Politico: экономика Европы идет ко дну вместе с ее былым благосостоянием

Стагнация, ослабление конкурентоспособности, Дональд Трамп — Старому свету грозит “экзистенциальный вызов”.

Время Европы истекает.

Через считанные недели в Белый дом вернется Дональд Трамп, экономика континента ушла в штопор, а фундамент, на котором стоит процветание региона, не просто пошел трещинами, а вот-вот рухнет.

В последние десятилетия экономика Европы оказалась на удивление стойкой на фоне расширения блока на восток и высокого спроса на его товары в Азии и США. Однако затяжной бум Китая сходит на нет, а торговая напряженность с Вашингтоном мутит воды Атлантики, и беззаботные деньки явно закончились.

Экономические трудности по всему континенту обостряются, и этот неприятный встречный ветер грозит перерасти в настоящий шквал уже в следующем году, когда Европа рискует попасться под горячую руку сорвавшемуся с цепи Трампу. Помимо обширных пошлин на все, от бордо до “Бриони” (своего любимого производителя итальянских костюмов), будущий лидер свободного мира наверняка предъявит странам НАТО новые требования: а ну раскошеливайтесь на собственную оборону, а не то лишитесь американской защиты.

Поскольку европейские столицы и так борются с растущими дефицитами из-за сократившихся налоговых поступлений, им грозят еще бóльшие финансовые трудности, чреватые дальнейшими политическими и социальными потрясениями.

Спады и торговые войны приходят и уходят, но горькая для всех правда текущего момента кроется в том, что ЕС превратился в инновационную пустыню, и это не сулит его процветанию ничего хорошего.

Несмотря на богатую историю сногсшибательных изобретений и смелых научных прорывов, Европа, некогда давшая миру все — от автомобиля до телефона, радио, телевидения и фармацевтики — превратилась в аутсайдера.

Когда-то Европа ассоциировалась с передовыми автомобильными технологиями, но сегодня среди 15 самых продаваемых электромобилей нет ни одной европейской марки. Как отметил бывший премьер-министр Италии и глава центробанка Марио Драги в недавнем докладе о слабеющей конкурентоспособности Европы, в списке 50 крупнейших технологических компаний мира лишь четыре — европейские.

Если Европа не сойдет с нынешней траектории, ее ждет “итальянское” будущее: ветшающие красоты и незавидная участь погрязшего в долгах музея под открытым небом для американских и китайских туристов.

“Мы переживаем период стремительных технологических перемен, обусловленных, в частности, цифровыми инновациями, но в отличие от прошлого Европа ушла с переднего края прогресса”, — заявила в ноябре президент Европейского центрального банка (ЕЦБ) Кристина Лагард.

В своей речи в средневековом Колледже Бернардинцев в Париже, Лагард предостерегла, что хваленая социальная модель Европы окажется под угрозой, если та не сменит курса как можно быстрее.

“В противном случае мы не сможем создавать богатство, чтобы удовлетворять растущие потребности в расходах на обеспечение безопасности, борьбу с переменой климата и защиту окружающей среды”, — сказала она.

Драги, представивший свой доклад Европейской комиссии в сентябре, был еще более прямолинеен: “Это экзистенциальный вызов”.

Увы, восстановить экономическую инфраструктуру Европы — проще сказать, чем сделать.

Никогда прежде Европа не была так чувствительна к капризам американской торговой политики, как сейчас — при Дональде Трампе в Белом доме и республиканском большинстве в обеих палатах Конгресса.

Если Трамп выполнит свою угрозу и обложит импорт с континента пошлинами до 20%, то нанесет европейской промышленности оглушительный удар. Америка более чем с 500 миллиардами евро годового экспорта из ЕС — безусловно, важнейший рынок сбыта для европейских товаров.

Однако по какой-то неведомой причине Европа плохо подготовилась к возвращению Трампа. Первой реакцией председателя Европейской комиссии Урсулы фон дер Ляйен на его переизбрание стало предложение Европе закупать больше сжиженного природного газа (СПГ) в США. Трампа это, может, и порадует, но стратегией это не назовешь.

“Лидеры Европы не удосужились извлечь уроки из последнего президентства Трампа, и сейчас это вернется к нам бумерангом”, — говорит президент Мюнхенского института экономических исследований Клеменс Фюст.

Фюст предупреждает, что Трамп необязательно станет дурной вестью для ЕС. Например, если он воплотит свои планы и вернет масштабные налоговые льготы для богатых и введет новые пошлины, инфляция в США может подскочить, подстегнув процентные ставки. Это укрепит доллар, что, в свою очередь, пойдет на пользу европейским экспортерам, когда они будут переводить свои американские доходы обратно в евро.

Трамп также может согласиться на обширные торговые переговоры с Европой и отказаться от новых пошлин как таковых.

Однако предчувствия у европейской промышленности насчет нового президента не самые радостные — во многом потому, что у ее руководителей хорошая память.

В 2018 году Трамп ввел пошлины на европейскую сталь и алюминий, которые остаются в силе и поныне. Президент США Джо Байден согласился приостановить их до марта 2025 года, подготовив почву для еще одного противостояния Старого света с Трампом в первые же недели новой администрации. Европейские центральные банкиры уже предупреждают, что новая волна пошлин может не только заново разжечь инфляцию, но и в корне подорвать саму мировую торговлю.

“Если правительство США выполнит это обещание, нам предстоит серьезный переломный момент для международной торговли”, — заявил недавно президент немецкого Бундесбанка Йоахим Нагель.

Увы, Трамп — лишь симптом гораздо более глубинных проблем.

Хотя ЕС и зациклен на Трампе и том, что он может сделать дальше, для экономики Европы вовсе не он — главная проблема. В конечном счете, все, чего он добился своей постоянной бравадой и угрозами пошлин, — это приоткрыл завесу и разоблачил всю шаткость европейской экономической модели.

Будь у Европы прочнее экономическая основа, а сама она — конкурентоспособнее на фоне с США, у Трампа бы практически не было бы рычагов влияния.

Отставание Европы с точки зрения экономической конкурентоспособности всего лишь с начала века ошеломляет. Например, разрыв в ВВП на душу населения удвоился по некоторым показателям до 30%, в основном из-за низкого роста производительности труда в ЕС.

Проще говоря, европейцы элементарно недорабатывают. Например, среднестатистический немецкий служащий работает минимум на 20% меньше часов, чем его американский коллега.

Еще одна причина снижения производительности труда в Европе — неумение или нежелание корпоративного сектора внедрять инновации.

Так, по данным Международного валютного фонда (МВФ), американские технологические компании тратят на исследования и разработки вдвое больше европейских. И вот результат: американские компании пережили с 2005 года сорокапроцентный скачок производительности, а в европейских компаниях, наоборот, наблюдается застой.

Этот разрыв сказался и на фондовом рынке: стоимостная оценка фондового рынка США с 2005 года выросла более чем втрое, европейского же — всего на 60%.

“Европа отстает в новых технологиях, которые будут стимулировать грядущий рост”, — сказала Лагард в своей речи в Париже.

Это еще слабо сказано. Европа не просто отстает — она вообще не участвует в этой гонке.

На саммите ЕС в Лиссабоне в 2000 году лидеры решили сделать европейскую экономику “самой конкурентоспособной в мире”. Ключевым столпом так называемой Лиссабонской стратегии был “решительный скачок в инвестициях в высшее образование, исследования и инновации”.

Прошло четверть века, и Европа не только не достигла своей цели, но и значительно отстала — и от США, и от Китая.

Европа так и не достигла поставленной цели тратить 3% ВВП блока на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР), основной двигатель экономических новшеств. Более того, исследовательские расходы европейских компаний и государственного сектора застыли на уровне порядка 2% — примерно там же, где были в 2000 году.

Казалось бы, на роль площадки для внедрения инноваций и исследований напрашиваются европейские университеты Европы, но и здесь континент не выдерживает никаких сравнений.

В рейтинг 30 ведущих мировых университетов журнала The Times Higher Education вошло лишь одно учреждение ЕС. Это Мюнхенский технический университет — и тот занял скромное 30-е место.

Инвестиции Европы в НИОКР не просто слишком малы — значительная их часть отправляется “не в те области”, — сказал Фюст из Мюнхенского института экономических исследований.

Тут-то в разговоре и всплывает Германия. Грязный секретик европейских расходов на НИОКР заключается в том, что половина из них приходится на Германию. И бóльшая часть этих инвестиций поступает в один-единственный сектор: автомобилестроение.

Хотя это может показаться очевидным, если исходить из размеров отрасли (годовой доход немецкой автомобильной промышленности составляет почти полтриллиона евро), это совсем не то место, где можно получить максимальную отдачу от вложенных долларов (или евро). Дело в том, что автопром совершенствуется постепенно (взять хотя бы такой показатель, как топливная экономичность двигателя).

Иными словами, компании буквально изобретают велосипед, а не принципиально новые продукты, такие как iPhone или Instagram*, которые создают новый рынок.

В этом смысле Европа весьма последовательна. В 2003 году крупнейшими корпоративными инвесторами в НИОКР в блоке были Mercedes, Volkswagen и немецкий инженерный гигант Siemens. В 2022 году ими стали опять же Mercedes, VW и немецкий же производитель автозапчастей Bosch.

Вообще, европейская идея сложить все яйца в одну корзину работала неплохо... пока вдруг не перестала. Хотя на Европу приходится более 40% мировых расходов на НИОКР в автопроме, хваленые немецкие автопроизводители каким-то загадочным образом умудрились прошляпить возможность заняться электромобилями.

Эта неудача и лежит в основе экономического недуга Германии, о чем свидетельствует недавнее заявление Volkswagen о первом в истории закрытии немецких заводов. Немецкий автопром, в котором занято около 800 000 человек только внутри страны, на протяжении десятилетий служил эликсиром жизненной силы ее экономики, внося ни с чем не сопоставимый вклад в рост страны.

Теперь же господство немецкого автомобилестроения оказалось под угрозой, поскольку из-за нежелания вкладываться в электромобили эту нишу заняли другие — в частности, Tesla и множество китайских производителей. Пока эти компании вкладывали значительные средства в технологию аккумуляторов и получали ценные патенты, немцы оттачивали до совершенства дизельный двигатель. Получилось так себе.

Кризис в автомобильном мире Германии — лишь верхушка айсберга. Страна отчаянно борется с множеством других сложных проблем, которые подрывают ее экономический потенциал. Больнее всего двойной удар стремительного старения общества и нехватки высококвалифицированных кадров.

Многие немцы рассчитывали, что мощный приток беженцев, которых Германия приютила в последние годы, ослабит этот нажим. Проблема в том, что лишь немногим из беженцев хватает образования и навыков, чтобы занять высококлассные инженерные и другие технические вакансии, открытые в немецких компаниях.

Учитывая темпы сокращений в немецкой промышленности, нехватка рабочей силы может вскоре разрешиться сама собой — пусть и не в лучшую сторону. Только за последние несколько недель о десятках тысяч увольнений объявили такие компании, как VW, Ford и сталелитейный гигант ThyssenKrupp — и это лишь малая часть.

Столкнувшись с высочайшими затратами на электроэнергию, дорогой рабочей силой и обременительным законодательством, многие крупные немецкие компании идут ва-банк и переезжают в другие регионы. Согласно недавнему опросу Торгово-промышленной палаты Германии, об этом задумались почти 40% немецких производственных компаний.

Вероника Гримм член Немецкого совета экономических экспертов (эта независимая группа ведущих экономистов консультирует правительство Германии), утверждает, что единственный способ для страны остановить этот спад — это провести масштабные структурные реформы для поощрения инвестиций.

“Ситуация весьма мрачная”, — заявила Гримм в прошлом месяце после публикации ежегодного доклада о состоянии немецкой экономики.

Неудачи крупнейшей экономики ЕС неизбежно отражаются на всем блоке. Это особенно актуально для Центральной и Восточной Европы, которую немецкие производители автомобилей и оборудования за последние десятилетия, по сути, превратили в сборочный цех.

Какой бы автомобиль вы ни купили — Mercedes, BMW или Volkswagen — комплектующие вроде двигателя или подвески будут сделаны в Венгрии, Словакии или Польше.

Секрет непреодолимости кризиса немецкого автопрома в том, что континенту больше не на что опереться.

И здесь контраст с США также разителен.

В 2003 году крупнейшими инвесторами в НИОКР в США были Ford, Pfizer и General Motors. Два десятилетия спустя этот список возглавляют уже Amazon, Alphabet (Google) и Meta* (Facebook*).

Учитывая превосходство в мире технологий Кремниевой долины вообще и этих игроков в частности, трудно себе представить, чтобы европейские технологии когда-либо выступали в той же лиге — не говоря уже о том, чтобы на равных.

Одна из причин — деньги. Компании в США, как правило, финансируются за счет рискованного капитала. Но его объем в Европе составляет лишь малую часть от американского. Лишь за последнее десятилетие американские венчурные компании собрали на 800 миллиардов долларов больше, чем их европейские конкуренты, по данным МВФ.

Вместо того чтобы вкладывать деньги в будущее, европейцы предпочитают хранить их наличными в банке, где инфляция постепенно съедает около 14 триллионов евро их сбережений.

“Скромные объемы венчурного капитала в Европе лишают инновационные компании инвестиций и затрудняют стимулирование экономического роста и уровня жизни”, — заключили аналитики МВФ.

Но ведь если автомобили и информационные технологии не сработают, ЕС всегда сможет опереться на технологии 19-го века, которые всегда служили ему безотказно, например, машины и поезда, разве не так?

Увы, именно здесь в игру вступают китайцы.

Доля производственных секторов, где китайские компании напрямую конкурируют с представителями еврозоны, выросло с почти четверти в 2002 году до двух пятых сегодня, согласно недавнему анализу ЕЦБ.

Что еще хуже, китайцы очень жестко торгуются, и это значительно снизило доли ЕС в мировой торговле.

Европа столкнулась с застоем роста, слабой конкурентоспособностью и напряженностью в отношениях с Вашингтоном (и это лишь часть наиболее острых проблем), и, казалось бы, самое время для жарких общественных дискуссий насчет масштабных реформ.

Как бы не так. Доклад Драги ведущие европейские СМИ пообсуждали где-то с день, после чего благополучно забыли. МВФ и ЕЦБ тоже постоянно бьют в набат, но мимо ушей европейцев.

Вероятно, дело в том, что европейцам еще не было по-настоящему больно — по крайней мере, пока что.

Хотя доля ЕС в мировом ВВП неуклонно снижается, он лидирует во всех мировых таблицах по щедрости систем социального обеспечения.

Однако, поскольку экономические перспективы региона мрачнеют, европейцев ждет горькое разочарование. Таким странам, как Франция, чей дефицит бюджета составит 6% в этом году и 7% в следующем (более чем вдвое выше допустимого лимита еврозоны), будет трудно поддерживать государство всеобщего благосостояния.

В настоящее время Париж тратит на социальные расходы свыше 30% ВВП — и это один из самых высоких показателей в мире. Ряд других стран ЕС почти не отстают.

Если экономическая судьба Европы в ближайшее время не изменится, предстоят болезненные решения — как в свое время Греции в 2010 году — поскольку расходы по займам неуклонно растут.

Это наверняка приведет к радикализации политики, как это произошло с Грецией в годы ее долгового кризиса, поскольку популисты справа и слева не упустят возможности наброситься на элиту.

Эта радикализация уже идет в ряде стран и приняла наиболее тревожный оборот в той же Франции. Успех политических маргиналов тем тревожнее, если учесть, что худшие экономические страдания, по-видимому, еще впереди.

Загвоздка в том, что к тому времени, как европейцы проснутся в новой реальности, они, возможно, уже ничего не смогут изменить.

* Продукт компании Meta, которая запрещена в России как экстремистская.