Саммит БРИКС, который проходит в китайском городе Сань, отличается от двух предыдущих (в России и Бразилии) расширенным составом. К неформальному объединению официально присоединилась Южная Африка. Однако дискуссии вокруг этого заседания в мире идут все те же – что, собственно, объединяет теперь уже пять стран, далеких друг от друга географически, культурно и политически?
В истории мировой политики можно найти разные примеры того, как возникали и развивались международные институты, но БРИК не имеет аналогов. Остроумная аббревиатура, придуманная в 2003 году сотрудником компании Goldman Sachs Джимом О’Нилом в коммерческих интересах – для привлечения внимания клиентов к растущим рынкам, зажила собственной жизнью. По выражению российского политолога Вячеслава Никонова, БРИК стал самосбывающимся пророчеством.
После мирового финансового кризиса, который продемонстрировал разницу в экономическом развитии стран БРИК, скептики объявили о скором конце этой неформальной группы. Особенное недоумение западных комментаторов вызывает наличие в ней России – что сырьевое государство с неясными перспективами модернизации делает среди «лидеров будущего»?
Россия, действительно, выбивается из общего ранжира. И отнюдь не только тем, что темпы ее роста сильно уступают китайским или индийским. Бразилия, Индия, Китай, ЮАР последние пару десятилетий планомерно поднимаются вверх, преодолевая (все по-разному и с неодинаковым успехом) бедность и отсталость. Россия же пережила беспрецедентное падение 20 лет назад, после чего начала подъем, но так и не нащупала устойчивую траекторию роста. Однако даже в период после крушения СССР Россия не опускалась до уровня «третьего мира». Точнее проблемы, с которыми столкнулась страна, были совершенно иного характера, чем те, которые до сих пор преодолевают остальные участники БРИКС, пусть даже они и обгоняют Россию по цифрам экономического роста.
Впрочем, сомнения относительно того, насколько правомерно причисление России к локомотивам будущего наравне с другими странами БРИКС, были бы обоснованны, если бы речь по-прежнему шла о том, о чем писали американские банкиры, – то есть о финансово-экономических перспективах. Однако БРИКС для стран-участниц имеет, прежде всего, политическое содержание, что отражает объективную потребность в более диверсифицированном и менее западно-центричном мировом устройстве. Об этом, кстати, прямо сказал на днях министр иностранных дел России Сергей Лавров: это, в первую очередь, геополитическое объединение.
Примечательно, что в время недавнего голосования в СБ ООН по Ливии «старый» БРИК проявил удивительное единодушие – Россия, Китай, Индия и Бразилия воздержались, создав впечатление согласованной позиции. ЮАР, правда, поддержала западную коалицию.
Существуют объективные причины, по которым БРИК вызывает растущий интерес.
Во-первых, широко распространившееся ощущение того, что система мировых институтов не соответствует реальным процессам XXI века, а реформа не идет дальше слов. Можно находить множество различий в позициях пяти очень разных стран. Но все они по собственным и, как правило, несовпадающим причинам не удовлетворены своим нынешним положением. Многополярное мировое устройство требует иных форматов, чем те, что обслуживали биполярный мир в холодную войну. А, по сути, они с тех пор почти не изменились. Не случайно в декларациях БРИК встречаются сомнения в легитимности существующей системы. Однако рассчитывать, например, на реформу Совета Безопасности ООН, которая отражает расстановку сил 1945 года, не приходится – нынешние постоянные члены, имеющие привилегии, не собираются делиться ими с кем бы то ни было. Это, правда, относится и к двум бриковцам – России и Китаю.
Во-вторых, очевидна необходимость поиска по-настоящему новых подходов к решению глобальных проблем. Во всех пяти странах полагают, что мировой дискурс практически монополизирован Западом. Это не только не соответствует ни экономической, ни даже политической расстановке сил, но и служит препятствием для нахождения свежих решений, которые могут появиться только в результате расширения дискуссии.
В-третьих, все пять стран ощущают ограниченность своих попыток повысить собственные вес и влияние на международной арене, действуя исключительно в рамках существующих структур. Можно сказать, что Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР ищут способы усилить свои переговорные позиции в процессе формирования будущего мирового устройства. Тот факт, что они представляют все значимые части света, придает их стремлениями дополнительную обоснованность.
Все страны, образующие БРИК, - это потенциально не просто быстро развивающиеся государства, а основные «полюса» многополярного устройства. И именно поэтому сводить критерии существования объединения государств к экономическим показателям значит руководствоваться ошибочным методом его анализа.
России, которая 1991 года пока так и не обрела устойчивой внешнеполитической идентичности, идея БРИК подвернулась как нельзя более кстати. Трудно было найти более удобный формат для того, чтобы, во-первых, скорректировать общий вектор внешней политики, усилив незападное направление; во-вторых, напомнить о наличии у страны глобального горизонта, которая после распада СССР сузился до скорее регионального охвата; в-третьих, подчеркнуть общность с государствами, лидирующими по темпам и качеству экономического роста. И все это на неконфронтационных основах, поскольку все участники данного формата решительно отрицают, что строят свою организацию против кого-то. Правда, в США им все равно не верят, там доминирует представление о БРИКС как о структуре, нацеленной на ослабление Америки.
Сформулированного желания такого рода у стран-участниц нет, тем более что они связаны с Соединенными Штатами тесными отношениями взаимозависимости – экономической (Китай, Индия, Бразилия) или политической (Россия). Впрочем, что бы ни говорили или даже думали в столицах БРИКС, поскольку речь идет о замкнутой международной системе, правы те из аналитиков, которые говорят: рост влияния группы стран может идти только за счет сокращения, пусть и относительного, влияния Запада.