UnHerd: матч-реванш Байдена и Трампа еще больше разобщит американцев

В тишине зимнего дня на поле, где в годы Гражданской войны произошло сражение при Энтитеме, за идиллическими холмами видны ряды маленьких белых надгробий местного кладбища. И, ступая по земле, где развернулась самая кровопролитная битва в американской истории, меланхоличный посетитель, скорее всего, спросит себя, могут ли предстоящие президентские выборы обернуться самой серьезной угрозой для будущего страны с 1860 года.

После своей победы в Айове Дональд Трамп стал главным претендентом на выдвижение от Республиканской партии. Ведущие комментаторы левого толка предупреждают, что, если его выберут, он превратится в диктатора и положит конец демократии. Между тем правые непоколебимо убеждены, что из-за ослабления умственных способностей Джо Байден уже не в состоянии выполнять обязанности президента и что он попросту не доживет до конца второго срока.

Эти острые эмоции — вовсе не типичные проявления межпартийной борьбы, которая разворачивается каждые четыре года в предвыборный сезон. На самом деле они являются предвестниками гораздо более глубокого разлада внутри американского общества. Вот уже более двух десятилетий американцы страдают от нескончаемых кризисов внутри страны и за рубежом — от продолжительной войны с терроризмом до пандемии COVID и протестов, разразившихся после убийства Джорджа Флойда. Все это неизбежно ведет к национальному истощению и глубокому пессимизму в вопросе будущего демократии.

Наш пессимизм возродил некогда немыслимую идею разделения или, выражаясь сегодняшним языком, "национального развода". Согласно результатам опроса, проведенного Университетом Вирджинии в 2021 году, более 80% американцев — поддерживающих как Байдена, так и Трампа, — ответили, что избранные должностные лица из противоположной партии представляют "явную и реальную опасность для американской демократии". Но самым шокирующим стало то, что 41% избирателей Байдена и 52% избирателей Трампа заявили, что дела настолько плохи, что они поддерживают идею выхода из состава Соединенных Штатов. Как показали результаты опроса Ipsos, спустя два года цифры остались практически такими же, и пятая часть американцев решительно хочет отделиться.

Специально для тех, кто считает подобные опасения просто истерикой, я хочу напомнить, что путь Америки к Гражданской войне занял несколько десятилетий. В марте 1850 года влиятельный государственный деятель южных штатов Джон Кэлхун выступил с пророческим предупреждением, адресованным Сенату: "Огромная ошибка — полагать, что разъединения можно добиться одним ударом. Нити, связывающие эти штаты в один общий cоюз, слишком многочисленны и крепки для этого. Чтобы разъединение случилось, должно пройти время".

На то, чтобы эти нити лопнули, ушло около 40 лет — от первый страстей, вспыхнувших после достижения Миссурийского компромисса в 1820 году, и до сражения за форт Самтер в апреле 1861 года. Начиная со схватки Буша и Гора в 2000 году, Америка вот уже почти четверть века находится в процессе делегитимации национальных выборов и демонизации наших политических оппонентов и сограждан. Уже целое поколение выросло на цинизме своих взрослых, который подпитывается соцсетями и падкими на сенсации СМИ.

Трагическая история раскола Севера и Юга сегодня служит нам суровым предупреждением. Выборы 1860 года стали кульминацией нескольких десятилетий неспособности достичь приемлемого компромисса в вопросе о расширении и ограничении рабства на новых территориях Запада. Миссурийский компромисс 1820 года, компромисс 1850 года и закон Канзас-Небраска 1854 года представляли собой грандиозные и чрезвычайно похвальные попытки прийти к стабильному соглашению. Но в конечном счете они привели лишь к ощущению предательства и подозрениям, потому что более ранние соглашения, такие как Миссурийский компромисс, оказались отменены в результате дальнейших маневров. Что еще хуже, обеим сторонам казалось, что они пытаются уничтожить образ жизни друг друга, — это было особенно характерно для южан, которые понимали, что в экономическом и демографическом смысле они отстают от Севера и которые воспринимали любые попытки ограничить распространение рабства как часть политики, призванной положить конец рабству по всей стране.

В том же году Авраам Линкольн был кандидатом от новой политической партии "Республиканцы" и активно выступал против распространения рабства на новых территориях. Хотя он неоднократно обещал не предпринимать никаких шагов для отмены рабства там, где оно было законным, Линкольна, тем не менее, назвали "черным республиканцем" и фанатиком-аболиционистом. Активисты и лидеры Юга предупреждали, что в случае избрания Линкольна Юг сумеет выжить, только окончательно выйдя из Союза. И в течение месяца после его победы Южная Каролина совершила тот роковой шаг, за которым в течение следующих нескольких месяцев последовала большая часть Юга. Через месяц после инаугурации Линкольна произошло нападение на форт Самтер около города Чарльстон и началась Гражданская война.

Спустя полтора столетия матч-реванш Байдена и Трампа, похоже, еще больше разобщит страну. Если мы хотим избежать возможного повторения событий 1860 года, мы должны вспомнить убедительное предостережение Линкольна, с которым он выступил в своем обращении на собрании лицея в Спрингфилде, штат Иллинойс: "В какой же момент следует ожидать приближения опасности? Я отвечаю: если она когда-нибудь настигнет нас, то возникнет среди нас; она не может прийти извне. Если разрушение — наш удел, то мы сами запустим его и положим ему конец".

Последние несколько лет американские граждане и политический класс предпочитали заигрывать с опасностью, о которой предупреждал Линкольн. Почему так происходит, остается загадкой. Очевидно, что раны Вьетнама и Уотергейта так полностью и не зажили. Некоторые обозреватели, такие как Кристофер Колдвелл (Christopher Caldwell), винят во всем ныне повсеместную иждивенческую психологию, другие, такие как Джордж Пэкер (George Packer), указывают на несправедливость социальной и экономической систем. Еще в середине 1960-х годов Филип Рифф (Philip Rieff) предупреждал о "триумфе терапии", которая ставит эмоции выше разума. Какими бы ни были причины, прежняя золотая середина была уничтожена.

Чем больше Америка превращается в страну крайностей, тем сложнее становится политика. Президент, который призывает своих последователей идти маршем к Капитолию, и спикер Палаты представителей, который физически разрывает речь президента о положении страны в эфире национального телевидения, ослабляют узы гражданского общества. Политика, основанная на антагонизме сторон, — это вообще не политика, а скорее результат неспособности политики создать общее ощущение компромисса и согласия, пусть даже неполного. Власть обеих сторон будет то возрастать, то ослабевать, но каждая из них будет все больше чувствовать себя угнетенной. Как отметил историк Дэвид Поттер (David M. Potter) в своей авторитетной истории начала Гражданской войны, "национализм Юга родился из обиды, а вовсе не из чувства отдельной культурной идентичности".

Если ощущение угнетенности и чувство обиды будут зреть достаточно долго, они приведут либо к убеждению, что одна сторона должна окончательно победить, как полагал Линкольн, либо к мысли, что единственное решение — это разделение. Как предупреждал Линкольн во время своей предвыборной кампании 1858 года, "дом, разделенный сам в себе, не устоит". Неустанное отравление общественного мнения в довоенной Америке фатальным образом подорвало чувство общей национальной идентичности. Граждане поверили в разобщающие стереотипы друг о друге, что еще больше укрепило чувство отчуждения. "Процесс замены реальности стереотипами может нанести серьезный вред духу единства, — отметил Поттер, — поскольку он заставит обе [стороны] забыть о том, насколько они похожи друг на друга".

Это применимо и к современной Америке, где обе стороны считают друг друга нелегитимными, а сторонников друг друга – "отбросами общества", аморальными и злыми. Однако не может быть никакого национальной единства, если нет ощущения, что ваши политические оппоненты одновременно с этим являются еще и вашими согражданами с вполне легитимными убеждениями. По мере того, как наши познания в американской истории становятся все более смутными, мы рискуем забыть, что внутри республики всегда есть другая сторона, с которой необходимо в определенной степени договариваться, иначе суть политики будет сведена лишь к власти, что повлечет за собой бесконечную и обостряющуюся борьбу.

Те, кто пытается криком заглушить мнения, с которыми они не согласны, кто выступает за ограничение свободы слова, кто запугивает и заставляет замолчать политических оппонентов, кто подвергает цензуре свободный поток информации, несут на себе тяжелое бремя ответственности за распад нашего общества. Догма разрушает рациональные аргументы и заглушает менее пронзительные голоса, из-за чего становится все труднее искать золотую середину, благодаря которой республика и выживает.

Однако большинство из нас не хотят обо всем этом думать. Занимаясь своей повседневной жизнью, мы можем в какой-то момент поверить, что это просто новая норма, что это развлечение, что ничего действительно серьезного никогда не произойдет, и на своем веку мы никогда не увидим широкомасштабных гражданских волнений или настоящего "развода". Такая беззаботность может оказаться фатальной ошибкой.

Вот что Поттер пишет о довоенной Америке: "Сама привычность кризиса — его хроническое присутствие на протяжении трех десятилетий — породила презрительное отношение к нему. Было так много громыханий, за которыми ничего не следовало, что люди начали воспринимать частые предостережения как заверения в том, что ничего никогда не произойдет, а не как указания на то, что рано или поздно что-то обязательно случится".

В своей книге "Воспитание" Генри Адамс напишет полвека спустя, что за исключением крошечного меньшинства сепаратистов "ни один человек в Америке не хотел гражданской войны, не ожидал и не рассчитывал на нее". То есть, несмотря на бурную политическую активность в 1850-х годах, большинство американцев погружались в омут, сами того не подозревая.

Теперь, когда паника и ненависть распространяются все больше, так ли немыслима ужасная перспектива гражданской войны в нашем нынешнем обществе? Никто из нас не знает, как именно может протекать "развод" или гражданская война в 21 веке. Это не будет повторением событий 1860-х годов, потому что сегодня у нас нет четкого разделения на две части — столкновения происходят внутри каждого города, внутри каждого штата. Даже в убежденно красных штатах есть ярко-синие города, из-за чего повторение сценария отделения штатов практически невозможно.

А что насчет общего социального раскола, из-за которого сосед начинает ссориться с соседом? Повторюсь, бесконечная сложность такого конфликта может стать тем фактором, который помешает ему разразиться, но в Испании в 1930-е годы регулярные столкновения между республиканскими сторонниками правительства и консервативными националистами в конечном счете привели к полномасштабной гражданской войне 1936 года, в которой даже армия раскололась на две части. Разве мы не наблюдаем того же самого в наших собственных городах с 2020 года — после смерти Флойда, а теперь и в связи с антиизраильскими протестами?

Дело в том, что как только народ решает, что он больше не может жить сообща, или когда граждане разделяются на явно противоположные блоки, уже невозможно предсказать, как именно разразится конфликт. Но говорить, что этого не произойдет, значит игнорировать историю. Линкольн тоже преуменьшал угрозу отделения Юга во время своей кампании 1860 года, не веря, пока не стало слишком поздно, что Юг когда-либо сделает этот финальный шаг.

Сегодня, несмотря на все надежды, что достаточное количество граждан соберутся вместе и восстановят золотую середину, все же трудно отделаться от ощущения, что, какими бы ни оказались итоги голосования в ноябре, значительная часть страны будет считать их нелегитимными, а своих сограждан — врагами. Хотя на этот раз мы, вероятно, сумеем увернуться от мощи социального урагана, скорее всего, он все равно окажет свое воздействие, истощив нашу страну перед своей следующей атакой.