться захватить Тайвань. Как сказал глава НАТО Йенс Столтенберг на Мюнхенской конференции по безопасности, "Пекин пристально следит за ценой, которую платит Россия, и за вознаграждением, которое она получает за свои действия". Это кажется более подходящей аналогией из эпохи Второй мировой войны, учитывая военную мощь НАТО относительно мощи России в смысле обычных вооруженных сил, а также тот факт, что Китай может быть действительно заинтересован в захвате Тайваня.

Разумеется, потенциально применимые исторические аналогии можно искать не только во Второй мировой войне. После войны в Персидском заливе 1991 года Соединенные Штаты разместили американские войска в Саудовской Аравии. Позже Усама бен Ладен назвал это решение Вашингтона одной из главных причин для нанесения ударов 11 сентября – так же, как Путин назвал расширение НАТО на восток причиной своей военной кампании. Разумеется, я вовсе не хочу сказать, что в терактах 11 сентября или в российской специальной военной операции на Украине виноваты Соединенные Штаты. Однако я хотел бы подчеркнуть, что история может быть очень многозначной.

Аналогию с Мюнхенской конференцией использовали для того, чтобы исключить любые уступки, но нам стоит помнить о предостережении Джона Фэрбэнка (John Fairbank) о том, что история – это "сумка, из которой каждый защитник извлекает уроки", помогающие ему продвигать свою точку зрения.

Многие убеждены, что более агрессивная позиция против России не спровоцирует эскалацию, а скорее поможет удержать Путина от попыток продолжить его наступательную кампанию за пределами Украины. Александр Вершбоу (Alexander Vershbow) из Атлантического совета утверждает, что Америка и Европа должны ускорить "поставки тяжелого вооружения, ударных систем большой дальности, а также [систем] противовоздушной и противоракетной обороны" Украине, чтобы "сдерживать Россию в военном отношении". Брайан Ридл (Brian Riedl) из Манхэттенского института тоже говорит, что Америка и Европа должны наращивать поставки оружия Киеву, потому что в противном случае российская армия "растопчет Европу". Гордон Чанг (Gordon Chang) из Института Гейтстоуна зашел еще дальше, предупредив американцев о том, что "мы увидим российские корабли и самолеты вблизи наших берегов", если мы не отпугнем Путина более крупным пакетом вооружений для Украины.

Такая логика основывается на базовом принципе классической теории сдерживания, который гласит, что убедительные угрозы могут предотвратить конфликт, послужив сигналом о той цене, которую придется заплатить за обострение. Однако она противоречит так называемой "спиральной модели", согласно которой наказание в действительности может спровоцировать ухудшение поведения противника и привести к взаимной эскалации. Политолог Стивен Ван Эвера (Stephen Van Evera) объясняет это так: "Разгневанная или напуганная наказанием другая [сторона] становится более агрессивной, начиная ставить перед собой более широкие цели, ее склонность к применению силы для их достижения растет". Последствия такой политики противоположны целям теории сдерживания, которая отдает предпочтение умиротворению, а не наказанию, предпочтение прянику, а не кнуту.

Один из часто звучащих аргументов в пользу увеличения поставок оружия Украине – это необходимость избавить украинских граждан от новых страданий. Британский финансист и политический активист Билл Браудер (Bill Browder) однажды выразил эту точку зрения так: "Главная причина, по которой Запад дает Украине ровно столько оружия, чтобы та не проиграла конфликт, но недостаточно для того, чтобы она могла победить, – это навязчивый страх перед эскалацией. Но эскалацией занимается Путин, и в нашем страхе он видит возможность убить еще больше украинцев". Бывший посол Соединенных Штатов в России Майкл Макфол тоже отметил: "Если Путин испугается, что может потерять Крым, он пойдет на переговоры. Поэтому мы, западные страны, должны предоставить Киеву оружие, которое необходимо ему для того, чтобы угрожать Крыму, –главным образом тактические баллистические ракеты. Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее кончится этот ужасный конфликт".

Но эмпирические исследования по "преследованию гражданского населения" позволяют предполагать, что связь между степенью отчаяния России в условиях этого конфликта и безопасностью мирного населения Украины будет абсолютно противоположной. Алекс Даунс (Alex Downes) провел методологически глубокое исследование основных причин преследования гражданского населения – такой стратегии ведения вооруженного конфликта, в рамках которой удары наносятся по некомбатантам. Даунс собрал данные по всем странам мира, которые участвовали в "межгосударственных войнах с 1816 по 2003 год, в результате чего получился список из 100 войн, 323 воюющих стран и 52 эпизодов преследования гражданского населения". В результате он пришел к выводу, что вероятность нанесения ударов по мирным жителям повышается по мере того, как положение одной из воюющих сторон становится более отчаянным – из-за роста потерь личного состава, затягивания военного конфликта или превращения конфликта в войну на истощение.

Приносит ли преследование гражданского населения какую-либо пользу, остается спорным вопросом, однако стратегическая логика вполне ясна: оказавшейся в отчаянном положении стороне необходимо подорвать моральный дух населения противника, а также его способность оказывать сопротивление. Эмпирические исследования других ученых, опиравшихся на иные выборки, тоже показывают, что "по мере ослабления одного участника конфликта по сравнению с его противником он все чаще прибегает к насильственной тактике в отношении гражданского населения, чтобы изменить стратегический ландшафт в свою пользу". Вопреки общепринятому мнению, данные исследований недвусмысленно указывают на то, что – парадоксальным образом – украинские граждане будут чувствовать себя лучше, если мы начнем поставлять им меньше оружия.

Этого нет в основной программе курса, который я читаю. Но у моих студентов будет возможность ответить на новый вопрос в их итоговой работе: как исследования в области международных отношений могут повлиять на политику Соединенных Штатов в отношении Украины?