Когда Джон Симпсон оказывается в вашей стране, вы понимаете, что смена режима неизбежна. Неутомимый международный редактор «Би-Би-Си» (говорю как старый друг и порой редактор) сейчас в Ливии, пытается записать интервью с победителями и произнести свою фирменную элегантную «речь на похоронах» проигравших. Муаммар Каддафи, если все пойдет по сценарию, станет самым большим проигравшим конкретно в этом восстании. Но кто придет на вершину после того, как революция закончится? Это гораздо более сложный и каверзный вопрос. Гораздо более часто, чем мы могли бы подумать, в число победителей входят «плохие парни» из старого режима.
В прошлую среду, например, Симпсон взял интервью у генерала Абделя Фаттаха Юниса, который, после ряда сердечных заверений, предстал перед камерами, чтобы напрямую обратиться к народу Ливии: «Мои братья, пришло сейчас время для свободы, для похода на Триполи и для того, чтобы положить конец этому кровавому режиму». Великолепные слова, генерал.
А ведь еще за день до того генерал Юнис был министром внутренних дел в ливийском правительстве и командующим силами специального назначения. Он был совершенно центральной фигурой в годы 42-летней диктатуры Каддафи, добровольным и старательным сообщником, на совести которого - кровь, пытки и убийства. Как Симпсон максимально тонко отметил, неожиданная опасность того, что полковник Каддафи может потерять власть, судя по всему, заставила генерала перейти на сторону восставших противников режима, за беспощадное подавление которых он отвечал четыре десятилетия.
В другом месте аналогичным образом подавший в отставку министр юстиции Мустафа Абдель-Джалиль объявил, что он возглавит временное правительство в «Свободной Ливии». На это незамедлительно набросились представители нового Национального совета, образованного в Бенгази, представитель совета заявил, что не может быть и речи о примирении с остатками режима Каддафи из-за «огромных нарушений прав человека», которые были ими совершены - хотя при этом он парадоксальным образом провозгласил, что бывший министр юстиции может стать членом Национального совета.
Этот спорный вопрос касается дилеммы, с которой сталкивается любое новое правительство, которое приходит к власти после долгого периода тоталитарной диктатуры. Весь административно-чиновничий класс так или иначе участвовал в угнетении; и при этом в кратко- и даже среднесрочной перспективе, чтобы страна продолжала функционировать, совершенно невозможно обойтись без этих людей.
Опыт Ирака в плане незамедлительных последствий свержения Саддама Хусейна демонстрирует отличный урок. Переходная администрация во главе с Полом Бремером издала указ, запрещающий всем членам саддамовской партии «Баас» работать на госслужбе. Хотели как лучше. В итоге это коснулось не только гражданской государственной работы как таковой, но и таких профессий как учителя, врачи и военные. Тысячи последних, реагируя на неожиданную потерю дохода и статуса, присоединились к повстанческим силам. Страна перешла от диктатуры к анархии.
Но если суровая и неукоснительная дебаасификация и была трагедией - которую предсказывали Госдепартамент США и ЦРУ, но мнение Министерства обороны перевесило - она черпала свое вдохновение их последствий более героической военной победы, победы над режимом Адольфа Гитлера. По так называемой программе денацификации к началу 1947 года союзники составили список из не менее чем 1,9 миллиона членов нацистской партии, которым было запрещено заниматься какой бы то ни было работой, кроме ручного труда. Но первый послевоенный канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр выступал непримиримо против политики денацификации и добился того, что была проведена целая серия законов об амнистии, по которым были прощены не только мелкие функционеры, но и члены СС, которых приговорили за «преступления против человечности».
Сам Аденауэр не был бывшим нацистом, но рассматривал всю программу денацификации как составную часть приверженности союзников идее возложения коллективной вины на все немецкое население. Конечно, есть значительные различия между тем, что происходило в Германии после Второй мировой войны, или тем, что было в Ираке после свержения Саддама, и тем, что происходит сейчас на Ближнем Востоке и в Африке: в последнем случае нет никакой внешней силы, которая могла бы установить новый порядок в побежденной стране. Здесь страны не являются завоеванными и вольны делать свои собственные ошибки в новую эпоху без вмешательства извне.
Да и у нас, находящихся снаружи конфликта, нет морального права вмешиваться с критикой ливийцев, если они идут на отвратительные компромиссы с некоторыми членами дискредитировавшей себя бывшей правящей элиты. В конце концов, мы на Западе - по крайней мере, в виде наших правительств - были согласны воздавать похвалы Каддафи и продавать ему оружие, и предоставлять услуги по военной подготовке, до тех пор пока он был согласен более-менее нормально с нами общаться: никакой компромисс, на который могут пойти ливийцы, не будет столь подлым и низким, как этот подход.
Точно так же, ни Советы, ни американцы особо не противились тому, что Аденауэр отклонял денацификацию, ибо и те, и другие были только рады предоставить работу ведущим ученым, отвечавшим за немецкую ракетную программу, а многие из них были членами нацистской партии. По поводу этого факта иронично высказался президент Эйзенхауэр: когда его спросили, почему советская космическая программа обошла американскую, гораздо лучше финансируемую, он, как говорят, ответил: «Их немецкие ученые лучше наших немецких ученых».
Этот побочный продукт потребностей холодной войны представляет собой большую разницу по сравнению с нынешним допуском в правительство функционеров предыдущего диктаторского режима. И именно это в большей или меньшей степени произошло в странах, которые ранее находились под коммунистическим правлением. Часто говорится, что нынешняя волна народных восстаний на Ближнем Востоке и в Северной Африке является эхом процесса свержения коммунистических диктатур в Восточной Европе в 1989 году. Если они действительно являются таким эхом, тогда мы можем ожидать, что члены аппарата полковника Каддафи в какой-то момент в не столь отдаленном будущем придут к власти, и, возможно, даже будут избраны.
В Венгрии и Польше коммунисты переродились заново, став социал-демократами, и вновь завоевали власть, что позволило многим представителям националистических движений в этих странах задаться вопросом, а была ли вообще революция. В Румынии и Болгарии тоже некоторые довольно жестокие представители старых режимов никогда не теряли надежды вновь обрести политическую силу, и во многих случаях не были разочарованы.
Самая поразительная из всех подобных историй - это история самой России, страны, чьи вооруженные силы поддерживали подавление более ранних восстаний в Будапеште и Праге, и которая отказалась от своей власти над европейской империей вассальных государств только после того, как рухнула ее внутренняя экономика под весом собственных противоречий. Два десятилетия спустя аппарат безопасности, выстроенный Лениным и Сталиным, восстановил свое политическое влияние в России, и наилучшим примером служит премьер-министр Владимир Путин, кадровый офицер КГБ. Он возглавляет обширную сеть так называемых «силовиков» - это русское слово означает «людей власти» - в основном это бывшие члены КГБ и организации-преемника ФСБ.
«Силовики» действительно полезная команда, которая заслуживает более широкого применения. Во всех странах обязательно есть сорт людей, которых привлекает власть, и в результате они становятся очень опытными в завоевании и удержании оной. А также в восстановлении доли оной после непрошеного прерывания. И к таким людям совсем не обязательно будут относится те, кто столь героически борется за политические свободы на улицах Туниса, Каира или Триполи.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Существует дилемма, с которой сталкивается любое новое правительство, которое приходит к власти после долгого периода тоталитарной диктатуры. Весь административно-чиновничий класс так или иначе участвовал в угнетении; и при этом в кратко- и даже среднесрочной перспективе, чтобы страна продолжала функционировать, совершенно невозможно обойтись без этих людей.
