На прошлой неделе Египет «отпраздновал» вторую годовщину революции массовыми беспорядками, слезоточивым газом и бурными демонстрациями протеста против ужесточения авторитарного режима. За несколько дней до этого в южные районы Туниса были направлены армейские подразделения для подавления демонстраций, участники которых требовали, чтобы власти объяснили им, почему через два года после революции жизнь в стране не улучшилась. Накануне годовщины ливийской революции 17 февраля власти призывают усилить бдительность и предпринять максимальные меры безопасности. «Lufthansa» отменила свои рейсы в Триполи.
После зимы 2011 года в Северной Африке многое изменилось. Но в основном, все осталось по-прежнему. Чтобы понять это, стоит взглянуть на другие страны, пережившие подобные радикальные перемены. Например, в посткоммунистической Европе страны, которые столкнулись с такими же проблемами после избрания демократических правительств в 1990 году, выбрали совершенно не похожие пути развития. И пока некоторые из них пребывают в состоянии экономического застоя и политической неразберихи, другие процветают.
Разницу эту невозможно объяснить одними политическими или экономическими причинами. На самом деле, стабильность и развитие обусловлены, скорее всего, человеческим фактором. Ведь гораздо легче было проводить радикальные реформы и убеждать народ в их необходимости в тех странах, в которых уже была сформирована «альтернативная политическая элита» - люди, которые до этого работали вместе, задумывались о своем участии в управлении страной и в какой-то мере были готовы взять на себя это управление. Венгрия, Польша и в меньшей степени Чехословакия и страны Балтии – все они выиграли благодаря тому, что у них были такие деятели, которые на протяжении длительного времени думали о необходимости перемен и способах их реализации. Еще в 80-е годы в рядах польской оппозиции был создан профсоюз «Солидарность». В Чехословакии уже с 70-х годов Вацлав Гавел пропагандировал и отстаивал демократические ценности. В Венгрии и Польше экономисты десять лет обсуждали способы децентрализации плановой экономики.
В других странах оппозиционные организации не отличались таким же единством, либо меры подавления оппозиции там были более жесткими. Поэтому после распада Советского Союза к власти опять пришли коммунисты, правда, на этот раз в образе социал-демократов или националистов. Кто-то из них был лучше, кто-то хуже. Но в целом, они не настаивали на радикальных реформах, потому что сами не были в них заинтересованы.
И сейчас, когда арабские страны отмечают вторую годовщину революций, следует учесть этот опыт. Разумеется, как заявил на этой неделе в своем интервью «Foreign Policy» один эксперт, до революции в Египте были многочисленные децентрализующие организации. Но «в основном, они были запрещены, за исключением движения исламистов и футбольных клубов. В этих двух организациях состояло слишком много людей, а эмоциональный накал, сопровождавший их деятельность, был слишком сильным». В результате «Братья-мусульмане» стали единственной, начиная с 2011 года, политической «партией», способной организовать массы. А египетские футбольные клубы – единственная организация, которая способна возглавить крупные протестные акции, чем, собственно, они и занимаются в последнее время. Других политических лидеров взамен прежних не нашлось.
Не нашлось в Сверенной Африке и таких же, как в Польше и Венгрии, экономистов, которые были бы готовы в любой момент и при первой же возможности предложить свои планы по устройству дел в стране. «Братья–мусульмане» пришли к власти без каких-либо четких представлений об экономике Египта. В Ливии, где экономика была завязана, главным образом, на интересах семьи Каддафи, новое правительство, созданное из бывших эмигрантов и военных оппозиционеров прежнему режиму, в основном, лишь начинает вникать в дела страны. В Тунисе, где в прошлом исламская партия «Ан-Нахда» и либеральные демократы подвергались жестоким преследованиям, считается, что экономикой страны по-прежнему управляют друзья и родственники прежней правящей семьи. А радикальные перемены не отвечают их интересам.
Нелегко делать политические выводы на основе этих наблюдений. В конечном счете, возможности для подготовки альтернативных политических лидеров были три, пять или, еще лучше, десять лет назад. Но даже тогда невозможно было вырастить настоящую альтернативную политическую элиту за пределами страны – в рядах эмигрантов или иностранцев. Если лидер оппозиции формируется вне местных условий и не под влиянием острой потребности в альтернативных организациях – политических партий, благотворительных фондах, газет, групп по правам человека – то, когда он придет к власти, у него не будет достаточных сил, связей и политического влияния для осуществления реформ. В арабских странах возможность подготовки такой новой элиты появилась только в 2011 году, и она только начала формироваться. И не верьте тем, кто в ближайшее время будет заявлять, что арабские революции закончились – вполне возможно, что они только начинаются.
