Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Страна-хозяйка «Евровидения» любит все миниатюрное и бутафорское

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Я не смотрел конкурс песни «Евровидение». Я вообще не уверен, что хоть раз его видел, зато уверен, что он не в моем вкусе. В кои-то веки соглашусь с правительством Ирана, которое ругает Азербайджан – своего маленького соседа – за то, что он принял у себя это своеобразное мероприятие. Мне достаточно было взглянуть на трансляцию видео с Энгельбертом Хампердинком, чтобы меня буквально стошнило.

Я не смотрел конкурс песни «Евровидение». Я вообще не уверен, что хоть раз его видел, зато уверен, что он не в моем вкусе. В кои-то веки соглашусь с правительством Ирана, которое ругает Азербайджан – своего маленького соседа – за то, что он принял у себя это своеобразное мероприятие. Мне достаточно было взглянуть на трансляцию видео с Энгельбертом Хампердинком (Engelbert Humperdinck), чтобы меня буквально стошнило. Если бы иранцы это слышали, они вторглись бы в Азербайджан, не раздумывая. Потом, во время интервью, над Хампом издевались омерзительные братцы из Jedward, но он выдержал это с удивительным терпением. Как будто лоботомированных близнецов было мало, его еще и спросили о ситуации с правами человека в Азербайджане. Он прибег к тактике «Я всего лишь простой певец» - меня, дескать, попросили приехать и спеть, вот я и приехал. При этом Jedward об их политических взглядах интервьюер даже не спрашивал. Каким бы ужасным ни было поведение азербайджанского режима, если бы он без суда надолго арестовал Jedward после их выступления, я бы не возражал. 

 

Пару лет назад я провел в Азербайджане выходные. Не припомню, как меня туда занесло, но место это оказалось крайне своеобразным. Пейзаж вокруг бакинского аэропорта – один из самых уродливых в мире. Он напоминал какой-то ад в стиле постапокалипсиса – сотни нефтяных вышек, пруды с грязной водой, липкие испарения. Я едва не повернулся и не отправился назад, но пересилил себя и в итоге добрался до недавно реконструированного и вполне симпатичного приморского бульвара, в котором было нечто от Французской Ривьеры. В конце 19 века Баку и был чем-то подобным. Люди со всего света стекались в него, рассчитывая разбогатеть на нефти. Сейчас мощеные булыжником улицы старого города были странно пусты.

 

Больше всего меня поразил Музей миниатюрной книги. Я битый час ходил по нему в сопровождении энтузиаста-куратора и не решался спросить: «Зачем?» Наконец, я все же осведомился, в чем смысл этих крошечных томиков, которые можно читать только со специальной лупой. Куратор посмотрел на меня как на сумасшедшего, но ответа я так и не получил – и не стал его добиваться.

 

Я отправился в огромный, роскошный ночной клуб, в котором в те выходные как раз была вечеринка в честь открытия. У его дверей я с удивлением обнаружил четырех или пятерых папарацци, снимавших всех, кто заходил внутрь. Подойдя поближе, я увидел, что они пользовались древними фотоаппаратами, в которых, похоже, не было никакой пленки. Я так и не понял, кто это был – молодые художники или просто сумасшедшие. Или, может быть, в Азербайджане не слышали о цифровой революции? Внутри клуба выступала приглашенная владельцами женская поп-группа. Они пели под фонограмму песни, которые бы даже Jedward показались дешевкой. Я тихо тосковал, когда эти девицы кружились в своих безвкусных одежках, в которых они выглядели точь в точь как перспективные участницы «Евровидения». 

 

На следующий день меня, страдающего тяжелым похмельем, повели на местный базар, который торговал, по-видимому, только горшками с искусственным дерном. Я долго шел за своим гидом, и он показывал мне прилавок за прилавком – с одним и тем же содержимым. На сей раз, я даже не стал спрашивать, зачем.