TEC: американский ученый заявил, что Запад не готов жертвовать собой

Зигмар Габриэль (Sigmar Gabriel), бывший левый министр иностранных дел Германии и поныне влиятельная в европейской политике фигура, в последнее время весьма жестко высказывается. В недавнем интервью журналу Stern он заявил, что Германия должна быть готова к эскалации войны с Россией из-за Украины. "Никогда не думал, что придется это сказать, однако нам снова придется поставить России мат, как мы это сделали во время холодной войны с СССР. Важно показать Путину нашу решимость", — сказал Габриэль.

"Путину следует послать четкий сигнал: прекратите спецоперацию — или мы возьмем вас на прицел. Если для защиты украинских городов от атак России придется развернуть немецкие системы ПВО при содействии Бундесвера для создания бесполетных зон на Украине, на месте Путина я бы не сомневался, что мы так и сделаем".

Кого обманывает господин Габриэль? Странно читать бахвальства бывшего министра иностранных дел Германии, учитывая, сколь слабыми стали ее вооруженные силы. Сегодня к немецкому канцлеру почти применим печально известный афоризм Сталина "А сколько дивизий у Папы Римского?"

В 2024 году Spiegel опубликовал статью о "царящих в Бундесвере плохих новостях", осудив в числе прочего "ужасное" состояние вооруженных сил Германии. Одна только мысль о том, что канцлер Олаф Шольц остановит Владимира Путина, отправив для защиты Украины своих солдат, представляется безумной.

Проблема не только в войсках и технике. Как отмечает австрийский политический обозреватель Ральф Шёльхаммер (Ralph Schölhammer), 44% опрошенных немцев заявили, что определенно не встанут на защиту родины, даже если на нее нападут. Еще 13% ответили на тот же вопрос "скорее всего, нет". Лишь каждый пятый респондент готов защищать Германию.

"Немцы не хотят защищать даже свою страну, — сказал Шёльхаммер, — а вы ждете, что они станут сражаться за Украину?" Он считает это проблемой всего Запада. В том числе и в Соединенных Штатах, от которых зависит защита европейцев. Хотя 64% опрошенных (и 72% мужчин) в 2023 году заявили, что возьмутся за оружие в случае вторжения на территорию своей страны, невероятно выглядит то, что в возрастной группе от 18 до 29 лет (включая 20% мужчин в той возрастной группе, которая и будет вести основную часть боевых действий) трое из десяти собираются сразу сдаться.

По этому вопросу между американскими либералами и консерваторами существует серьезный разрыв. Сражаться с вторгнувшимся врагом готовы 80% республиканцев и только 46% демократов. Имейте в виду, что вопрос был не в том, готовы ли вы сражаться в войне, одной из сторон которой выступает ваша страна — обсуждался именно сценарий вторжения, то есть речь идет о жизни или смерти государства. "Оказывается, постмодернистский светский гиперрационализм доставляет массу удовольствия в мирное время, но делает вас совершенно беззащитными во время конфликта, — заметил Шёлльхаммер. — Будущее принадлежит тем, кто готов за него бороться".

За что будут воевать немцы? Катя Хойер (Katja Hoyer), живущая в Великобритании научная сотрудница немецкого происхождения, недавно написала в статье для журнала Spectator следующее: "В последние месяцы я много раз ездила в Германию и не могла не заметить, что в последнее время ее общество трещит по швам". Со ссылкой на ряд тревожных фактов Хойер заключила: "За последние несколько лет в Германии произошли радикальные социальные изменения: массовая иммиграция, Covid и экономическая неопределенность подрывают хрупкое чувство стабильности и сплоченности".

Культурное недомогание характерно для всего Запада, но особенно сильно проявляется в Европе. Французский писатель Мишель Уэльбек (Michel Houellebecq) все это предвидел и понимает лучше любого политика. Несмотря на нерелигиозность, в романах он исследует социальные последствия мира без бога. Американский литературовед Луи Бетти (Louis Betty) в своем великолепном исследовании "Без бога. Мишель Уэльбек и материалистический ужас" утверждает, что произведения французского писателя посвящены "обществам и людям, у которых наблюдаются смертельные социальные и психологические последствия материализма. Поэтому апокалиптический тон этих текстов неудивителен".

Бетти продолжает: "Романы Уэльбека предполагают, что, как только религию можно будет определить как религию, то есть, когда ее символы будут адресованы уже не обществу в целом как представителю дисциплины и морального авторитета, а отдельному индивидууму как мотиватору религиозных "настроений и мотивации", значит, она обречена. Религия должна делать больше, чем просто предоставлять человеку пространство для входа в “религиозную перспективу” в стиле антрополога Клиффорда Гирца (Clifford Geertz). Современному человеку этого просто недостаточно; символы слишком слабы и не связаны с обычным существованием, чтобы порождать серьезную мотивацию. Религия должна установить дисциплинарный купол над головой человечества, упорядочить его действия и моральные обязательства, дать окончательные объяснения, способные определить остальную часть социальной жизни; в противном случае она теряется в трясине конкурирующих точек зрения (научных, разумных, политических и т. д.). Именно это и произошло на Западе".

Сюда нас привел крах христианства как движущей силы западной цивилизации. Светских ценностей попросту недостаточно для мотивации людей идти на жертвы, чтобы увековечить свой социальный порядок — будь то жертвы, необходимые для защиты страны в ходе войны или для поддержания численности ее населения. Людям необходимо чувствовать, что их жизнь является частью трансцендентного порядка, наполненного неким высшим смыслом.

Вот почему в своем самом известном романе "Покорность" (2015) Уэльбек демонстрирует деморализованную и духовно истощенную Францию, вынужденную передать управление Республикой мусульманской политической партии. Для французов эти люди, исламисты, являются своего рода решением. Идея автора состоит не в желательности исламистского правительства, а в том, что будущее неизбежно принадлежит людям, которые верят в нечто большее, чем секс, шоппинги и материальные удовольствия.

На этой неделе в Америке либеральные обозреватели сходят с ума из-за ряда проходных замечаний, прозвучавших из уст судьи Верховного суда Сэмюэля Алито (Samuel Alito) в адрес активиста-либерала, который притворился консервативным христианином и вынудил католического юриста сделать потенциально спорное заявление. Алито сказал активисту, тайно записавшему их разговор, что Соединенные Штаты должны быть "местом благочестия". Слова о гражданской религии бесконечно банальны, и большинство американцев с этим согласятся. Фактически на протяжении чуть ли не всей американской истории с этим соглашались все, кроме идеологических чудаков. Но не теперь. Левые паникуют по поводу того, что это значит для возможного прихода в Америку "христианского национализма". И все же судья Алито прав — как минимум в социологическом смысле. Перечитайте Уэльбека.

Похоже, что на уровне лидеров Европы это понимает один только Виктор Орбан. Например, в своей речи в Тусваньосе в 2018 году премьер-министр Венгрии назвал цивилизации духовными сущностями. "Они сформировались из духа религии, духа творчества, духа исследований и духа предпринимательства", — отметил он. Европа же отвергла христианские основы, потускнела и ослабла в других проявлениях "духа".

В качестве альтернативы "либеральной демократии" Орбан предложил христианскую, объяснив, что речь не о защите религиозных догматов веры — в данном случае христианских. "Ни государства, ни правительства не обладают компетенцией в вопросах проклятий и спасения. Христианско-демократическая политика означает необходимость защищать образ жизни, проистекающий из христианской культуры. Наш долг — защищать не догматы веры, а те формы бытия, которые из них выросли. Сюда относятся человеческое достоинство, семья и нация, поскольку христианство стремится достичь универсальности посредством не уничтожения, а сохранения государств. К другим формам, которые необходимо защищать и укреплять, относятся наши религиозные общины. В этом и заключается обязанность христианской демократии, а не в защите религиозных догматов".

Центральное значение здесь имеет проводимое Орбаном различие между ролью политиков и юристов со священниками и пасторами. Он говорит, что христианско-демократическая политика должна поддерживать возникающие из христианской веры социальные формы, но не имеет никакого отношения к продвижению самой веры. Это касается семей, церквей, религиозных школ и прочего. Судья Алито, несомненно, с этим согласился бы. Что там со всеми этими носителями религиозного смысла? Большинство из них не справляются. Как я писал на страницах этого издания в начале года, католические епископы европейского континента действуют как "капелланы из хосписов по эвтаназии цивилизации". Либеральный класс лидеров западных церквей слишком часто стремится благословить духовно и морально слабый статус-кво и поступает как терапевты, а не пророки.

Между тем, единственные общественные источники жизнестойкости исходят от религиозных консерваторов — тех, кто воспринимает веру достаточно серьезно, чтобы идти ради нее на жертвы. На Западе в католической церкви, многих протестантских, а теперь и некоторых православных корпоративные элиты отрезают себя от источника силы веры, способной менять жизни и цивилизации, и задаются вопросом, почему он чахнет на корню. Как однажды сказал Клайв Стейплз Льюис (C.S. Lewis): "Мы кастрируем и приказываем меринам плодиться".

Цивилизационный порядок, ради которого не стоит умереть, вероятно, также не стоит того, чтобы ради него жить. Справедливо отметить, что в прошлые века люди на Западе вступали в бессмысленные агрессивные войны, сопровождавшиеся проповедями и благословленные духовенством. Прискорбно, но это не отменяет того, что религия нужна всем обществам, и в первую очередь либеральному. Немецкий юрист Эрнст-Вольфганг Бёккенфёрде (Ernst-Wolfgang Böckenförde) говорил, что "либеральное секуляризованное государство живет благодаря предпосылкам, которые оно само не способно гарантировать". Почти 200 лет назад американский государственный деятель Джон Адамс (John Adams) выразил то же мнение о либеральном фундаменте своей страны: "Наша конституция была составлена только для нравственного и религиозного народа. Она совершенно неадекватна для правительств любого другого народа".

На этой неделе я встретился в Будапеште с американским ученым, активно борющимся за международную религиозную свободу. Мы говорили о российско-украинском конфликте и, как выяснилось, оба считаем, что России не следовало вводить войска на территорию соседнего государства. Я добавил, что меня как православного христианина огорчает то, как Путин использует церковь в качестве инструмента для достижения военных целей.

Тогда мой американский визави, консервативный христианин, задал провокационный вопрос примерно следующего содержания: считаете ли вы, что, несмотря на всю свою агрессивность, Владимир Путин выбрал правильную сторону масштабных цивилизационных тенденций? Мой собеседник заговорил о резкой критике Путиным западного секуляризма и его бессодержательности, антиподом которого является Россия, построенная на традиционных ценностях, включая религию. Да, Россия испытывает социальные и демографические проблемы, и да, Путин может быть лицемером, но, как сказал американец, разве в контексте глубоких цивилизационных вопросов он не прав?

Я знал ответ, но, будучи человеком Запада, был слишком расстроен озвученным вопросом, чтобы признать очевидное. Как бы то ни было, воинственный Зигмар Габриэль не так уж искушен в данной области. "Важно показать Путину нашу решимость", — гремел немец. К сожалению для нас, я думаю, что он ее видит.