В самом начале XVII века царская Россия пережила довольно сложный в разных отношениях период, который вошел в историю под названием Смутного времени. Именно к тому времени относится головокружительный взлет самозванца Лжедмитрия I и его сокрушительное поражение. Факты, приведенные в этой статье, свидетельствуют, что самозванец не смог бы достичь таких немыслимых успехов без значительной поддержки, которой ему удалось заручиться на Украине.
Юрий Богданович Отрепьев - будущий самозванец, принявший имя сына Ивана Грозного Дмитрия, по официальной версии погибшего в мае 1591 года от рук убийц, - родился в подмосковном городе Коломне, в семье царского офицера-стрельца Богдана Отрепьева. Позднее царь Борис Годунов и его близкое окружение сделали немало для того, чтобы дискредитировать своего противника, изобразив его эдаким беспутным и бесталанным молодым человеком, пьяницей и чернокнижником. На самом же деле с самых юных лет Юрий Отрепьев был птицей явно другого полета. Это был от природы одаренный юноша, имевший не по годам острый ум, прекрасную память, хороший музыкальный слух, очень прилежный. Именно благодаря этим качествам Юрий сумел в рекордно короткие сроки прекрасно овладеть грамотой, опередив подавляющее большинство своих сверстников.
Как это нередко бывает у людей подобного рода, сила честолюбия сына офицера-стрельца отнюдь не уступала силе его очевидных способностей. Уже тогда совсем юный Юрий начал серьезно задумываться над тем, как ему по-настоящему 'выйти в люди', однако скромность его происхождения изначально не давала ему, по сути, никаких шансов на то, чтобы сделать в Московском государстве выдающуюся карьеру. Отрепьев решил воспользоваться старым, как мир, способом - найти себе могущественного покровителя. Некоторое время будущий самозванец работал слугой у князя Черкасского, а затем - у известного боярина Михаила Романова. Честолюбивый юноша прекрасно знал что делал: тогда многие россияне серьезно считали боярина Романова одним из главных претендентов на русский престол.
Есть данные о том, что благодаря своим качествам Юрий Отрепьев достаточно быстро выделился из остальной романовской челяди. Однако его надежды на состоятельного и влиятельного человека навсегда разбились в один из октябрьских дней 1600 года, когда сильный отряд царских стрельцов со всех сторон окружил дом его господина (кто-то донес Борису Годунову, что боярин Романов готовит покушение на царскую жизнь). Слуги, и в их числе - сам Отрепьев, вступились за своего хозяина, однако силы оказались неравными, а за сопротивление 'царским людям' всех их ожидало суровое наказание - смертная казнь. Но сын Богдана Отрепьева сумел избежать ее. Он принял монашеский постриг и имя Григорий.
На новом, духовном, поприще бывший слуга боярина Романова сделал, без преувеличения, головокружительную карьеру. Ему понадобился всего лишь год для того, чтобы превратиться из рядового монаха московского Чудова монастыря в дьякона и члена патриаршей свиты. Можно только представить, каких крупных успехов мог достичь совсем молодой дьякон, если бы он продолжил 'монастырскую' карьеру. Отнюдь не исключено, что в этом случае Отрепьев вошел бы в историю не как один из московских самозванцев, а как один из выдающихся деятелей Православной церкви. Но, как мы постараемся показать в нашей статье, его блестящая карьера навсегда пресеклась из-за слишком уж большого интереса инока Григория к сугубо мирским вопросам.
Едва став дьяконом, Отрепьев со скрупулезностью, которой мог бы позавидовать не один следователь и даже не один ученый-историк, начал собирать факты и свидетельства, относящиеся к Угличской трагедии 1591 года. А однажды дьякон немало удивил чудовских монахов, заявив им, что в скором времени он сам станет новым московским царем!
Тогда монахи-чудовцы только посмеялись над 'чудачествами' молодого инока. Однако ситуация, в которой оказался сам Григорий, оказалась для него очень серьезной: слух о появлении нового претендента на российский престол вскоре дошел до самого царя Бориса Годунова. Опасаясь вполне реального ареста, Отрепьев бежит из элитного Чудового монастыря - свидетеля одного из своих триумфов.
Очевидно, что перед бывшим иноком было два пути. Первый означал на всю жизнь остаться беглым монахом, а второй - реально реализовать поразительную идею, которую никто в Чудовом монастыре, естественно, всерьез не принял. Вполне допускаю, что немало людей в положении Отрепьева избрали бы первый путь, тихо радуясь, что Господь подарил им еще один день на свободе и еще один кусок хлеба. Однако отдадим должное Григорию - цели он умел ставить не по годам высокие. Отрепьев решает объявить себя избежавшим смерти сыном Ивана Грозного Дмитрием и развернуть борьбу за 'родительский' престол...
Конечно, не по годам умный Григорий Отрепьев довольно быстро осознал, что без серьезной поддержки со стороны могущественных людей всем его 'царским' амбициям суждено остаться не более чем радужными юношескими мечтами. Но где именно следовало ему искать этой 'поддержки сильных мира сего'? Самозванец понял довольно быстро, что в самой Московии, где железная рука Бориса Годунова крепко держала за горло любую оппозицию, получить ее будет практически невозможно. 'Царевич Дмитрий' решает попытать счастья в соседней Речи Посполитой.
Однажды в сопровождении двух монахов Чудова монастыря Отрепьев отправился в далекий путь и через некоторое время оказался в Северской Украине. Григорий и его два спутника несколько дней отдыхали в стенах Троице-Сергиевого монастыря в Новгороде-Северском, а затем снова пустились в путь. А еще через несколько часов настоятель монастыря обнаружил в своем 'хозяйстве' записку, из которой следовало, что здесь совсем недавно останавливался не кто-нибудь, а чудом избежавший смерти царевич Дмитрий...
Конечно, с точки зрения элементарной конспирации, беглый монах действовал неразумно. В монастыре могли оказаться 'твердолобые' сторонники Бориса Годунова, которым бы не составило труда быстро 'вычислить' и навсегда нейтрализовать автора записки. Но понять по-человечески Юрия Богдановича вполне можно: уж очень хотелось ему почувствовать себя в той царской роли, которую он сам же для себя и выдумал.
Еще через некоторое время дорога привела Григория и его спутников в Чернигов, а затем - и в Киев. Трое монахов сразу же отправились в Киево-Печерский монастырь, где пробыли около трех недель. А в конце своего пребывания в святой обители Отрепьев в ходе одной из бесед поведал настоятелю монастыря, кто он на самом деле есть.
На наш взгляд, этот шаг со стороны Лжедмитрия надо понимать как начало конкретного поиска им могущественных покровителей, одним из которых, по его мнению, вполне могла стать Православная церковь в пределах территории тогдашней Речи Посполитой. Однако в стенах Киево-Печерской лавры его ожидало горькое разочарование. Здесь разговаривать, но и указали ему и его товарищам на дверь... Лжедмитрий, однако, не успокоился, да и не могло быть иначе: беглый монах, помимо всего прочего, отличался еще и незаурядным упорством. Он горел желанием найти себе могучего патрона. Вскоре Григорий распрощался с Варлаамом и Михаилом (так звали двоих его спутников), и этот шаг был, разумеется, сделан не случайно: товарищи, хорошо знавшие его секреты, могли серьезно навредить ему. Вскоре Лжедмитрий появился в Остроге, в имении князя Константина Острожского. Однако опереться на поддержку могущественного магната Отрепьеву было также не суждено: князь без лишних церемоний приказал своим слугам выгнать 'царевича' вон.
Трудно с достоверностью сказать, сколько подобных неудач испытал человек, выдававший себя за родного сына царя Ивана Грозного. Можно предположить, что таких неудач было у него немало, и каждая больно ранила сильно развитое самолюбие Григория Отрепьева - ведь как актер, неплохо изучивший свою роль, он уже стал входить в образ (им же самим созданный) царского сына, однако жестокая жизнь часто напоминала 'расстриге' о том, что он - обычный простолюдин, которого можно безнаказанно унизить. Правда, нельзя не вспомнить, что Отрепьева в желаемом для него качестве признали представители еретической секты ариан и что сам самозванец даже некоторое время обучался в арианской школе в Гоще. Однако впоследствии Григорий решительно порвал с арианами, запоздалым образом осознав одну очевидную истину: он никогда не сможет взойти на московский престол как царь-еретик.
Трудно сказать, как могла бы сложиться дальнейшая судьба самозванца, если бы в один прекрасный для себя день он не появился в Брачине - полтавском имении князя и магната Адама Вишневецкого, которому он предложил себя в качестве слуги. Впоследствии, став слугой князя, Отрепьев открыл ему свою 'тайну'... По одной из версий, это признание состоялось при следующих обстоятельствах. Однажды Адам Вишневецкий, недовольный какой-то работой слуги, сильно ударил его по лицу, на что обиженный Григорий с достоинством ответил, что его хозяин бьет не кого-нибудь, а сына царя Ивана Грозного. А уже через несколько минут 'царский сын' поведал князю легенду о том, как якобы верные ему люди, зная о том, что на него, царевича Дмитрия, готовится покушение, подменили его очень похожим на него другим мальчиком, который и принял за него мученическую смерть.
Наконец беглый монах и самозванец добился того, чего с нетерпением ждал так долго. Вишневецкий безоговорочно признал его царским сыном Дмитрием и приказал своей многочисленной челяди оказывать ему царские почести. Вскоре мнимый царевич и его покровитель начали серьезно думать об организации военного похода в Московию, который должен был увенчаться возведением самозванного царя на царский трон...
Трудно сказать, поверил ли князь Адам отрепьевской легенде. Можно предположить, что не поверил: уж очень неправдоподобной было утверждение Лжедмитрия о том, что верные люди заранее знали о покушении, которое, как свидетельствуют историки, было очень хорошо законспирировано. Однако, по большому счету, князю-магнату Ивана Грозного или же с одним из типичных самозванцев, которыми так богата мировая история. Подчеркну, что Вишневецкий признал самозванца и обещал ему военную помощь, исходя прежде всего из собственных интересов. Дело в том, что обширные владения князя, находившиеся в 'нестабильном' пограничье, нередко становились ареной вооруженного противостояния княжеских отрядов и царских войск. Вишневецкий вполне серьезно надеялся, что, заняв царский престол, его протеже сразу же обеспечит обширному феодальному хозяйству своего покровителя покой и стабильность.
Однако военному походу, за который энергично взялся князь Адам, суждено было закончиться, не начавшись. Войско, которое собрал магнат, оказалось небольшим и явно недостаточным для серьезной военной кампании, а надежда Вишневецкого на помощь ханского Крыма оказалась тщетной, несмотря на то, что он послал хану письмо с просьбой об этом. Вследствие всего этого покровитель Лжедмитрия довольно быстро охладел к запланированному 'мероприятию', что заставило беглого монаха сменить ориентацию. Надо сказать, что ему вновь повезло - и, по большому счету, даже намного больше, чем с Адамом Вишневецким. Новым покровителем Отрепьева стал Юрий Мнишек - польский сенатор, воевода Сандомира, а также староста Львова и Самбора - далеко не последняя фигура на политическом горизонте Речи Посполитой тех лет...
Польский сенатор, воевода и староста, встретил прибывшего к нему самозванца буквально по- царски. Не приходится сомневаться, что такое столь очевидное расположение к самозванцу было продиктовано вполне реальными интересами Юрия Мнишека. В свое время Мнишеку посчастливилось стать управляющим несколькими прибыльными королевскими имениями, которые приносили достаточно крупный годовой доход. Подчеркнем, что значительную его часть Мнишек беззастенчиво клал в свой карман, бесконечно оттягивая финансовые перечисления в государственную казну. В конце концов высокие должностные лица заявили сенатору: или он навсегда прекращает подобные действия, или большая часть его личного имущества будет отобрана у него для погашения долга.
Подчеркнем, что с самим Лжедмитрием Юрий Мнишек связывал еще большие надежды, чем Адам Вишневецкий. С его помощью старый казнокрад надеялся не только забыть о своих крупных долгах, но и поднять богатство своей семьи. По предложению Мнишека самозванец взял обязательство жениться на его дочери Марине и, кроме того, передать ей 1 млн. царских рублей и право управления Новгородской и Псковской землями. Со своей стороны Юрий Мнишек взял обязательство подготовить и осуществить серьезный военный поход против Бориса Годунова, а перед этим организовать встречу самозванца с королем Речи Посполитой Сигизмундом. В ее ходе в обмен на поддержку (правда, неофициальную) Отрепьев согласился после восшествия на престол присоединить к Польше Чернигово- Северскую землю.
Приблизительно в июле 1604 года в окрестностях Львова возник военный лагерь, куда по приглашению Мнишека начали прибывать все те, кто хотел принять участие в походе Лжедмитрия на Москву. Подчеркнем, что войско самозванца с самого начала оказалось весьма разношерстным. В нем можно было встретить и мелких польских шляхтичей (около 1 тыс. человек), и украинских реестровых казаков (приблизительно 1,5 тыс. человек), и большую группу (200 человек) московитян, оппозиционно настроенных по отношению к Борису Годунову. Позже, перед переходом сил самозванца на Левобережную Украину, количество украинских казаков возросло еще на 3 тыс. человек. И это означает, что в начале ратных дел больше половины армии Лжедмитрия составляли украинцы.
В определенном смысле слова это была любопытная и даже по-своему уникальная армия. Ведь она состояла из солдат, которые в иных исторических условиях сражались бы друг с другом, что называется, до последней капли крови. Кроме того, дальнейшие события показали, что войско Мнишека и Дмитрия-самозванца не только разношерстно, но и непредсказуемо. Еще не выступив в поход, волонтеры потребовали у Мнишека выплаты жалованья, а когда 'вечный должник' в очередной раз оказался неплатежеспособным, начали решать свои материальные проблемы за счет местного населения Львова. По древнему городу прокатилась волна насилий и убийств... Ситуация начала принимать явно скандальный характер, что заставило Мнишека и самозванца поспешить с приказом о выступлении.
В августе 1604 года войско Лжедмитрия начало двигаться на Восток. Передвигались наемники медленно, одолевая не более двух километров в день. Довольно часто вояки самозванца останавливались на долгие привалы в имениях Мнишека, Константина Вишневецкого, Русинского и некоторых других, благосклонно настроенных по отношению к самозванцу представителей польской элиты.
Вместе с тем, наряду с партией войны, существовала тогда в Речи Посполитой и партия мира. Ее представители выступали решительно против 'военной авантюры' самозванца, справедливо опасаясь, что Польша окажется втянутой в широкомасштабную войну, и что, кроме того, этот поход может спровоцировать в Украине новое мощное народное движение наподобие восстаний, руководимых Косинским и Наливайко. Противники самозванца в Речи Посполитой даже собирались преградить дорогу наемникам Лжедмитрия своими отрядами, и в этом случае движение самозванца было бы пресечено в зародыше. Но в конечном итоге они отказались от своих планов. Для большинства из них не было секретом, что самозванца тайно поддерживает сам король Сигизмунд, а с ним портить отношения им, естественно, не хотелось.
В октябре 1604 года армия самозванца наконец достигла Киева. После короткого отдыха Мнишек поставил вопрос о скорейшей переправе на левый берег Днепра, но необходимых для этого плавсредств под рукой не оказалось (постарались киевский воевода Василий Острожский и его сын Януш - решительные противники самозванца). Но на выручку быстро пришли рядовые киевляне, которые относились к 'царевичу Дмитрию' с нескрываемой симпатией. Они сумели обеспечить армию 'авантюриста' необходимым количеством лодок и плотов, и вскоре Лжедмитрий пересек вместе со своими солдатами Днепр, ставший для него Рубиконом. Тронутый до глубины души поддержкой киевлян, самозванец клятвенно пообещал освободить их от уплаты всех возможных налогов, очевидно, забыв, что решение подобных вопросов не входило в его компетенцию...
В Речи Посполитой (а, вернее, на территории входившей в ее состав Украины) царь Борис Годунов имел немало секретных агентов, доносивших ему буквально о каждом шаге Лжедмитрия. Но вот что характерно: вначале правительство Бориса Годунова откровенно недооценивало такого противника, как Дмитрий-самозванец. На первый взгляд, в таком отношении царь и его приближенные были совершенно правы. И действительно, могло ли войско Отрепьева, состоявшее всего из нескольких тысяч вояк, представлять собой серьезную опасность для престола, огражденного целой системой мощных крепостей; армией, которая насчитывала десятки тысяч опытных бойцов, вооруженных всем необходимым, вплоть до артиллерии. Вопрос, на первый взгляд, риторический. Но это только на первый взгляд.
Необходимо учесть, что в самом начале XVII столетия общественные настроения во многих городах и селах вошедшей в состав России части Левобережной Украины были отнюдь не в пользу Бориса Годунова. Тогда существенно ухудшилось материальное положение не только низов, 'черни', но и служилой шляхты. Попытки годуновского правительства выйти из тяжелого кризиса успехов не имели, с течением времени многие люди все больше стали связывать надежды на лучшее будущее с иным правителем. И в этом смысле мнимый царевич Дмитрий, безусловно, оказался в нужное время и в нужном месте. Агитаторы, посылаемые самозванцем в разные города Северной Украины, не жалели хвалебных слов в адрес Лжедмитрия, подчеркивая, что при новом царе все будет по-другому. Такая нехитрая агитация возымела действие. За сравнительно короткое время отряды самозванца при активнейшей поддержке местного населения захватили Моравск, Чернигов, Путивль и некоторые другие города, нанесли поражение царским ратям во главе с князем Мстиславским, организовали осаду Новгород-Северского. Среди простого народа, освобожденного 'смутьянами' от годуновской власти, часто слышалось:
'Восходит наше Красное Солнышко, возвращается к нам Дмитрий Иванович!'
Заметно выросла и социальная база движения Лжедмитрия. На его стороне, кроме польской шляхты и украинских казаков, уже воевали донские казаки во главе с лихим атаманом Корелой, повстанцы из Слободской Украины, отряды русских крестьян, белорусские шляхтичи. Но событием особого рода стало для самозванца прибытие к нему 12-тысячной армии запорожских казаков.
С самой запорожской вольницей Лжедмитрия связывали долгие и далеко не однозначные отношения. Еще в период подготовки к своему походу самозванец очень надеялся на участие в нем многочисленных и весьма опытных в военном отношении запорожских казаков. Еще в феврале 1604 года царские агенты доносили Годунову, что эмиссары Лжедмитрия активно ведут с запорожцами переговоры о союзе. Однако дело Лжедмитрия 'рыцари вольного Запорожья' поддержали не сразу. Вначале они предпочитали иметь дело со 'стабильным' царем Борисом (который, стремясь привлечь запорожцев на свою сторону, ежегодно отправлял на Сечь крупные денежные суммы), а не с самозванным претендентом, политическое будущее которого было еще далеко не ясно. Однако военные успехи Лжедмитрия, поддержка его со стороны значительной части простого народа убедили запорожцев в том, что самозванец - фигура, на которую не только можно, но и нужно ставить...
Кроме этого, военные успехи 'сына Ивана Грозного' заставили Годунова отнестись к нему как к серьезному противнику. Против 'смутьян' были брошены лучшие царские полки с приказом дать самозванцу и его людям серьезный бой. Вскоре войско Лжедмитрия потерпело жестокое поражение от армии царя, которая обладала значительным преимуществом в огневой мощи. Разгром отрепьевских отрядов мог вполне быть и полным, если бы не запорожские казаки, которые ценой огромных потерь (около 7 тыс. человек убитыми) прикрыли их отступление.
Вполне возможно, что если бы Годунову суждено было прожить еще хотя бы с десяток лет, то война с Лжедмитрием могла продлиться еще очень долго. Но в апреле 1605 года последний час правителя Московии пробил, и, как это часто бывает, все доселе тайные противники русского самодержца подняли головы. В самой царской армии произошел политический раскол, и большая ее часть присоединилась к войску самозванца. После этого поход войск Дмитрия-самозванца на Москву, по сути, превратился в триумфальное шествие. В мае 1605 года в Москве вспыхнуло народное восстание, которое свергло с трона малолетнего сына Годунова Федора. На 'родительский престол' вступил царь-самозванец...
Впрочем, самому Лжедмитрию I тоже не суждено было прожить долгую и счастливую жизнь. Через год, и тоже - в мае, он был свергнут с престола и убит...
Почему же так произошло? И кто посмел поднять руку на 'Красное Солнышко', столь популярное в народных массах?
Конечно, было бы значительным преувеличением изображать самозванного царя революционером, который во время своего правления привел государство к кардинальным преобразованиям. Факты свидетельствуют о том, что новый царь сохранил феодальный строй, а значит - все богатства и привилегии класса крупных феодалов. Однако, в отличие от Бориса Годунова, и для обычных людей Лжедмитрий сумел сделать кое-что существенное. Например, он поднял мелкой служилой шляхте жалованье в три раза, а население города Путивля, которое в свое время оказало ему весомую поддержку, освободил от всех налогов на 10 лет. Известно также, что новый правитель собирался возобновить Юрьев день (право на переход крестьян от одного помещика к другому). В довершение всего царь появлялся в определенный день недели на Лобном месте, и каждый человек, даже самый бедный, имел право рассказать ему о разных притеснениях, в том числе - и со стороны богатых...
Неудивительно, что правящая верхушка не почувствовала в 'Дмитрии Ивановиче' своего царя, более того, она ощутила, что от царя могут исходить многие неприятные сюрпризы не только в настоящем, но и в ближайшем будущем. Вскоре против царя созрел мощный заговор дворцовой элиты, во главе которого стал известный боярин Василий Шуйский. В ходе выступления против Лжедмитрия Шуйский сделал весьма талантливый, если не гениальный, шаг. Стремясь вовлечь в организованное им восстание московскую 'чернь', боярин сказал им, что надо всем скопом спешить в царский дворец, так как польские солдаты собираются убить царя. Легко смяв караулы, огромная толпа во главе с Шуйским и другими заговорщиками ворвалась в царские хоромы. Сам же самозванный царь в считанные секунды превратился в жалкого беглеца, не думавшего ни о чем, кроме спасения собственной жизни. Лжедмитрий сумел оторваться от преследователей и выпрыгнуть в окно, но сам прыжок оказался неудачным, и при падении царь-беглец сломал ногу.
Но в весьма тяжелом для Лжедмитрия положении у него нашлись защитники. На помощь ему поспешил караул, состоявший из бывших повстанцев Слободской Украины. Подняв самозванца с земли, часовые отнесли его в одно из дворцовых помещений. Судя по всему, это было их ошибкой: если они по-настоящему хотели сохранить жизнь уже фактически низложенному монарху, то должны были унести его как можно дальше с территории дворца.
На некоторое время преследователи потеряли самозванца из виду. Но заговорщики тщательно обыскали весь дворец, и местоположение Лжедмитрия было обнаружено. Надо отдать должное украинской страже - своего царя она защищала до последней возможности, убив при этом двух сторонников Шуйского, но огромное численное преимущество нападавших заставило наших земляков в конце концов капитулировать. Сам Лжедмитрий оказался в руках врагов, был обвинен ими в самозванном захвате власти и в упор застрелен из ружья одним из заговорщиков.
______________________________
Большая авантюра Первой Речи Посполитой ("Tygodnik Powszechny", Польша)
Илия, поляки и пьяный десант ("Rzeczpospolita", Польша)
