Duvar: в энергетике Турция решила заменить Россию Америкой, но ничего не выйдет

Глава минэнерго Турции Алпарслан Байрактар (Alparslan Bayraktar) в интервью газете Financial Times заявил, что Анкара ведет переговоры с ExxonMobil о поставках 2,5 миллиона тонн сжиженного природного газа (СПГ) в год. Как пояснил Байрактар, соглашение может быть рассчитано на десять лет, Турция будет платить ExxonMobil 1,1 миллиарда долларов ежегодно.

Что означают эти переговоры? Какова доля США на турецком рынке? Достаточно ли Анкаре 3,2 миллиарда кубометров газа в год, которые будут поступать от ExxonMobil, для диверсификации поставщиков? Почему в рамках такой диверсификации Турция выбрала Америку?

По данным Управления по регулированию энергетического рынка Турции (EPDK), в 2023 году Турецкая Республика импортировала 50 миллиардов кубометров газа, из которых 14,27 миллиарда поступили в виде СПГ, а остальные 36,21 миллиарда были переданы по трубопроводам. Доля СПГ составила 28,37%, трубопроводов – 71,73%. В 2022 году Турция импортировала 54 миллиарда кубометров голубого топлива, из которых 27,75% пришлось на СПГ. Примечательно, что в прошлом и позапрошлом годах львиная доля в поставках газа в Турцию принадлежала России: в 2022 году она составила 39%, а в 2023-м – порядка 43%. Сегодня Москва сохраняет свои позиции на фоне увеличения доли СПГ в импорте газа. А что насчет Вашингтона?

Газовая торговля между Америкой и Турцией началась в 2016 году, после того как США в 2015 году отменили запрет на экспорт и в том же году начали поставлять голубое топливо на мировой рынок. В 2016 году Анкара закупила у Вашингтона 243 миллиона кубометров газа, то есть США вышли на турецкий рынок с долей 0,53%. В 2022 году она выросла до 10%. Иначе говоря, Соединенные Штаты за столь короткий период заметно увеличили свое присутствие на газовом рынке Турции. А в 2023 году этот показатель варьировался на уровне 6-7%. Следует отметить, что на спотовом рынке СПГ колебания являются обычным явлением по таким причинам, как появление новых игроков, поставляющих газ по более доступным ценам, или перепродажа приобретенного СПГ. К примеру, Турция в 2023 году также приобрела СПГ в разных объемах у Франции, Норвегии и Мозамбика. Но, если существует такое разнообразие предложений, что же Байрактар подразумевает под диверсификацией поставщиков?

Глава энергетического ведомства Турции на самом деле резюмировал ситуацию, с которой мы часто сталкиваемся не только в сфере энергетики, но и в повседневной жизни: отказ от использования единственного источника. Показательным в этом отношении является доля СПГ и трубопроводов. Более 70% из 50 миллиардов кубометров газа, импортированных в 2023 году, поступило по трубопроводам (Россия, Иран, Азербайджан). На эту долю указывает и акцент Байрактара на том, что продление долгосрочных контрактов с Ираном и Россией будет определено в ближайшие несколько лет. Иными словами, Турция по сути говорит понятную вещь: "Трубопроводы соединяют меня с одним поставщиком, я должен исключить риск остаться без газа в случае кризиса или войны и, если это возможно, сократить количество закупаемого топлива". Здесь имеет смысл сосредоточить внимание на России, поскольку доля Ирана, хотя и варьируется, но не превышает 20%.

Что касается Москвы и "Голубого потока", а также "Турецкого потока", ее вес на турецком рынке составляет в среднем 40%. В этом смысле поиск альтернативы России можно понять. Однако здесь возникают три вопроса. Во-первых, если Анкара настолько зависела от Москвы, то почему так долго ждала, прежде чем начать действовать? Россия является основным поставщиком газа в Турцию с 1987 года, а со временем к этому добавилось еще два новых маршрута.

Во-вторых, стремление не зависеть от одного источника тоже объяснимо. И выбор России в качестве цели также можно интерпретировать как "лучше поздно, чем никогда". Но только ли в сфере природного газа Турция зависит от России? Что будет с АЭС "Аккую"? Другими словами, в то время как основным игроком на энергетическом рынке Турции, начиная от нефти и заканчивая природным газом, является Россия, какое место в этом понимании энергетической безопасности занимает привязка производства электроэнергии, а именно – еще одного направления в сфере энергетики, к России сроком на 55 лет? Более того, в то время как к этому также может добавиться проект АЭС в Синопе, хватит ли чуть более трех миллиардов кубометров газа, поступающих ежегодно из США, чтобы уменьшить зависимость от России по трем направлениям энергетики? Вряд ли.

Наконец, не секрет, что на одной грани отношений между Москвой и Анкарой находятся экономика и энергетика, а на другой – политическая и геополитическая напряженность. Стороны, как правило, управляют этим процессом в зависимости от конъюнктуры. Так, одним из примеров служит хаб, идея которого была выдвинута перед выборами в прошлом году. Не повлияет ли объявление Анкары о том, что она сократит в определенной мере закупки газа у Москвы, на хаб, который Россия планирует создать в Турции? Ведь это, с точки зрения Кремля, создает ситуацию "от добра добра не ищут". Более того, как он воспримет закупку голубого топлива именно у Америки, а не у таких поставщиков, как Египет, Алжир, Нигерия, Норвегия, Катар? И вот на данном этапе следует искать ответ на вопрос, почему Турция пошла на риск ухудшения отношений с Россией и выбрала США в качестве поставщика?

С 2015 года, когда США вышли на рынок СПГ, ожидалось, что у них будет два перевалочных пункта: Азиатско-Тихоокеанский регион и Европа. Америке было трудно установить доминирование в Европе, поскольку при всем уровне потребления доминирующими игроками на рынке были Россия, Норвегия и Катар. С другой стороны, Соединенные Штаты независимо от рыночной динамики выступали против переговоров между СССР и Европой по природному газу даже во время некоторого потепления в период холодной войны, однако в какой-то момент были вынуждены допустить это. После холодной войны Россия усилила свои позиции на европейском рынке. Почти на каждом саммите G8, G7 и НАТО Вашингтон давал Брюсселю сигнал об избавлении от этой зависимости. Поскольку до 2015 года вопрос "все это, конечно, интересно, но у кого мы будем покупать газ" оставался без ответа, предупреждения обычно обходили тем, что в зале переговоров кивали головой, а за его пределами действовали по своему усмотрению.

После 2015 года США постепенно стали заметны на европейском рынке. С началом военного конфликта между Россией и Украиной в феврале 2022 года первым делом было сказано: "Мы вытесним Россию с европейского рынка". Собственно говоря, это подтверждается данными. В 2021 году 26% от общего импорта газа в ЕС составлял СПГ, тогда как в 2023 году этот уровень достиг 42%, при этом неудивительно, если в 2024 году он дойдет до 50%. В прошлом году львиная доля импорта СПГ в ЕС принадлежала США, откуда была поставлена почти половина закупленного Евросоюзом СПГ (48,7%). А доля России, составлявшая порядка 40%, упала до 10%. Таким образом, в то время как Вашингтон пытается теснить Москву на геополитической арене, американские энергетические компании извлекают выгоду из этого.

Турция тем временем, как видно, вносит свой скромный вклад и диверсифицирует закупки СПГ, не исключая США. Она продолжала закупать газ у Америки с 2016 года, хотя и в разных объемах. Ценовой привлекательности спотового рынка едва ли будет достаточно для официального объяснения в этом контексте. Обратите внимание, упомянутые рынки – и ЕС, и Турция – находятся под зонтиком НАТО. Хотя советская "угроза", которая и была причиной существования этого зонтика, сегодня исчезла, Россия всегда находилась на первом месте в списке подозреваемых. Даже в условиях холодной войны выход СССР на рынки ЕС и Турции всегда рассматривался как угроза для США, однако приоритет менялся. И вот на данном этапе добыча сланцевого газа в Америке превратилась в новый инструмент ослабления России. Возможно, США в голос говорили своим союзникам: "Не покупайте газ у России", – а шепотом добавляли: "Вы можете купить у меня", – поскольку это соответствует методам Соединенных Штатов, в которых экономика переплетается с геополитикой.

Таким образом, ведение Турцией переговоров о закупках газа у США в соответствии с долгосрочным соглашением, в то время как Анкара нуждается в иностранной валюте (учитывая, что 20% расчетов с "Газпромом" осуществляется в национальной валюте), озвучивание такого срока, как десять лет, могут быть отражением этих союзнических отношений. Иными словами, видение энергетической безопасности и безопасности НАТО могло быть приравнено к покупке газа у США. Если это рассуждение неверно, то Анкаре необходимо объяснить, с кем еще, кроме Вашингтона, она ведет переговоры (возможно, Дохой или Каиром), какой цены она добилась от этих игроков, с какими проблемами столкнулась и по каким критериям США были признаны привлекательнее. Решение Турции пойти на диверсификацию поставщиков является понятным и правильным шагом, но, когда будут даны ответы на приведенные выше вопросы, ситуация, вне всяких сомнений, станет гораздо понятнее.