Почему признаваться в любви к Марксу стало безопасно

Если верить Guardian, Маркс - снова в моде. Нам рассказывают, что Запад переживает «ренессанс марксизма», и что молодежь все чаще  «обращается к мыслям немецкого философа XIX века», пытаясь понять, что такое рецессия и что с ней делать. Продажи «Капитала» и «Манифеста коммунистической партии» в 2008 году резко пошли вверх и продолжают расти, лицо Маркса украсило новую немецкую карточку MasterCard, а журналисты и ученые теперь открыто говорят о важности идей Маркса для понимания проблем капиталистического общества. Может показаться, что наступила весна марксизма.

Казалось бы, как марксист я должен был бы радоваться возвращению Карла. Но оголтелая мода на все, что связано с Марксом, меня, скорее, тревожит. Дело в том, что в действительности она указывает на выхолащивание марксизма, превращение его из живой революционной идеологии, вдохновлявшей миллионы сердитых и зачастую вооруженных людей, в нечто безопасное, о чем представители «болтающего класса» могут раздумывать за мюсли и утренней газетой. Марксизм вошел в мейнстрим, попал в «Твиттер» и на футболки для буржуазной молодежи именно потому, что фактора, который заставлял правителей общества и всех «достойных людей» его бояться, больше нет. Я имею в виду организованный пролетариат, способный совершить революцию.

Читайте также: Почему марксизм снова на подъеме

Марксизм по сути был теорией пролетарской революции. Поэтому десятилетиями мейнстримные политики и буржуа, предпочитающие покой и стабильность революционным потрясениям, считали его вредной и опасной идеей. Однако сегодня, когда слово «пролетариат» никто даже не упоминает, а рабочие были удалены с политической сцены и низведены до роли шутов в реалити-шоу и объектов для слезливой жалости в книгах Полли Тойнби (Polly Toynbee), марксизм перестал пугать «больших людей». Без этих надоедливых «пролов» и революционной подоплеки он стал достаточно безопасным, чтобы служить подходящей философией для застольного разговора. Мы живем в эпоху беспрецедентного социального мира, когда отсутствует серьезная поляризация, и поэтому с марксизмом теперь могут открыто заигрывать те, у кого когда-то начиналась крапивница от одного этого слова.

За современным «марксизмом» нет никакого социального движения, зато в нем много риторики. В сущности, новые марксисты просто выбирают куски из работ Маркса в надежде, что это поможет им прикрыть современные предрассудки философски-исторической мишурой. Фактически, они используют давно мертвого Карла в качестве куклы-чревовещателя, вкладывая в его обрамленные бородой уста свои крошечные мыслишки. И главный предрассудок, для распространения которого они выкопали труп Маркса, – это идея о том, что капитализм зол, гадок и слишком озабочен вещами, а нам пора научиться жить более социально-сознательной и менее материалистической жизнью – заботиться об окружающих вместо того, чтобы мечтать поселиться в псевдотюдоровском особняке. Короче говоря, революционера Карла ставят на службу глубоко консервативному делу современных левых, любящих скорбеть о прогрессе, экономическом росте и разрушении экологии.

Также по теме: Что Маркс мог бы подумать о московских протестах

Однако все эти рыдания об ужасном капитализме не имеют никакого отношения к марксизму. Напротив, Маркс не только жестко анализировал разрушительные тенденции в капитализме, но и восхвалял капиталистический класс. В «Манифесте коммунистической партии» он признал его дерзновение, заявив, что буржуазия «создала чудеса искусства, но совсем иного рода, чем египетские пирамиды, римские водопроводы и готические соборы; она совершила совсем иные походы, чем переселение народов и крестовые походы». Между тем, нынешние плакальщики в марксистских одеждах предпочитают отмахиваться от чудес современного капитализма своими наманикюренными ручками. Они то доказывают, что рост экономики превращает нас в душевнобольных, то издеваются над международной торговлей, загрязняющей бедную матушку-Землю. Принятие Маркса этими сытыми любителями погоревать по поводу человеческой алчности и экономического роста свидетельствует не о возвращении марксизма, а о его смерти.