WP: солдат ВСУ мучают кошмары, они не успевают оправиться перед возвращением на фронт

Донецкая область, Украина — Каждую ночь солдат преследуют кошмары.

22-летнему Никите Иванову снится сгоревший заживо в мае командир танка. Он возвращается, весь обгоревший, и кричит: "Давай! Сделай же что-нибудь!"

26-летний десантник Евгений Бас просыпается в холодном поту — ему кажется, что его "разорвало надвое".

47-летнему пехотинцу Андрею Добровольскому кажется, что он только что снова наступил на мину. Он просыпается и ощупывает свои ноги, но потом вспоминает, что у него осталась только одна.

Прошел целый год боевых действий, и украинские солдаты испытывают сильный психологический стресс — ночные кошмары, расстройство сна, чувство вины, тревогу и приступы паники. На это жалуются как сами военнослужащие по всей Украине, так и лечащие их психологи. Некоторые даже кончают с собой из боевого оружия. Другие тихо страдают в больницах и на военных базах, в увольнительной и на передовой. Там им постоянно грозят российские удары, а их симптомы могут в любой момент усугубиться от новой контузии.

Эта проблема мучительна, повсеместна и плохо поддается лечению, ведь стране грозит постоянная опасность — даже вдали от линии фронта. Пусть зачастую и незаметные, военные неврозы и психические травмы — еще один трудный вызов, с которым столкнулись украинские военные, защищая страну от российского наступления.

ВСУ не раскрывают ни потери убитыми и ранеными, ни сколько солдат страдает от психических расстройств. Неясно даже, пытался ли кто бы то ни было оценить точный масштаб проблемы. Однако потери однозначно увеличиваются, ведь Украина ведет самую кровопролитную битву за Бахмут. Россия забрасывает город волнами наемников, и обе стороны несут огромные потери.

На восточной линии фронта часть украинских солдат поддалась панике и бросила позиции. Другие страдают от мощного стресса, но в тыл не просятся, зная, что население России втрое больше, а подкрепления доступнее. Однако даже лечившиеся от психических заболеваний сказали, что их почти сразу же отправили обратно на передовую.

На Украине, как и во многих других странах, обсуждать душевное здоровье открыто до сих пор не принято. Эта тема — табу, особенно для мужчин, и тем более солдат. А поскольку каждый день солдаты получают увечья и гибнут, многие считают неуместным обсуждать моральный ущерб.

"Тем самым ты причинишь боль и страдание другим, — объясняет Добровольский. Кошмары мучили его еще до того, как в декабре он потерял левую ногу, подорвавшись на мине близ Изюма, когда извлекал трупы. Он не помнит, чтобы обсуждал свои сны с однополчанами и товарищами по оружию, хотя они настолько яркие, что временами он ощущает, как свистят пули. — Ты же не знаешь, как они это воспримут. И захотят ли они потом воевать с тобой в одном окопе?"

Украинские военные говорят, что пытаются как-то примириться с тем, как их изменили боевые действия. Некоторые жалуются на моральную травму, когда им приходится лицезреть действия, противоречащие убеждениям, — а тем более в них участвовать. Это касается этического несогласия с приказами или невозможностью спасти однополчан, когда те гибнут или попадают в плен.

34-летний Егор Фирсов за последние недели потерял из своей бригады 16 человек. При этом двое покончили самоубийством. Он говорит, что у большинства знакомых налицо симптомы крайнего стресса.

"Я в вечном напряжении. Постоянно жду обстрела, — сказал он. Он вспоминает первый обстрел и прилив адреналина. Тогда ему даже показалось, что он счастлив. Трое суток он вообще не спал. — Но потом тебя все равно накрывает". Он рассказывает, что один друг, который никогда не теряет самообладания даже под огнем, во сне кричит о ракетах "Град".

Даже в перерывах, говорит Фирсов, он не может "отключиться" от войны. "Если пойдет дождь, я думаю о воде в траншеях", — рассказывает он. Когда в телефоне всплывают старые фотографии, он с трудом узнает себя прежнего.

Армейских психологов остро не хватает, и украинских солдат лечат гражданские — в том числе 62-летний Александр Федорец из госпиталя в Днепропетровской области вдали от фронта.

Кризисный психолог Федорец лечит солдат от острой стрессовой реакции, которая сопровождается тошнотой, учащенным сердцебиением и головными болями.

Он говорит, что от громких звуков его пациенты падают на землю или прячутся под койками. Многие не могут спать. Они боятся тишины и настороженно смотрят на гражданских, в которых видят предателей и коллаборационистов. Их страхи самые разные, от сиюминутных до долгосрочных.

"Они боятся спать, потому что привыкли, что в любой момент может быть обстрел и боятся потерять самоконтроль, — объяснил Федорец. — Они боятся, что психологический ущерб окажется необратимым и что вернуться к гражданской жизни они уже не смогут".

Их симптомы усугубляются контузиями, которые вызывают головные боли, шум в ушах, потерю памяти и нарушение концентрации.

На своих занятиях Федорец применяет метод отвлечения и специальную технику дыхания. Он занимается и групповой терапией, когда солдаты делятся друг с другом своими переживаниями, а он лишь направляет ход беседы. По его словам, после всего недели солдаты нередко чувствуют улучшение и могут снова вернуться в бой.

Однако на передовой его роль приходится брать на себя самим солдатам.

Иванов, заместитель командира роты по морально-психологической поддержке, отвечает за артиллерийские удары по российским войскам и сам регулярно попадает под обстрелы. Но при этом он заботится и о душевном здоровье сослуживцев.

Прошлой осенью был случай, когда один пьяный солдат размахивал гранатой и грозился себя подорвать. На то, чтобы отговорить его, ушло целых четыре часа. "В конце он заплакал, — вспоминает Иванов. — Он отдал мне гранату и пошел спать".

Помогая другим, Иванов смог лучше распознать и собственные симптомы. "Пережить посттравматическое стрессовое расстройство легче, когда ты понимаешь, чтó с тобой происходит", — объяснил он.

Когда весной прошлого года в Лимане погиб его командир, Иванов долго мучился: "Почему меня там не было? Я бы мог ему помочь". По его словам, избавиться от "сильной апатии" удалось лишь спустя много недель благодаря препаратам от тревожности.

А спустя несколько месяцев, когда украинские войска отбили Лиман, Иванов нашел среди обломков сгоревший танк командира. "Я чуть не заплакал", — вспоминает он.

24-летний Кирилл, командир танкового подразделения из той же бригады, что и Иванов, попросил не называть его фамилии. Он рассказал, что ему "очень живо" снятся кошмары, после которых просыпаешься с криком. 34-летний Александр, еще один командир танкового подразделения из той же бригады, признался, что воевать "очень тяжело морально".

"Постоянный стресс. Факт есть факт: снятся кошмары", — сказал он.

Многие служат уже целый год, а дома провели всего считанные дни.

48-летняя фельдшер с позывным "Весна" из полевого госпиталя в Донецкой области рассказывает, что пациенты "плохо спят, нервничают, постоянно встревожены и терпят нравственные муки, а также страдают болями в спине".

У некоторых наблюдаются такие симптомы, как головные боли и перепады настроения — нередко это следствие контузии. Но мало кто из солдат успевает полностью восстановиться перед возвращением на фронт. "Некоторым просто надо, чтобы с ними сидели и разговаривали. Но на это у нас нет времени", — сказала "Весна".

Другой медик из того же госпиталя с позывным "Тринадцатая", сказала, что ресурсы настолько ограничены, что "если к нам пришлют двоих солдат, одного с ранением, а другого с психической травмой, то необходимой помощи он не получит, даже если на его глазах убили сослуживца".

"Тринадцатой" 24 года, а ее единственный родной брат погиб на передовой в прошлом месяце, ему было 22. Тогда она взяла всего пять дней отпуска. Говорить об этом, признаётся она, — все равно что бередить рану. "Если я сейчас сорвусь, то не смогу дать людям то, что им нужно", — сказала она.

38-летний военный врач Роман тоже попросил не называть его имени из страха возмездия. Он рассказал, что у него диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство еще в 2015 году, когда во время короткой увольнительной его не отпускали кошмары.

Его снова мобилизовали с началом боевых действий 24 февраля, но прошлой весной он дезертировал. По его словам, начальство потребовало, чтобы он продавал пожертвованные медикаменты за наличные. После этого он вернулся, но уже добровольцем. С тех пор он побывал в самых горячих точках, где занимался лечением и эвакуацией пациентов. Совсем недавно вернулся из Бахмута.

Роман сказал, что его до сих пор мучают кошмары и сильные перепады настроения. А еще он не ездит общественным транспортом, чтобы не слушать, как люди обсуждают бои. "А неделю назад я засунул себе в рот пистолет", — признаётся он.

Чтобы справиться со стрессом, он нередко прибегал к спиртному. После гибели однополчанки он искал ее ногу в радиусе целого километра, но так и не нашел. На похоронах ее сын спросил, где нога. "Пивом и водкой этого не зальешь, — сказал он. — Но славяне умеют держаться, особенно украинцы".

38-летний армейский психолог Андрей Козинчук сказал, что солдатский стресс усугубляет всенародное ожидание героизма. В его батальоне уже двое покончили с собой. Один застрелился, когда не нашел обезболивающего. "Мы боимся обращаться за помощью", — считает Козинчук.

По его словам, психологи вроде него работают своего рода "мостиком" между военной и гражданской жизнью.

43-летнего Александра Васильковского отправили на восток в 2014 году. Там он воочию увидел, что такое стресс. Когда в феврале прошлого года Россия ввела войска, он волновался, что Украина снова наступит на те же грабли и не сможет оказать ветеранам должной поддержки.

На пожертвования он организовал в Харьковской области реабилитационный центр для военнослужащих.

С июня переоборудованное медицинское учреждение принимает по 100 солдат в неделю, причем многие из них прибывают с самых суровых фронтов.

На неделю они забывают въевшиеся страхи. Расслабляются в соляных камерах, проходят сеансы ароматерапии и медитации и плавают в бассейне с подогревом. Кроме того, они проводят время с семьями — это редкий шанс увидеть родных после нескольких месяцев разлуки.

Лечением занимается 34-летний армейский психолог Максим Байда, побывавший на передовой. Начиная с прошлого лета всего здесь побывало почти 2,5 тысячи солдат. По его словам, более 10% из них прибывают с мыслями о самоубийстве. Сегодня половину пациентов составляют участники ожесточенных боев под Бахмутом.

По словам Байды, больше всего они боятся, что прошлая травма повторится.

"Они боятся, что их снова обстреляют или убьют их друзей, — сказал он. — Кроме того, тревогу усугубляет накопившаяся усталость".

"Один парень сказал: "Я убил 35 человек. Не могу себе этого простить. Не могу с этим жить", — вспоминает Байда.

Когда боевые действия закончатся, он надеется помочь пострадавшим солдатам обрести душевное равновесие. Но сейчас он старается лишь "стабилизировать их, чтобы они могли вернуться в строй и выполнять команды".

На улице солдат с позывным "Катран" прогуливается с женой и двумя дочками. До этого момента за весь прошлый год они провели вместе всего десять дней.

"Мне уже лучше, — говорит он. — Но вернуться на фронт я еще не готов".

Внутри 57-летний Иван Гребин плещется в бассейне с подогревом. По его словам, всего за пять дней он ощутил прилив сил. Сон наладился, стресс прошел, а головная боль утихла. Он бы хотел побыть здесь еще немного.

Он понимает, что скоро снова окажется под обстрелом, и чувствует, как страх возвращается, — волнами. Но за короткую отдушину он обрел второе дыхание и понял, что справится.

"От бесстрашия становишься хорошим бойцом, — сказал он. — Но если и выживешь, то, наоборот, благодаря страху".