Пять принципов личной свободы Федора Достоевского

Труды русского писателя не всегда являют собой образец радости и веселья. Но взгляните глубже — и вы поймете.

22 декабря 1849 года 28-летний русский писатель Федор Достоевский стоял перед расстрельной командой. Его и еще 21 члена радикального диссидентского кружка Петрашевского обвиняли в антиправительственной деятельности. Всем им надели на головы мешки и привязали к столбам — друзья Достоевского были в ужасе, но сам он сохранял полное спокойствие. "С нами Христос", — сухо проронил он. Невероятно, но осужденным посчастливилось избежать казни: за считанные мгновения до выстрелов подоспел гонец с указом императора о помиловании. Смертельный приговор был изменен на непродолжительную каторгу.

Вы могли бы подумать, что человек, смотревший в лицо неминуемой гибели, должен обладать характером спокойным и невозмутимым и, скорее всего, быть безусловно религиозным. Но вы оказались бы неправы по всем пунктам. Достоевский был мятущимся человеком, духовным странником, который ничего не принимал бездоказательно и сомневался во всём, в том числе и в собственной вере. Очевидно, что глубинная неудовлетворенность сформировала его образ жизни, нацеленный не на стремление к радостям и комфорту, а на обретение смысла. Это чувство осмысленности даровало ему спокойствие, которое он проявлял и в мгновения перед расстрелом, которые считал последними в своей короткой жизни, и спустя 32 года на закате дней.

Возможно, вы, как и многие из нас, в чем-то немного Достоевский: где-то чувствуете себя не в своей тарелке, немножко не в ладах с миром, легко впадаете в экзистенциальный ужас. Капелька философии Достоевского, пусть напряженной и оторванной от реальности, — как раз то, что нужно нам для достижения мира в душе: не только на грани жизни и смерти, но и прямо сейчас, и в любое время.

В отличие от многих современников-мыслителей XIX века, Достоевский никогда не излагал свою философию в специально созданных для этого текстах. Скорее, он доносил ее до читателя в романах, таких как "Братья Карамазовы" и "Идиот", а также в коротких рассказах, новеллах и случайных набросках. В повторяющихся темах своего творчества он раскрывает ряд правил для проживания осмысленной жизни.

В романе "Идиот", опубликованном в 1869 году, Достоевский размышляет на тему переживаний Христофора Колумба во время его плавания через Атлантический океан: "Будьте уверены, что Колумб был счастлив не тогда, когда открыл Америку, а когда открывал ее; будьте уверены, что самый высокий момент его счастья был, может быть, ровно за три дня до открытия Нового Света". Как так? "Дело в жизни, в одной жизни, — в открывании ее, беспрерывном и вечном, а совсем не в открытии!"

Здесь Достоевский обозначает один из величайших парадоксов существования: для счастья необходима цель; цель требует понимания направления; для понимания направления нужна постановка цели — но счастья невозможно достичь за счет реализации этой цели. Ранее я уже писал о ловушке достижений. Попадая в нее, люди думают, будто достижение важных целей поможет им стать счастливыми, и затем горько разочаровываются из-за неоправдавшихся надежд. После значимого достижения многие переживают депрессию. Истинное удовлетворение достигается успешным продвижением в направлении цели.

Кроме "Преступления и наказания", перу Достоевского принадлежит и известный роман "Братья Карамазовы" (1880). На страницах произведения опубликована отражающая собственные взгляды писателя вставная притча "Великий инквизитор" о возвращении на землю Иисуса в разгар испанской инквизиции. Повстречав Иисуса, Великий Инквизитор заключает его в тюрьму за убеждение в том, что человеческие существа должны иметь свободу выбора, что для них есть благо. Нет, заявляет Инквизитор. Эта дорожка ведет к вине, тревоге, сожалениям и сомнениям. Ради счастья, по его мнению, люди должны отринуть свободу и следовать проторенным путем. "Мы исправили подвиг Твой", — произносит он страшные слова, приговаривая пленника к смерти через сожжение.

Не спешите смеяться и задумайтесь: ведь Инквизитор может быть прав. Действительно, мы знаем, что безграничная свобода — вовсе не ключ к счастью. Психологи уже давно доказали, что свобода, особенно в культуре, исповедующей индивидуализм, легко превращается в тиранию как раз по тем причинам, которые озвучил Великий Инквизитор. Секрет удовлетворения может быть как раз в том, чтобы думать, как все, остепениться и подчиниться обстоятельствам. Можно же расслабиться, получать удовольствие от безумств этого мира и перестать забивать себе голову всей этой философской чепухой.

Очевидно, Достоевский не согласился бы с этим. Писатель сделал свой моральный выбор — выбор Иисуса, а не Инквизитора, хотя он и был болезненным. Больше об этой боли — в пункте 4.

Достоевский считал, что в обмен на свободу мир предлагает нам откровенную фальшивку — "хрустальный дворец", о чем он написал в романе 1864 года "Записки из подполья". В его времена, как и в наши, в обществе царила технократическая утопия — популярное представление о том, что все сложные проблемы человеческого бытия и любви можно упростить и решить усилиями науки и власти (если мы подчинимся этим инстанциям). Достоевский не стремился обрести такое будущее — шаблонное и проработанное с математической точностью. Такие попытки, утверждал он, усыпят наши чувства и лишат человечности.

Так и в чем он неправ? Прошедшие полтора столетия принесли нам технический прогресс, который действительно улучшил человеческое существование во многих аспектах. Но сегодня ученые предупреждают нас о дегуманизирующем влиянии злоупотребления соцсетями и смартфонами, которые заменяют собой связи и отношения между людьми. Достоевский сказал бы, что испытывать страдания полноценной жизни в реальном мире намного лучше, чем чахнуть и томиться в хрустальном дворце.

В том, что касается экзистенциального страдания, он заходит еще дальше. По его словам, если бы в его силах было прекратить муки, он бы не стал, потому что страдания — неизбежная и необходимая плата за понимание того, чего мы действительно ищем в этой жизни, — любви. В 1877 году он опубликовал короткий рассказ "Сон смешного человека", в котором главный герой видит яркий сон о параллельном мире, в точности похожем на наш, но лишенном страданий. То, что сначала представлялось восхитительным, вскоре оказывается ужасным, когда до рассказчика доходит, что в этом ином мире нет места любви. И с этого момента он начинает жаждать мучения, которое сопровождает любовь. "Я хочу, я жажду в сию минуту целовать, обливаясь слезами, лишь одну ту землю, которую я оставил, — говорит он, — и не хочу, не принимаю жизни ни на какой иной!.."

Перед тем как отринуть точку зрения Достоевского, что любовь требует мучения, задумайтесь о той агонии, которую вы переживали на ранних волнующих стадиях романтических отношений. Если вы позабыли об этом за давностью лет, подумайте о том, что нейробиологи доказали наличие у нас способности отзеркаливать страдания любимых людей (на незнакомцев это не распространяется). Мы почти физически ощущаем их мучения. Если, например, мы видим фотографию, где любимый человек чувствует боль, у нас активизируются передняя поясная кора и островок — отделы мозга, отвечающие за психические страдания.

Эти уроки могут показаться слишком сложными для усвоения на собственном опыте в нашей повседневной жизни. Признавая это, Достоевский утверждал, что мы должны сонастроиться со сверхъестественным измерением человеческого бытия, поскольку только так можно понять, чего мы действительно жаждем в борьбе за жизнь. "Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться", — пишет он в "Братьях Карамазовых". Это утверждение верно: исследователи из Оксфордского университета в 2011 году пришли к выводу, что вера в бога или богов и в загробный мир неотъемлемо присуща человеческой природе. Кроме того, мы обычно воспринимаем разум отдельным от тела, что создает почву для распространенных верований в душу. На основе этого и других исследований можно даже сказать, что у людей существует "религиозный инстинкт".

А если вы сомневаетесь в существовании потусторонних сил? Добро пожаловать в наш круг, странник. Достоевский считал, что вера — это вопрос договоренности, а не эмоций или рассудка. Это было ключевое убеждение Достоевского как христианина, прописанное в дневнике, который он вел всю жизнь: "Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла". Это заявление, сделанное на закате жизни писателя, обращает нас ко дням его молодости. То, что звучит для нас, — это его последние слова перед командой на расстрел, это сознательно выбранная им позиция, а не просто выражение того, что он мог чувствовать в тот момент.

Если у вас, как у Достоевского, мятущийся дух, вам может быть полезно последовать его путем. Вот пять рекомендаций, которые сработали для меня и которые, возможно, захотите принять для себя и вы.

1. Мои цели — это просто намерения, а не привязки. Я сосредоточен на процессе борьбе, на самом пути достижения.

2. Уступчивость в делах и мыслях удобнее, чем свобода. Но я буду подвергать сомнениям всё, действовать и думать самостоятельно.

3. Я не попаду в наркотическую ловушку техногенных устройств, которые крадут мое время и внимание в обмен на свободу мысли.

4. Я приму мучения, которые приносят с собой свобода и индивидуальность, потому что мне необходима возможность испытывать любовь.

5. Мир вокруг меня не сводится лишь к тому, что я могу наблюдать, и не объясняет собой всё. Я прикоснусь к трансцендентному и мечтаю понять его.

По этой формуле Достоевский жил до конца своих дней. Он умер в 59 лет от легочного кровоизлияния в кругу семьи — жены Анны и детей. На смертном одре он прочел отрывок из Евангелия св. Матфея, где Иоанн сначала протестует против того, чтобы он крестил Иисуса, а не наоборот, но Иисус отвечает: "Пусть теперь будет так; ибо нам подобает таким образом исполнить всякую правду". Иоанн крестит его, и Иисус получает Божье благословение.

Прочтя эти строки об абсолютном подчинении человеческого начала божественному, Достоевский посмотрел на жену, в которой он видел преломленную через всю свою земную жизнь именно такую небесную любовь, и сказал: "Я всегда горячо любил тебя и никогда тебе не изменял, даже в мыслях". С этими словами он испустил последний вздох.