Salon: будущие войны сведутся к тому, кто сможет быстрее внедрять новую технику

Почти все ракеты и беспилотники были уничтожены израильскими военными и их союзниками. Сообщается, что большое количество иранских баллистических и крылатых ракет не удалось запустить или они разбились, не долетев до Израиля. Те немногие ракеты, которые достигли Израиля, причинили минимальный ущерб и не привели к гибели людей. К сожалению, одна семилетняя девочка была тяжело ранена шрапнелью недалеко от авиабазы Неватим на юге Израиля.

Атака Ирана была публично срежиссирована так, чтобы стать скорее символическим актом возмездия. Скорее сигналом, но ни в коем случае не актом, направленным на причинение Израилю максимального ущерба. На данный момент иранское правительство объявило о прекращении наступательных военных операций против Израиля. Однако в воскресенье Иран предупредил, что оставляет за собой право ответить гораздо более сильными и смертоносными ударами в будущем, если сочтет это необходимым.

Военный кабинет Израиля, в который входят премьер-министр Биньямин Нетаньяху, министр обороны Йоав Галлант и бывший министр обороны Бенни Ганц, — этот кабинет провел несколько рабочих заседаний после субботнего нападения Ирана. В понедельник начальник штаба Армии обороны Израиля генерал-лейтенант Герци Халеви заявил, что Израиль ответит на иранское нападение. Форма этого ответа, будь то прямой военный удар, кибервойна или тайная операция, публично не разглашается. Администрация Байдена предупреждает израильтян, что Соединенные Штаты не будут (по крайней мере, публично) поддерживать ответный военный удар Израиля против Ирана. Ясная цель администрации Байдена — деэскалация конфликта между Израилем и Ираном до того, как он выйдет из-под контроля и перерастет в гораздо более масштабную и потенциально гораздо более разрушительную региональную войну, которая неизбежно втянет в себя Соединенные Штаты.

На момент написания этой статьи о контратаке израильтян в отношении Ирана официально не сообщалось. Правда, в соответствии со своей политикой сдерживания противника израильское правительство дает понять, что если такие действия и будут предприняты, то это произойдет скорее раньше, чем позже.

В попытке лучше понять эти бурные события я и провел мой недавний разговор с Эллиотом Акерманом. Во-первых, он помогает понять, что они значат эти события для Ближнего Востока и для мира в целом. Во-вторых, становится яснее, как нападение Ирана на Израиль связано с конфликтом на Украине.

Чонси Девега: В минувшую субботу Иран нанес ответный удар Израилю, запустив сотни дронов и ракет. Как вы все это оцениваете?

Эллиот Акерман: Мы начинаем замечать некоторые закономерности в том, что касается иранцев. Когда их ставят в такое положение, когда они знают, что по внутриполитическим причинам они должны ответить на какой-то вызов, иранцы наносят ответный удар. Но они точно выверяют силу своего ответа, не делают его слишком опасным. Например, после того, как США убили иранского генерала Касема Сулеймани, иранцы отреагировали, но их ракетная атака оказалась не особо эффективной. В результате того удара по Ираку ни один военнослужащий США не погиб. В то время действия иранцев широко высмеивались как свидетельство их некомпетентности. Но за нападение Израиля на консульство в Сирии иранцы предпочли ответить напрямую, а не через своих прокси (марионеток).

Иранцы понимали, что их системы вооружений не смогут преодолеть израильские, американские, британские и арабские контрмеры. Иранцы могут заявлять о некоей "победе" в попытке нанести удар по Израилю, но в то же время им не нужно опасаться массированного возмездия Израиля, которое могло бы произойти, если бы значительная часть их 250 беспилотников нашла свои цели. Ведь это привело бы к гибели мирных жителей внутри Израиля.

Очевидно, что опасность такого подхода с иранской точки зрения заключается в том, что вы полагаетесь на эффективность контрмер вашего противника. Вы как бы полагаетесь на него в том, чтобы конфликт не вышел из-под контроля.

— То, что вы здесь говорите, очень важно и касается не только иранцев. Это касается человеческого поведения. Когда мы смотрим на противника и видим, что он ведет себя непонятным для нас образом, мы предполагаем, что он иррационален. Однако на самом деле иранцы вполне рациональны в своем поведении — просто они исходят из другой логики или понимания фактов. Это должно заставить нас попытаться понять, наконец, логику их действий. Как видит мир иранское руководство в Тегеране? Если мы совершим этот "прыжок на место нашего оппонента", мы сможем лучше понять их поведение и оценить его рациональность.

— Эти решения всегда принимаются как для внутреннего, так и для внешнего потребления. После удара по Израилю в субботу муллы заявили, что он достиг всех своих целей, не раскрывая при этом, в чем заключаются эти цели. Эти заявления о победе были предназначены для внутренней иранской аудитории. Как и в Соединенных Штатах, в Иране почти всем движет внутренняя политика. Конечная цель иранцев — продолжать сеять раскол на Ближнем Востоке, чтобы сохранять здесь влияние. В конечном счете, хаос на Ближнем Востоке означает для Тегерана, что другие игроки в регионе не отодвинут Иран на периферию.

— Если бы иранские дроны нашли свои цели и сотни израильтян были бы убиты, кризис обострился бы. Мы увидели бы совсем другой ответ Израиля по сравнению с тем, что мы видим сейчас. Каждый раз, когда кто-либо из действующих лиц решает бросить наудачу из стакана "железные кости войны", существует значительная вероятность того, что он просчитается и выпадет неудачное сочетание костей. Во всех войнах, включая те войны, в которых обе стороны хотят сражаться, присутствует фундаментальный просчет, поскольку обе стороны всегда верят, что могут победить. Однако по определению, обе стороны не могут победить, байки про "каждый здесь победитель" оставьте для физкультурников. Это очень опасная игра, в которую сейчас вовлечены все на Ближнем Востоке. Все, что мы можем сделать, — это надеяться, что нынешний кризис снизит свою остроту. И что это балансирование на грани войны, эти перестрелки между Израилем, Ираном или кем-то еще прекратятся.

— В американских СМИ преобладает мнение, что 7 октября и 11 сентября — сопоставимые события. Это неправильная парадигма. Израиль не переживал теракты 7 октября 2023 года так же, как мы, американцы, переживали 11 сентября 2001 года. 11 сентября не имело экзистенциального значения для Соединенных Штатов. Люди не задавались вопросом, будут ли США существовать через два или три года. А краеугольным камнем израильского опыта является экзистенциальная уязвимость Израиля. Он прижат спиной к стене, окружен соседями, многие из которых пообещали уничтожить его. Некоторые и поныне не признают право Израиля на существование. 7 октября больше похоже на то, что Соединенные Штаты и Британия пережили, столкнувшись с нацистской Германией во Второй мировой войне. Это означает, что Израиль как нация может выдержать гораздо более высокий уровень гнева международного сообщества из-за его столь жесткой реакции на события 7 октября.

— Они оба могут уничтожить друг друга, если захотят. У Израиля есть ядерное оружие. Судя по всему, у иранцев есть возможность обогатить уран и создать ядерное оружие в короткие сроки. Если бы обе стороны когда-либо полностью сняли перчатки, это было бы разрушительно для региона. Более важный вопрос: какая сторона сможет наиболее эффективно перехитрить другую? Кто из них — Израиль или Иран — сможет эффективнее использовать сочетание военной и дипломатической мощи, чтобы загнать противника в тупик?

— В отличие от долговременныхсоюзов, которые мы видим, например, между Соединенными Штатами и Израилем, или между США и Иорданией, Россия подходит к своим международным отношениям более ситуативно. У России нет союзников, у нее есть интересы. Общие интересы России и иранцев на данный момент заключаются в том, что иранцы снабжают Москву оружием, а Россия дает им взамен что-то для них важное. Россию и Иран также сближает то, что обе эти страны являются антагонистами США. Но я не думаю, что иранцы или русские будут поддерживать друг друга с тем же жаром, с каким западные страны берут под крыло Израиль.

— Великий военный теоретик XIX века Клаузевиц сказал, что "природа войны — это резня". Ничего из того, что я вижу, не заставляет меня поверить в то, что, несмотря на все современные технологии, эта жестокая фундаментальная природа войны изменилась. Однако на протяжении веков человечество создавало новые инструменты для ведения войны. Мы переживаем момент, когда на поле боя появляется много новых инструментов убийства. Эти новые инструменты заставляют командиров внедрять инновации. С начала украинского конфликта я несколько раз ездил на Украину. Каждый раз, когда я возвращаюсь туда, война принимает другую форму. Есть новые технология. Разработаны новые тактики и контртактики. И кажется, что эти циклы становятся быстрее. Мы можем рассчитывать на их ускорение в будущем. Я убежден, что если когда-нибудь в XXI веке, особенно в ближайшие 10–15 лет, произойдет война между США и Китаем, НАТО и Россией или кем бы то ни было, то мы, оглянувшись назад на Украину скажем: это был момент, похожий на гражданскую войну в Испании в 1930-е годы. С технологической точки зрения гражданская война в Испании послужила преддверием Второй мировой войны. На Украине мы можем стать свидетелями аналогичного периода.

— Все будет сводиться к тому, кто сможет наиболее эффективно внедрить новую технологию и отреагировать на то, как ее же в свою очередь потом будет использовать противник. Это цикл инноваций и контр-инноваций. И весь вопрос в том, кто может развернуться, адаптироваться, опередить и внедрить инновации лучше, чем противник. Когда мы смотрим на будущее войны, победители и проигравшие будут определяться тем, кто сможет быстрее переключаться между различными типами технологий. Кто сможет отказаться от высокотехнологичных и изысканных платформ, таких как F-35 и авианосцев класса "Форд", а затем, потеряв их, переключиться на менее технологичные формы ведения войны? Будущее войны будет представлять собой смесь очень высоких и очень низких технологий. Победителями станут те, кто сможет умело действовать между двумя этими полюсами.

— Когда я последний раз был на Украине, несколько солдат показали мне видео зачистки траншей. Траншеи выглядели как декорация из Первой мировой войны. Но перед тем как солдаты спускались зачищать от врага траншеи, до полудюжины дронов. Дроны летят первыми, и если они обнаружат в траншее недобитого врага, они приканчивают его при помощи несомой ими взрывчатки.

Вот такой вот символ соединения старого и нового: примитивная траншея откуда-то из Первой мировой войны и новейшие технологии, при помощи которых мы ее расчищаем. Соединение между высокими и низкими технологиями, как я объяснял ранее, заключается, например, в использовании электронных средств противодействия дронам. Мы с вами можем развернуть вдвоем определенный тип пакета электронного противодействия, который отключит дроны нашего противника. У нас будет двухчасовое окно полной электронной безопасности: враг не сможет управлять внутри созданного нами "электронного вакуума" своими дронами.

Правда, и вы в этих условиях не сможете пользоваться сотовыми телефонами. У вас не будет работать GPS. Вы не сможете управлять и какой-либо другой технологией беспроволочного типа внутри этого пузыря РЭБ — радиоэлектронной борьбы.

Но вот вы и ваш противник выходите из этого пузыря.

И что происходит? Вы стреляете друг другу в лицо из обычных, еще "дедовских" пистолетов-автоматов.

В любой современной войне, и особенно в войне будущего, будет теперь идти некоторое чередование технологий разных времен, когда солдаты должны будут понимать, что могут в любой момент вдруг вернуться к самым простым техническим решениям. Солдаты должны будут знать: может сложиться ситуация, когда они вдруг теряют связь со своими роями дронов. И тогда вдруг ты переходишь от использования искусственного интеллекта к обычному компасу. А артиллерию приходится наводить на противника дедовскими методами корректировки — по карте, с указанием координат. И все это современному воину надо делать грамотно, "без швов".

— Эти вещи связаны с сезонами. Можно утверждать, что массовое перемещение войск невозможно, потому что эти войска будут обнаруживаться и уничтожаться с помощью дронов. Но если вы можете развернуть средства электронного противодействия, что дает вам, например, площадь в 100 или хотя бы 10 квадратных километров, где ничего не летает, у вас появляется шанс сосредоточить войска в определенной точке. История войн — это история все более быстрых маневров, это танец смерти. Соединенным Штатам нужна армия, которая будет достаточно гибкой, чтобы быстро адаптироваться ко всему этому, потому что этот цикл будет только ускоряться.

— Существует старая поговорка: если тебя просят об оружии, самое опасное — это напрасно обнадежить человека. Если не можешь сказать "да", говори сразу "нет". А самый худший ответ — медленное и повторенное много раз "нет" после первоначального "да". Я бы сказал, что то, что мы сделали с Украиной, в некотором смысле даже хуже, чем медленное "нет", поскольку мы дали им медленное "да". Например, если бы в марте 2022 года начали появляться "Абрамсы", ATACMS и F-16, это могло бы иметь реальное значение. Но мы тогда отказали.

Но точно так же, как на поле боя, человек маневрирует во времени. Время также является пространством для маневра на поле боя. Мы позволили сильно обойти себя с фланга по времени и затянули с поставками украинцам этих систем вооружения. Характер поля боя изменился. Русские сейчас укрепились и окопались так, как никогда не укреплялись раньше. Эффективность поставляемых нами украинцам систем вооружения уже не будет такой высокой, как могла быть два года назад. Должны ли мы по-прежнему отправлять Киеву оружие? Да, мы должны, и оно все равно будет иметь свое значение. Но мы упустили свои возможности. И я бы сказал, что если бы это оружие появилось на Украине гораздо быстрее, сегодня мы могли бы оказаться там в совершенно ином положении.

Устойчивая поддержка, которая — и в этом мы должны будем убедить русских — будет длительной. Что приведет Путина и Зеленского к столу переговоров, так это если Путин поверит, что у него нет возможности "переждать" энтузиазм американцев и европейцев. Как это ни парадоксально, но, вложившись в войну и убедив нашего противника, что мы ни за что не уйдем, мы получим более короткую войну.

А вот если мы будем говорить двусмысленности и ставить свою поддержку в зависимость от слишком большого количества переменных факторов, мы получим гораздо более затяжной конфликт. Мы видели это в Афганистане, когда нам не удалось победить исламистов. Украинцам нужно, чтобы Соединенные Штаты заняли такую позицию, которая убедит русских в том, что наша решимость не ослабевает и что украинцы смогут воевать вечно. Это самый очевидный способ усадить русских за стол переговоров, чтобы положить конец украинскому конфликту.