Интервью Тристан Банон, 32-летней француженки, обвиняющей Доминика Стросс-Кана в попытке изнасилования

В течение всего разбирательства по скандалу в гостинице Sofitel она предпочитала хранить молчание. Сегодня же, когда в нью-йоркском деле произошли значительные изменения, женщина решила выйти из тени и заявила 4 июля о том, что подаст против Доминика Стросс-Кана иск о попытке изнасилования (в тот же день адвокаты Стросс-Кана заявили, что их клиент подает ответный иск, обвиняя женщину в клевете. Стросс-Кан посредством адвокатов заявил, что факты, о которых рассказывает Банон, - «вымышленные», - прим. ред.) Но почему сейчас, а не восемью годами ранее? Она объясняет это в эксклюзивном интервью L'Express.

L'Express: С 14 мая и начала дела Sofitel вы хранили молчание, а ваш адвокат не говорил о вашем намерении обратиться в суд. Но сейчас, когда в Нью-Йорке события начали развиваться в пользу бывшего гендиректора МВФ, вы, наконец, решаете подать иск о попытке изнасилования. Почему?

Тристан Банон (Tristane Banon): Я больше не могу слушать то, как меня называют лгуньей за то, что я не обращаюсь в суд. Уже восемь лет я несу этот крест, слышу сплетни и ложь в свой адрес (Банон утверждает, что предполагаемая попытка изнасилования случилась в феврале 2003 года, во время встречи со Стросс-Каном в некой пустой квартире. Стросс-Канн в то время был депутатом от Соцпартии, Банон - журналисткой, собиравшей материал для собственной книги - прим. ред.). С 14 мая (момент ареста Стросс-Кана в Нью-Йорке – прим. ред.) все начинают думать, что означает мое молчание, по-разному толковать каждое слово моего адвоката, но не желают меня выслушать. Вообще никто так и не понял, что я не собираюсь поддерживать Нафисату Диалло по телевизору. Я отказалась комментировать это дело, потому что ничего о нем не знаю. Если она солгала по некоторым моментам, это не обязательно означает то, что она солгала насчет изнасилования. Для меня все это было невыносимо. К тому же когда я увидела, что Стросс-Кан вышел на свободу и обедает в роскошном ресторане в кругу друзей, мне стало плохо. Я прекрасно понимаю, что одна половина людей поверит мне, а вторая нет. Тут нет идеального решения, лишь то, что позволит мне, наконец, смотреть на себя в зеркало. В течение последних восьми лет Доминик Стросс-Кан был тем, кто держал в руках бразды моей жизни. У него проблемы в МВФ? В Sofitel? Всплывает история Банон... Мне хотелось хоть раз самой решить, что со мной случится. Я хотела, чтобы меня послушали, потому что у меня, вероятно, наконец, появился шанс был услышанной. 

- В какой момент вы приняли это решение?

- 15 мая мы с моим адвокатом начали прорабатывать этот вопрос. Решение было принято в середине июня, до последних событий.

- Когда вы услышали о сомнениях относительно показаний горничной, вам не захотелось пойти на попятный?

- Ни на мгновение. С самого начала мой адвокат не раз повторял мне, что мне не нужно связывать свою судьбу с судьбой Нафисату Диалло. Сделал ли с ней что-либо Доминик Стросс-Кан или нет, это никак не отражается на том, что он сделал со мной. Если там все случилось не так, как нам описывают, мне все равно придется доказать, что он причинил вред мне. В противном случае я снова буду выглядеть лгуньей. Это лишь придает мне решимости. Если я хочу в один прекрасный день положить конец этому длящемуся уже восемь лет кошмару, все нужно решить в суде.

- Сегодня вы выдвигаете серьезное обвинение: речь идет о попытке изнасилования. Как получилось, что вы не подали иск раньше, за все эти восемь лет? Подобное очень трудно понять.

- Для каждой женщины, которая оказалась в такой ситуации, это очень трудно. Вас просят рассказать минута за минутой о том, что произошло, тогда как вы сами хотите только одного: забыть каждую минуту случившегося. Все становится еще тяжелее, когда вам заранее известно, что дело обречено на провал. Я больше не могу слушать, как люди до бесконечности повторяют: если бы она подала иск, все выглядело бы правдоподобнее! Поставьте себя на мое место. Когда я хотела обратиться в суд восемь лет назад, все дали мне понять, что это ни к чему не приведет. В таких обстоятельствах это мое слово против его. Но чего стоило слово молодой журналистки-стажерки, которая писала свою первую книгу и, как считали многие, хотела создать себе этим рекламу? Что стоило мое слово против слова Доминика Стросс-Кана, который был супругом Анны Синклер, хотя еще и не получил пост главы МВФ? Ничего! У него на руках были все козыри, у меня - ни одного. И когда вы думаете о том, что это в любом случае не сможет ничего исправить и стереть воспоминания, то в итоге говорите себе: зачем мне это нужно?.. (...)

- Чем вы подтверждаете ваши слова о попытке изнасилования?

- Если вам нужно описание того, что произошло, вы можете ознакомиться с ним к книге «Гимнастка» (Trapéziste). Это автобиографический роман, который вышел в 2006 году. В своей книге о Доминике Стросс-Кане Мишель Таубманн (Michel Taubmann) критикует меня под предлогом того, что главе из моей первой книги «Признанные ошибки» (Erreurs avouées), где я описываю разговор со Стросс-Каном в 2003 году, нет никакого намека на агрессию. На самом деле я не собиралась выдвигать обвинения в этой книге, раз уж решила не делать этого в реальной жизни. Смотреть нужно не здесь. Чтобы узнать о произошедшем, нужно ознакомиться с романом «Гимнастка», который я написала, чтобы освободиться... Юная Флора, которая рассказывает в нем о своих приключения в политико-литературных кругах, это я. Девушка, которая рассказывает в главе XIII о встрече с политиком в пустой квартире и пишет: «Я борюсь с ним, бью, кричу, он любит крики, этот тип больной», это я, а «он» - это Доминик Стросс-Кан.  

- Там все описано?

- Нет. Я не рассказываю о мерзких подробностях, его пальцах в моем рту, о том, как он запустил руки ко мне в трусы, после того как сорвал с меня джинсы и бюстгальтер... Когда я только вошла в эту квартиру, то сразу почувствовала себя не в своей тарелке. Она была почти пустой. Белые стены, висящие на виду балки, кофеварка, круглый столик, справа гостиная с пустым книжным шкафом, а дальше спальня с кроватью. Мы начали говорить, он предложил мне выпить кофе, я достала диктофон. Он захотел, чтобы мы пересели на диван, а потом, чтобы я протянула ему руку. Я захотела уйти. Он остановил диктофон, схватил меня за руку, потом за плечо. Я сказала ему отпустить меня, и мы начали бороться. Он притянул меня к себе, мы упали и продолжили бороться на полу еще несколько минут... Это нормально, когда человек делает все, что хочет, с вашим телом, связывает вам руки за спиной, лапает грудь, трется о вас, и вы все это чувствуете? Я покрылась потом, а он вел себя очень грубо. Когда я поняла, что он на самом деле собирается меня изнасиловать, то начала брыкаться и пыталась пнуть его ногой. Я была напугана до полусмерти и прокричала: «Вы ведь меня не изнасилуете?» Потом мне вдруг удалось освободиться, я сбежала по лестнице, запрыгнула в машину и позвонила маме, потому что меня всю трясло и я не могла вести.

- Сколько времени продлилась встреча?

- С того момента как я вышла из машины и до того, как вернулась обратно, прошло больше получаса.

- Как вы можете это утверждать, если, по вашим словам, находились в состоянии шока?

- Из-за счетчика на стоянке. Я заплатила за 30 минут, и я получила квитанцию.

- Но почему вы решили потратить всего полчаса на разговор с политиком такого уровня?

- Потому что речь шла всего лишь о том, чтобы дополнить информацию. Во время первого интервью он ограничился набором стандартных фраз и пригласил меня на вторую встречу. Я думала, он сделает то же самое. Мне было 23 года, и я еще не умела правильно оценивать ситуацию. (...)

- Как отразилось это событие на вашей личной жизни?

- У меня осталась тяжелая травма. И так и не сложилось нормальных отношений с мужчинами. Что еще хуже, я постоянно испытывала страх. В моих глазах они все были маньяками, которые хотели причинить мне боль. Таким образом, в определенный момент мне захотелось ощутить себя главной, отказавшись от привязанности и меняя их одного за другим. Стросс-Кан считал, что может делать все, что хочет, с моим телом, не спрашивая на то моего разрешения. Потом любившие меня мужчины говорили: «Такое ощущение, что ты не связана со своим телом». И на самом деле это стало для меня единственным способом выкинуть мысль о случившемся из головы. Он воспользовался моим телом, а не мной.

- А в профессиональном плане? 

- Несколько раз я оказывалась без вины виноватой. Я работала на каком-то месте, и тут внезапно все начинало рушиться. Так, например, летом 2009 года я устроилась директором в издательство Cherche Midi. Все было просто прекрасно до сентября 2010 года, когда мой начальник Филипп Эраклес (Philippe Héraclès) ни с того ни с сего заявил мне, что я плохо работаю и т.д. Я ничего не поняла. Некоторое время спустя я наткнулась в интернете на его интервью, в котором он рассказывает, что добился со сторонниками Стросс-Кана следующего соглашения: когда тот официально выставит свою кандидатуру, Cherche Midi займется публикацией его программной книги. Как мне кажется, такое совпадение вызывает вопросы. 25 октября у нас состоится встреча с представителями конфликтного комитета для пересмотра трудового договора.  (...)

- Как вы отреагируете, если с Доминика Стросс-Кана снимут все обвинения в Нью-Йорке?

- Я сделаю вывод о том, что американский суд признал его невиновным, но лично я хочу лишь одного: чтобы он вернулся во Францию со своей презумпцией невиновности, и мы оказались с ним в суде. Я прекрасно понимаю, что в такого рода делах, когда есть слово одного человека против другого, даже если речь не идет о могущественных людях, подозреваемых часто отпускают на свободу. В любом случае, я знаю, что говорю правду.