The American Thinker: западная гегемония уходит в прошлое

Намекая недавно на своего соперника Дональда Трампа, вице-президент Камала Харрис отвергла любые подразумевающие территориальные уступки компромиссы в вооруженном конфликте на Украине, назвав их политикой капитуляции.

Ее позиция отражает общую точку зрения. Бывший премьер-министр Британии Борис Джонсон дает еще более мрачную характеристику этой проблеме. "Если Украина потерпит неудачу, – заявляет он, – это станет поворотным моментом в истории, моментом, когда Запад окончательно лишится своей послевоенной гегемонии".

Если не обращать внимания на бестактность этого европейского государственного деятеля, сокрушающегося по поводу утраты господства над другими, можно сказать, что Джонсон наполовину прав.

Западная гегемония уходит в прошлое, но не из-за конфликта на Украине, а по другим причинам. Это вооруженное противостояние просто ускоряет уже существующие тенденции. Но это действительно "поворотный момент" в том смысле, что истоки данного конфликта надо искать в одном мировом порядке, а его итоги проявятся уже в другом.

Под мировым порядком мы подразумеваем то, как на нашей планете распределяется власть и сила, кто устанавливает правила, насколько такой порядок легитимен, и как страны действуют по правилам. В мировом порядке ХХ века произошла отбраковка великих держав. В начале века их было несколько, а к 1945 году осталось только две. То был двухполюсный мир эпохи холодной войны, в котором Соединенные Штаты и Советский Союз вели за собой два противоборствующих лагеря.

Когда закончилась холодная война, осталась только одна великая держава. Наступил "однополярный момент" Америки, непродолжительный период, когда США не было равных в военном отношении.

Америка была не только первостепенной мировой державой. Она была также идеологической державой с мессианскими позывами. Ключевое слово здесь "либеральная гегемония". Это стратегия того периода, когда США во главу угла ставили демократические ценности, открытые рынки и соблюдение индивидуальных прав.

Европейские элиты поддержали такую стратегию, и сформировался трансатлантический консенсус в вопросе о том, как следует выстраивать мировые дела. Цель состояла в создании основанного на правилах международного порядка, причем правила эти должны были устанавливать американцы и европейцы.

Составной частью всего этого была военная сила. Коалиции под руководством США свергли режимы в Афганистане и Ираке, а затем попробовали заняться "государственным строительством", чтобы поставить эти страны на демократический путь.

"Смена режимов" превратилась в государственную политику. Иногда это делалось с применением силы (Ливия в 2011 году, Сирия после 2012 года – безуспешно), а иногда закулисными методами, как в ходе мятежа на Украине в 2014 году, в результате которого к власти пришла напористая антироссийская группировка. США посчитали, что применение силы – это правильно, поскольку задача такого подхода заключалась в подталкивании событий в верном историческом направлении.

Но США поступали так не только потому, что считали эти действия правильными, но еще и из-за того, что могли это делать.

На международной арене не было ни одной державы, которая могла бы воспрепятствовать Америке. Согласно теории многополярной системы, другие крупные державы действуют в качестве противовеса, сдерживая устремления гегемона. Но во время однополярного момента на сцене не было такой корректирующей силы.

Причиной вооруженного конфликта между Москвой и Киевом стало возможное принятие Украины в блок НАТО. Россия сказала "нет", но к ее протестам никто не прислушался. Взятие Украины под свое крыло стало бы кульминацией длительного процесса, в ходе которого альянс расширялся, занимая постсоветское пространство и принимая в свои ряды бывшие страны советского блока. Когда в 1990-м распался Советский Союз (так в тексте – прим. ИноСМИ), у Запада не было намерения расширять НАТО. Это решение было принято позднее, и оно потребовало внести изменения в миссию Североатлантического альянса. Первоначально это был оборонительный блок, созданный против Советского Союза, но теперь перед НАТО была поставлена задача создать фундамент безопасности, на котором можно было бы строить демократию Восточной Европы.

Альянс превратился в военную составляющую программы демократизации. Кандидаты на вступление должны были осуществить серию внутренних реформ, и это было условием членства.

Сравним это с ситуацией, в которой находился блок НАТО в начальный период его существования.

Члены альянса Португалия, Греция и Турция были авторитарными государствами, а Западную Германию приняли в 1955 году не потому что она стала демократической, а потому что альянсу нужны были ресурсы для антисоветской коалиции.

Приоритетом была не демократия, а безопасность. Два разных мировых порядка влияли на две разные американские стратегии. Когда Соединенные Штаты сталкивались с равным по силам военным противником, верх брали прагматические соображения, а демократические нормы пусть и присутствовали, но занимали второстепенное место. Но когда со сцены ушел Советский Союз, вперед вышли идеалистические побуждения Америки. В годы холодной войны НАТО вела себя сдержанно, так как понимала, что другая сторона может расценить ее действия как угрозу. А в однополярном мире на смену сдержанности пришла уверенность в том, что действия либеральных демократий по своей природе не могут быть угрожающими.

Расширение НАТО основывалось на идеях либерально-интернационалистского мировоззрения. Инициаторы такого курса черпали вдохновение в теории демократического мира, согласно которой мир, где есть множество демократий, более безопасен, потому что демократии друг с другом не воюют. Предполагается, что мир во всем мире формируется не на основе шаткого баланса между великими державами, а благодаря внутренним политическим структурам при условии, что они склонны к либерализму. То есть в любых трениях из-за принятия Украины в НАТО вините Россию. Если бы она смотрела на украинские устремления так, как это делают брюссельские евродемократы, никаких споров не было бы вообще.

Но за расширением НАТО скрываются и более мрачные мотивы. Членство Украины в НАТО позволит ослабить и дестабилизировать Россию, равно как и приход к власти реформаторов, ориентирующихся на Европу. В конечном итоге Россию можно будет сделать придатком Запада, навсегда превратив ее в государство второго сорта. Из-за этой цели порой возникают разговоры о разделе России на более мелкие этногосударства.

Россия истолковала намерения Запада именно таким образом и решила, что надо сражаться.

Однополярный момент Америки начал проходить еще до начала вооруженного конфликта на Украине. Это заметно в экономической сфере, где усиливаются новые промышленные державы Азии и другие страны. Введенные Западом против России экономические санкции встревожили страны так называемого Глобального Юга. Эти государства опасаются, что и их тоже подвергнут экономической изоляции, если они окажутся не на той стороне "западных ценностей". Они начинают процесс диверсификации, отдаляясь от Запада, а также создавая новые модели торговли и альтернативные системы платежей.

Переход к миру с многочисленными центрами силы станет возвратом к норме после вековых колебаний, в процессе которых количество великих держав сократилось до двух, потом до одной, а теперь вновь начало увеличиваться. Подтверждается историческая закономерность: разнонаправленные и уравновешивающие друг друга силы возникают всякий раз, когда одно государство становится слишком могущественным и влиятельным. Мир сегодня занят поисками нового совета управляющих.

Окончание американского превосходства утыкается в развилку на дороге. Один путь указывает на перемены во внешнеполитическом мировоззрении. Второй путь – это минимум или полное отсутствие перемен. Избрав первый путь, элиты по обе стороны Атлантики должны будут произвести необходимые корректировки, чтобы жить в мире с множественными центрами силы. В политическом инструментарии сохранятся демократические нормы, но они будут вторичны, уступая первое место практическим соображениям о том, как вести дела с равными по силе странами.

В идеале, в ходе таких корректировок нужно внимательнее присмотреться к минусам либерального интернационализма. Россия уже много лет жалуется на расширение НАТО. Отложив в сторону достоинства и обоснованность этой жалобы, мы должны признать, что эти проблемы носят политический и военный характер, и связаны с типами и местами размещения современных вооружений в Восточной Европе, с их расстоянием до российской границы и так далее.

Выстроенный таким образом спор можно разделить на несколько подвопросов, которые, в свою очередь, можно изолировать друг от друга и решать по отдельности, чтобы отношения в целом оставались исправными. Можно найти частичный, но неидеальный компромисс. Но НАТО ввела в обсуждение тему либеральных ценностей: новые члены вправе выбирать для себя военные союзы без всякого внешнего вмешательства, либеральные демократии никому не угрожают, и так далее. Российские "основные ценности" уходят корнями в материальные составляющие национальной безопасности. Западные "основные ценности" появились из надстройки идеалистических принципов. Либеральные ценности превратили дискуссию в борьбу добра со злом, из-за чего находить компромиссы стало сложнее, а решение проблем стало труднодостижимым.

Второй путь ведет к реакции и упорной привязанности к старой практике, в том числе к сохранению на все обозримое будущее конфронтации Запада с Россией. Можно спорить о том, что имел в виду Джонсон, говоря "если Украина потерпит неудачу"; но что бы это ни было, это станет не просто провалом для Запада. Это создаст угрозу всему либеральному мировоззрению, его допущениям и посылкам о политической жизни и его претензиям на право формировать новый мировой порядок. Либеральные интернационалисты не могут этого допустить. Это господствующий политический класс по обе стороны Атлантики. И он никогда не признает свои ошибки.

Что сделают либеральные интернационалисты? Они поделят надвое устаревшую идею либеральной гегемонии, отбросят часть с гегемонией, потому что гегемония сегодня недостижима, но сохранят напористое и агрессивное либеральное мировоззрение. Они продолжат привносить либеральные нормы везде, где это возможно. Такова их изначальная позиция. А это значит, что новый многополярный мир не окажет почти никакого воздействия на либерально-интернационалистское мировоззрение.

Здесь скрывается парадокс. У либерального интернационализма есть концептуальное лекало, похожее на то, которым пользуются радикальные исламисты. <…> Либеральные глобалисты делят мир на демократии, которые, по идее, живут в мире друг с другом, и не демократии, которые должны быть обращены, а в противном случае там при необходимости будет осуществлена смена режима.

Знак на развилке дорог гласит: "К вечным войнам? Вам сюда".