Авиакатастрофа под Смоленском – это больше чем трагедия потерянных жизней и больше, чем национальная катастрофа: смерть президента, его жены и всей его свиты. Это также испытание самообладания для поляков по всему миру. Они задаются вопросом: действительно ли мы избавились от кошмаров прошлого? Или же демоны вернулись, чтобы вновь окружить нас, эти гигантские, забрызганные кровью призраки, выходившие из леса, чтобы на протяжении двух столетий уничтожать каждое польское поколение?
В течение 20 лет с момента падения коммунизма Польша жила в мире со своими соседями, и поляки наслаждались растущим благосостоянием. Польша, наконец, превращалась в «нормальную страну», которой никогда не была раньше, в те времена, когда ее участью были попеременные вторжения российской и немецкой армий, а надеждой – самоубийственно смелые, но тщетные восстания. Эта старая Польша жила в замкнутом круговороте истории репрессий, предательства, сопротивления и восстаний. Все наизусть знали список дат и мест – трагедии, воскрешения, благородный «польский январь» или достойный сожаления «польский сентябрь» - которые ничего не значили для иностранцев.
Поэтому радость нормальности состояла в том, что можно было, наконец, забыть все эти даты и их навязчивые законы.
Но теперь произошло это. По пути к братской могиле в лесах под Катынью, где в апреле 1940-го года Сталин приказал расстрелять военную и гражданскую элиту Польши, президент свободной Польши погибает, когда его российский самолет врезается в деревья в нескольких километрах от самой Катыни. В самолете были он и его жена, а также военные, религиозные и политические лидеры, летевшие с ними, чтобы почтить память мертвых поляков, лежащих в российский земле. Теперь, ровно 70 лет спустя, они присоединились к этим мертвецам и стали частью той трагедии.
Люди, чья коллективная память так полагается на мистические совпадения, на ощущение провидения, которое иногда бывает любящим, но часто зловредным, начинают думать, что Катынь никогда не закончится, что Лех Качиньский и его спутники являются не только частью трагедии, но и частью преступления.
Услышав эти новости, миллионы поляков мгновенно подумали «Гибралтар!» - а затем заставили себя отогнать эту мысль. 4 июля 1943 года генерал Владислав Сикорски, глава правительства Польши в изгнании, погиб, когда его самолет рухнул над Гибралтаром. Британцы заявили, что это была случайность. Многие поляки – тогда и сейчас – не поверили и не верят им.
Они указывают на то, что авиакатастрофа произошла через три месяца после того, как немцы обнаружили под Катынью массовые захоронения; когда Сикорский обвинил Советский Союз в этом преступлении, Сталин поставил под угрозу всю антигитлеровскую коалицию, разорвав отношения со свободной Польшей. Разве не очевидно, что у британцев и русских был общий интерес избавиться от Сикорского? И разве Владимир Путин не ненавидит и не боится откровенных польских лидеров столь же сильно, как это делали царь Николай или Сталин? И разве не это имел в виду бывший президент Лех Валенса, когда воскликнул в субботу, что «это вторая Катынская трагедия, в первый раз они попытались обезглавить нас, и теперь элита нашей страны вновь погибла»?
Но все это – параноидальная чепуха, которую на один ужасный момент может позволить себе подумать любой поляк, но которая затем развеивается на свежем воздухе. Смоленск – это не Гибралтар. Построенный в России самолет был личным самолетом президента, а не коварным займом из Москвы. Путин, смущенно посетивший Катынь в среду вместе с польским премьер-министром, испытывает неприязнь к польским устремлениям, но он не занимается убийствами глав иностранных государств.
Сегодня Польша страдает не от судьбы, а от большого невезения. Эти выходные доказали, что она превратилась в «нормальную страну», способную организовать выборы нового президента без задержек и проблем.
Я знал и любил некоторых из людей, погибших вчера под Смоленском. Они бы не стали отрицать, что призраки по-прежнему таятся в лесу польского воображения. Но они хотели, чтобы эти призраки так и оставались скрыты среди деревьев.